Андрей Посняков - Вещий князь: Сын ярла. Первый поход. Из варяг в хазары. Черный престол (сборник)
– Эй, парень. – Истома подергал приказчика за рукав. – Ты не забудь, насчет сукна-то.
– Не забуду, – угрюмо отмахнулся тот. Раскосые глаза его пылали ненавистью и злобой.
– Убью, – яростно шептал приказчик, сжимая рукоятку кинжала. – Убью!
Глава 14
Молитва друида
В каждой земле
Есть варвары.
Они пожирают
Наши сердца.
Осень выдалась хмурой. По низкому небу ветер гнал серые косматые тучи, хлестал землю промозглым дождем. Еще чуть-чуть – и замерзнет Днепр, покроется толстым зеленоватым льдом, покроется снегом, и потянутся по белым сугробам санные пути-переходы, к граду Киеву и дальше, в земли древлян и радимичей. А пока же не пройти, не проехать ни конному, ни пешему, разве что на лодке, пользуясь последней возможностью. Да и тот путь опасен – дожди, туманы, да и ветер – перевернет лодку, и все, кто в ней плыли – на дно, в объятья водяных да русалок.
– Посматривай, посматривай! – кричал, ворочая рулевым веслом, кормщик – кряжистый бородатый мужик в серой посконной рубахе и теплой безрукавке из бобровых шкур. Впереди, на носу, держась за высокий форштевень с изображением зимнего солнечного идола – Чернобога, покровителя мрака и холода, стоял молодой парень, почти мальчик, без шапки, с русыми, мокрыми от дождя кудрями и каким-то жалобным, заостряющимся к подбородку, лицом. Юноша напряженно всматривался в мрачный, быстро приближающийся берег, время от времени вытирая лицо рукавом. На берегу, вдоль реки, густо росли синие мохнатые ели, шумели высокими вершинами сосны, облетевшие ивовые заросли, бесстыдно голые, спускались к самой воде. Вот, меж кустами, мелькнуло что-то серое. Опрокинутая лодка-однодеревка, прибитая к берегу волнами? Или просто топляк? Нет, ни то и ни другое. Похоже, это все-таки были мостки.
– Приплыли, княже. – Парень обернулся, указав на мостки. В середине небольшой ладьи, у сложенной мачты, посреди вооруженных воинов, стоял князь – высокий человек, еще довольно молодой, вряд ли намного старше впередсмотрящего. Голову его покрывала круглая бархатная шапка с бобровой опушкой, ярко-алый плащ-корзно давно промок и противно лип к темно-зеленому кафтану доброго фризского сукна. Под ногами, несмотря на все усилия черпальщиков, хлюпала вода. Крупные холодные капли стекали с шапки на длинный нос и рыжеватую бороденку князя. Да и вообще, вид он имел какой-то невзрачный, не княжеский, сутулился, скалил зубы, суетился без особой нужды. Вряд ли кто-нибудь поверил бы, что он знатного рода, если б не глаза. Черные, страшные, они, казалось, прожигали собеседника насквозь, и никто не чувствовал себя хорошо, поймав на себе такой взгляд.
Обернувшись к кормщику, князь повелительно махнул рукой. Тот кивнул, что-то крикнул гребцам. Весла левого борта вспенили воду, и, повернув направо, небольшая ладья ловко уткнулась носом в мостки.
Стоящий на носу юноша быстро прыгнул вперед и, едва удержавшись на скользких мостках, подхватил брошенную с ладьи веревку.
– А ты и вправду хорошо знаешь здешние места, – выбираясь из ладьи, одобрительно вымолвил князь, и юноша зарделся. Остренькое, смешное лицо его на миг озарила довольная улыбка. А дождь все не кончался, барабанил по ветвям елей, прибивал к земле коричневую прошлогоднюю хвою, стекал по щекам насквозь промокшего юноши, Юрыша. Тот не чувствовал промозглого осеннего холода, еще бы, люди князя Дира посулили ему целую куну! Он действительно неплохо знал эти места, охотился вместе с отцом, пока в прошлое лето того не задрал медведь. С тех пор он, Юрыш, в семье главный кормилец. Жили они в Киеве, у Копырева конца, и жить было непросто. Кроме старшего, пятнадцатилетнего Юрыша, в доме еще шестеро младших детей, два брата и четыре сестры. Все есть хотят, хоть братья и не сидят без дела – с утра до вечера на торгу да на пристани – где чего помочь, где что запромыслить. Вот и он, Юрыш, так же. Там же, у пристани, услыхал он от рыбаков о том, что люди Дира ищут проводника к дальнему Перунову капищу, что уже почти в древлянской земле, на север от Киева. Дир-князь был варягом, таким же, как и князь Аскольд, истинный правитель Киева, приглашенный именитыми людьми. Дир же был молодым, некрасивым и безвластным. Никто – в том числе и сам Аскольд – не считал его соправителем. Просто был Дир из знатного варяжского рода какого-то Сигурда, а Аскольд – Хаскульд когда-то с этим самым Сигурдом дружил. Вот и привечал Дира, Дирмунда, как его звали варяги. Некоторые даже за глаза называли его не просто Дирмундом, а Дирмундом Заикой, хотя молодой варяг вовсе не заикался. Хорошо ли, плохо было, что князем в городе – приглашенный варяг? Юрыш, как и все киевляне, таковым вопросом не интересовался. Хорошо, плохо… Да обычно. Ни хорошо, ни плохо. Были в Киеве князья и задолго до варягов, а Хаскульда пригласили, когда пресекся прежний княжеский род, идущий, как говорят, от самого Кия. Варяги – князья удобные, никому из местных «сильных людей» не родичи, значит, и справедливее правят. А ежели несправедливо, так можно и скинуть головой в Днепр, как уже бывало не раз в стародавние времена, правда, тогда не варягов, тогда своих скидывали, ну, а уж с варягами-то еще легче получится. Хаскульд пока правил по справедливости. А Дирмунд ему жутко завидовал – об этом все знали. Да и как не позавидовать? Поставить себя на место Дира – вроде князь, а вроде – и нет. Все от Хаскульда-Аскольда зависит. Впрочем, все это Юрыша мало заботило, ему-то уж все равно князем не быть. А заработать – что ж, чего ж не заработать? Тем более – куну!
– Сюда, княже. – Размокшая глинистая тропинка, ведущая через лес к старому капищу, вилась меж деревьями чуть заметной змейкой. Юрыш и последовавший за ним князь с тремя воинами углубились в лес и быстро пошли по тропе. Вокруг высились мохнатые ели, седые от влаги. Было темно, но зато не очень сыро – дождевые капли, задержанные кронами деревьев, почти не попадали на землю. Долго они шли, нет ли – Юрыш не мог бы сказать, поглощенный лишь тем, чтобы не сбиться с пути, слишком уж много времени прошло с тех пор, как они охотились здесь с отцом. Ага, вот и старый дуб с вросшими в кору кабаньими челюстями. Челюсти скалились, и казалось, это никакой и не дуб вовсе, а страшное лесное чудовище. За дубом виднелась небольшая полянка с покосившимся от времени частоколом и серыми бревенчатыми строениями – капищем, приземистой хижиной, колодцем. Видно, когда-то здесь жили жрецы. Но теперь в эти места пришли древляне, не очень-то жаловавшие Перуна и совсем не горевшие желанием приносить ему обильные жертвы. Гораздо выше Перуна древляне ставили солнечного Даждьбога. Перуна, конечно, побаивались, но не настолько, чтобы ежемесячно забивать для него быков, как прежде поступали люди из переселившегося ближе к Киеву затерянного Полянского рода. Вслед за ними покинули капище и жрецы, и навещали теперь его лишь иногда, летом, в месяц червень, названный так из-за червей, в обилии выползавших из черной земли навстречу солнечному теплу. Из этих червей делали багряную – «червленую» – краску, коей покрывали щиты и стяги. Ромеи же называли этот месяц – июнь. Ну, а сейчас стоит на дворе грудень-полузимник, еще чуть-чуть, и зима! Не застыла бы река, успеть бы обратно. Грудень – потому как груды гниющих листьев везде, ну а почему полузимник – понятно.
– Вот и капище, – сказал Юрыш, и князь по-хозяйски прошел за частокол, словно отлично знал, где здесь что. Зачем тогда проводника брал? Юрыш пожал плечами – не его это дело. Наоборот, хорошо, что князь не понадеялся на свою память, хоть заработать можно аж целую куну. Хватит, чтоб запастись житом на зиму, да еще купить недорогих подарков матушке, да братьям-сестрам. Стеклянных разноцветных браслетов, подвесок из звенящей бронзы да медных колец. Размечтался Юрыш – глаза прикрыл, и на дождь – никакого внимания. Отошел в сторонку, к колодцу, прислонился к сосне, что росла рядом… мечтал… даже не сразу увидал идущего прямо к нему князя. За ним – воины, тоже варяги.
– Эй, отрок. – Князь подошел ближе, заглянул в глаза. В левой руке, на ладони, он держал серебряную монету – не обманул! – правую зачем-то заложил за спину.
– Нагнись-ка к колодцу, отрок, – засмеялся князь. – Достань водицы.
Юрыш пожал плечами. Водицы, так водицы. Жалко, что ли? Наклонился… И почувствовал, как вывернули ему руку вмиг навалившиеся сзади воины. А из глубины колодца пахнуло вдруг смрадом, какой бывает от гниющего мертвого тела. Ничего не понимая, Юрыш почувствовал боль в вывороченных суставах. От колодца его потащили куда-то… нет, не в капище, и не к дубу, а в лес. Зачем-то сорвали каф-танишко, рубаху. Холодный дождь замолотил по голому телу. Юрыш поежился, закричал. Кто-то из воинов ударил его в челюсть, остальные привязали за руки к толстому стволу сосны. Кора и сучки больно впились в спину. Да что же это происходит? Разве он их привел не туда?
