Суда не будет (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

Вовка вернул Николаю «Яву» в целости — я заметил, как Синицын радостно улыбнулся. Но длилась Колина радость недолго. Я тоже воспользовался моментом: заявил, что тоже опробую возможности мотоцикла. Волнения перед общением с железным конём я не почувствовал. Словно ездил на мотоциклах чаще, чем в инвалидном кресле-коляске. Настроил под себя шлем. Завёл мотоцикл ещё до того, как Синицын возразил мне или одобрил мою просьбу. Лихо запрыгнул в седло — мотоцикл резко сорвался с места.

Я понял в первые же секунды поездки, что чувствую себя в роли мотогонщика вполне уверенно. Словно ездил на мотоциклах регулярно. Или же это делал раньше мой старший брат Димка. Мотоцикл в считанные секунды развил неплохую скорость: без малого восемьдесят километров в час. Быстрее я по этой улице не поехал, пожалел свои локти, колени и Колин «Ява-350». Объезжал дыры в дорожном покрытии, как заправский гонщик экстремал. Резко поворачивал, почти не снижая скорость и рисуя шинами на асфальте.

Завершил прогулку по кварталам — вернул Синицыну мотоцикл едва ли не с сожалением. Заметил на Колином лице капли влаги, будто в ожидании меня Николай проделал от скуки комплекс физических упражнений. Увидел ироничную улыбку на Вовкином лице. Услышал, как Женька Бакаев сказал: «Это ж КГБшник. Я же говорил тебе, Николаша. Их и не такому учат. Ничего бы с твоим мотоциклом не случилось». Я передал мотошлем Бакаеву, отошёл от хорошо показавшего себя на трассе между домами железного коня.

— Отличный мотоцикл, — сказал я. — Прекрасное приобретение. Замечательное вложение денег.

Коля Синицын снова просиял улыбкой. Он даже не дёрнулся, когда к мотоциклу подошёл Бакаев.

Женька Бакаев проехался на мотоцикле чинно, не торопясь. Будто отправился не на гонку, а на экскурсию по улице. Не проявил он особых эмоций и по возвращении. Лишь сказал, что «техника рабочая». Передал мотоцикл… Наде. Надя надела на голову шлем, умело завела двигатель. Я заметил на Вовкином лице такое же удивление, какое ощутил сам. Раньше не подозревал, что Надя ездила на мотоцикле. Вовкина жена сделала круг вокруг квартала. Без спешки, как и Бакаев. Вернула мотоцикл Коле — её глаза задорно блестели.

— Всё! — сказал Синицын. — Покатались, и хватит. Как малые дети, честное слово.

Коля нахмурил брови.

Майор Бакаев кивнул и скомандовал:

— Допиваем вино, мужики, и расходимся по домам.

По возвращении домой я сразу же взял в руки Димкину записную книжку (она сиротливо лежала в прихожей на полке под зеркалом, куда я её примостил). Пролистнул её от корки до корки. Помнил: Лёша Соколовский сказал, что у Димки есть номер его домашнего телефона. Вот только в записях брата фамилию Соколовский я не отыскал. Зато нашёл номер с пометкой «Л. С. Д.» Сам номер знакомым не выглядел (в прошлой жизни я Соколовскому не названивал). Но помечавшая его аббревиатура вполне годилась для записи Лёшиного номера: «Лёша Соколовский, домашний». Те более, что рядом на странице имелся и номер с пометкой «Л. С. Р.», что вполне могло обозначать: «Лёша Соколовский, рабочий (или „резиденция“, как мы называли здание администрации городского рынка)».

Я набрал номер — после второго гудка мне услышал женский голос.

— Алло? — спросила женщина.

— Здравствуйте. Мне нужен Алексей Михайлович Соколовский.

— Алексей Михайлович сейчас не может подойти к телефону, — объявила женщина. — Что ему передать?

— Пусть перезвонит Рыкову Дмитрию Ивановичу.

— Хорошо. Я передам. Продиктуйте ваш номер.

Я назвал цифры.

— Хорошо, — повторила женщина. — Алексей Михайлович перезвонит вам. Если сочтёт нужным.

Глава 8

Телефон в моей квартире ожил лишь в воскресенье, через три четверти часа после полудня. По пути в прихожую я взглянул на циферблат наручных часов. Прикинул, что в это время, но в прошлое двадцать восьмое июля девяносто первого года, у меня уже состоялся разговор с Ромой Кислым.

Кислый тогда покинул мой двор примерно в полдень. Я запомнил этот момент, потому что по воскресеньям в двенадцать часов дня Надя обычно кормила нас обедом — строго по расписанию. В тот раз мы пообедали чуть позже: когда обсудили с женой мой разговор с прихвостнем Лёши Соколовского.

Я выждал, пока телефон издаст очередную трель, и лишь тогда снял трубку.

Услышал в динамике шипение человеческого дыхания.

— Рыков, — сказал я. — Слушаю.

— Здравствуй, Дмитрий Иванович, — вкрадчиво произнёс Соколовский. — Говорят, ты искал меня? Раньше перезвонить тебе не смог. Дела не отпускали, как ты сам понимаешь.

— Есть разговор; не по телефону, — в Димкиной манере отчеканил я.

Я не видел сейчас Лёшино лицо, но буквально почувствовал: Соколовский улыбнулся.

— Всегда рад пообщаться с умными людьми, — заявил Лёша. — А тебя, Дмитрий Иванович, я считаю очень умным. Приезжай… эээ…

Я молчал; выжидал, пока мой собеседник изобразит раздумья.

— … Ко мне домой, — сказал Соколовский. — Сегодня. Часикам к шести. Посидим, поболтаем. Немецким пивом тебя угощу. Ты любишь немецкое пиво, Дмитрий Иванович?

— Нет.

— Ну… есть наша, советская водка. Ледяная. Под маринованные грибочки хорошо пойдёт. Мне в начале недели грибочки свежие привезли. Из Закарпатья. Мой адрес знаешь? Я живу…

— Знаю, — сказал я. — Приеду. В шесть.

Положил на рычаги трубку. Посмотрел на Димкино отражение в зеркале. Во взгляде старшего брата мне почудился ледяной блеск. Я подумал о том, что на меня Димка вот так никогда не смотрел. Я помнил его совсем другим. В моём присутствии старший брат обычно выглядел весёлым, немного циничным. Но я не никогда не видел его злым.

Смотревший на меня из зеркала Димка не казался злым и сейчас. Вот только теперь я понимал: это его внешнее спокойствие было обманчиво. Или не было? «Это не Димка злится, — мысленно сказал я сам себе. — Это разозлился ты, Вовчик». Димка среагировал на мои мысли ироничной улыбкой. Или так на них отреагировал я?

После разговора с Соколовским я пробыл дома меньше четверти часа. За это время я нарядился в свежую выглаженную белую рубашку. Натянул чистые синие джинсы с изображением орла на патче и с надписью «Montana». Повертел в руке пистолет, но всё же покачал головой и сунул его под сидение кресла. Остановился напротив зеркала, засучил на рубашке рукава, поправил воротник.

Подумал о том, что в таком виде хорошо было бы двинуть на свидание с молодой красоткой, а не на встречу с хитросделанным провинциальным бандитом. Смоченным под краном носовым платком я протёр стекло на циферблате наручных часов, а затем носы кожаных туфель. В Димкиной манере подмигнул собственному отражению и взял с полки ключи от «копейки».

От дома я свернул в сторону городского рынка.

На рынке порадовал продавцов своей щедростью: за десять килограммов конфет заплатил примерно ту же сумму, какой в начале восьмидесятых годов мне хватило бы на выкуп половины ассортимента гастрономического магазина.

С уже разложенными по бумажным кулькам конфетами я поехал в гости к племяннице.

Во дворе Вовкиного дома я застал своего младшего брата и его жену. Они сидели за столом под вишней. Лицом к лицу. Тихо переговаривались, будто готовившие свержение власти революционеры.

Вовка и Надя замолчали, услышав скрип калитки. Синхронно повернули головы в мою сторону. Я заметил, что Вовка выглядел раздражённым: он хмурился, поигрывал желваками на скулах.

Надя тоже хмурила брови. Она нервно покусывала губы — те выглядели яркими, будто накрашенные помадой. Испуг в Надином взгляде я не заметил — увидел в нём обеспокоенность и решимость.

Я помахал Вовке и Наде кульками конфет (взял с собой только два — остальные оставил в машине для следующих визитов к Лизе). Громко и бодро поздоровался. Подошёл к столу.

Сказал:

— Ну и вид у вас, товарищи родственники. Будто вы привидение увидели. Вы меня ни с кем не перепутали?