Андрей Посняков - Вещий князь: Сын ярла. Первый поход. Из варяг в хазары. Черный престол (сборник)
– Есть одно дело, Истома, – сказал Имат по-славянски. – Заработать можешь изрядно… Хочешь? Тогда слушай: помнишь, я говорил про Езекию, племянника бен Кубрата? Так вот, Езекия частенько пускается в торговые дела помимо своего дяди, но на его средства, разумеется, а тот, старый ишак, ничего не замечает… впрочем, может, и замечает, да пока молчит до поры до времени, верно, замыслил какую-то пакость, с него станется. В общем, Езекия частенько берет левый товар, тот, что проникает в Итиль в обход каганских застав. За такое дело можно лишиться головы или… хе-хе… кое-каких других частей тела, но парень рискует, понимая, что бен Кубрат вполне может оставить его без наследства, от этакого скупердяя всего можно ожидать. И рискует Езекия по-умному, много не берет и берет не у всех. Только у тех, кого хорошо знает. Меня он знает. И знает, что я не очень-то в ладах с Вергелом. Впрочем, не о Езекии речь. Вернее, не только о нем. О бывшей твоей рабыне…
– Знаешь что? – Истома подозрительно осмотрелся вокруг. – Давай-ка об этом после переговорим. Где-нибудь…
– Якши! – Имат неожиданно улыбнулся и предложил встретиться в бане, что напротив синагоги толстого ребе Исаака. Этот самый Исаак заодно был и хозяином бани.
– Баня? – Истома блаженно потянулся. – Хорошее дело. Давай завтра.
– Договорились, – кивнул приказчик и, попрощавшись, быстро пошел прочь.
– Чего это они там шепчутся? – Один из торговцев посмотрел на укрывшуюся за деревьями парочку. В ватных штанах и теплых валяных сапогах, закутанный в толстую накидку, торговец не очень-то замерз, хотя и стоял здесь с самого утра, выкупив место у рыночного тудуна. Торговля, впрочем, шла неважно – разложенные прямо на земле выделанные лошадиные шкуры сегодня не находили своих покупателей, что и понятно – товар специфический, и те, кому он надобен – обувщики, седельщики, кожевенники – привыкли покупать его всегда в определенном месте, а то и заказывать заранее с доставкой на дом, вернее – в мастерскую. Мало-мальски опытный торговец давно бы обо всем догадался, но только не этот. Казалось, его мало интересовала торговля. Но стоял он не просто так, периодически, в обход двух лариссиев-стражников, подходили к нему подозрительные личности в затрапезных халатах, в лисьих шапках, давно проеденных молью. Останавливались, якобы прицениваясь к шкурам, а на самом деле – о чем-то шептались, спрашивали, уходили.
– Э, не везет тебе, брат! – сворачивая свой товар – грубые накидки и подседельники, поцокал языком седобородый иссохший старик – сосед по прилавку.
– Ничего! – Обернувшись, незадачливый торговец конскими шкурами растянул губы в улыбке. Глаза его, тем не менее, не улыбались. Это были холодные и наглые глаза хищника.
Старик испуганно отвернулся и поспешно убрался прочь. Торговец шкурами ухмыльнулся и подозвал двух нищих мальчишек, крутящихся неподалеку.
– Ты! – Он ткнул камчой в грудь худющего рыжего пацана с босыми, в цыпках, ногами. – Сложишь шкуры, отнесешь к амбарам. Получишь лепешку.
– А ты… – Торговец взял за плечо второго, который был посильнее и повыше первого, – видишь вон того человека? – Он показал на поспешно уходящего с торга Истому. – Догонишь и скажешь, что с ним хотят поговорить.
– Да, хакан! Слетаю мигом… Только… – Пацан замялся. – Только что мне сказать, если он спросит, кто именно хочет с ним поговорить?
– А ты не глуп, – похвалил торговец. – Если спросит, покажешь на меня – я скоро подъеду.
Мальчишка убежал, а его товарищ, мокрый от пота, уже давно таскал конские шкуры в общественный амбар, место в котором было арендовано у того же рыночного тудуна.
– Кто? Кто меня спрашивает? – вздрогнув, обернулся Истома. – Что-то знакомое показалось вдруг ему в облике стремительно приближающегося всадника. Смуглое лицо, жесткое, волевое. Черные, глубоко посаженные глаза, узкие, даже чуть раскосые. Неужели… Да, так и есть…
– Здрав будь, Сармак, – пряча в рукаве кинжал, радостно воскликнул Истома. – Как твое драгоценное здоровье? Толст ли твой нос? Хорошо ли молоко в табунах?
Спешившись, Сармак поклонился, в свою очередь справился о здоровье. Зыркнул глазами в сторону лариссиев, спросил злым шепотком, не знает ли случайно Истома, почему не удался так тщательно спланированный набег там, на реке? Почему погибло столько лучших воинов, а в результате – ничего? И откуда охрана купца узнала про готовящееся нападение?
– Может, ты и их тоже предупредил, а, Истома-хакан? – Сармак зло прищурил свои и без того узкие волчьи глаза.
– Это случай, Сармак. – Истома пожал плечами. – Щенок Лейв что-то заподозрил и не остановился там, где мы хотели. Хотя… Ты сказал, вы на кого-то напали? Интересно, на кого?
– Вот и мне очень интересно.
Истома сплюнул:
– Кажется, я догадываюсь, на кого. На купца Вергела, больше за нами никто не шел. Поверь, я про то не ведал.
– Поверить? – На широких скулах печенега заиграли желваки. – А кто вернет погибших? Иртела, Хакима, Астенджи? Князь Хуслай последний раз простил меня… и велел сделать кое-какие дела здесь. И ты мне поможешь.
– Но я здесь никого не знаю, – сказал Истома, прикидывая, как бы половчее и незаметно для стражников метнуть кинжал в горло надоедливому собеседнику.
– Узнай. – Сармак вертел в руке какой-то непонятный блестящий предмет, видимо, талисман. – У меня есть товар, что мы взяли в обход каганской стражи. Сукно. Хорошее сукно из полночных стран, которое надо срочно продать…
– И при этом не платить торговую пошлину, – мгновенно прокачав свою выгоду, усмехнулся Истома. – Есть у меня один человек на примете.
– Кто?
Истома махнул рукой:
– Езекия, племянник купца бен Кубрата.
– Бен Кубрат? – недоверчиво переспросил Сармак. – Он не такой дурень, чтобы пускаться в столь опасные дела на старости лет.
– Я не сказал – бен Кубрат, я сказал – Езекия.
– А какая раз… – Сармак осекся. – Я понял тебя, Истома-хакан… Встретимся здесь же, через три дня. Я буду торговать кожами. И, можешь не беспокоиться – в случае удачи мы простим тебе то серебро, что дали за караван. К тому же ты еще и прилично заработаешь. Только на этот раз сделай все четко. Если же нет…
– Не волнуйся, Сармак. – Истома приложил руку к груди. – Сделаю все, как надо. Рад, что мы договорились… А ведь ты был уже почти мертвяком, – прошептал он, убирая кинжал в ножны.
И почти то же самое самодовольно подумал Сармак, пряча за отворот рукава маленькую железную звездочку с остро заточенными лучами, что согревал в ладони на протяжении всей беседы. Метнув такую звездочку с особой сноровкой, можно было запросто пробить лобовую кость.
Хельги так и не вспомнил, где он видел, и видел ли эту смешливую хазарскую девчушку – тоненькую, востроглазую и говорливую, как горный ручеек. Может быть, она чем-то походила на сестрицу Еффинду? Или даже – чуть-чуть – на Сельму? По крайней мере, улыбалась похоже. Залима, так ее звали. Сказала, что прислана хозяйкой по неотложному делу. Какому? Пока молчала. Хорошо хоть, назвала имя хозяйки. Халиса. Законная супруга каган-бека Завулона, по сути – первого конунга Хазарин! Интересно, зачем понадобился ей скромный варяжский ярл? Хотя догадаться можно было…
– О, у моей госпожи к тебе очень важное дело! – держась за луку седла, Залима бежала рядом с конем ярла. – Ты узнаешь, когда мы придем… Только уговор – коня оставим у коновязи, что при бане толстого ребе Исаака, там многие лошадей оставляют, их, коней-то, там и накормят, и натопят, пока хозяева в бане. Вот и ты так сделай, господин.
– Ничего не понимаю, чего она там щебечет? – пожал плечами Хельги и, наклонившись к девушке, посоветовал ей говорить помедленнее. Та закивала, но медленней говорить не стала, то ли не поняла, что попросил ярл, то ли вообще медленнее говорить не умела.
Солнце еще не совсем зашло, еще цеплялось оранжевыми лучами за лесистые сопки, перегораживая серебристую ленту реки длинными черными тенями, однако, в синем, быстро темнеющем небе, уже проглядывали звезды, пока еще бледные, и белый, словно покрытый изморозью, полумесяц тихонько покачивался рядом с ними, отражаясь в светлых речных водах. Итиль, или Ханбалык, как его еще иногда называли, растянулся вдоль реки больше, чем на фарсах, а фарсах, как рассчитывали арабские купцы, это столько, сколько пройдет путник за час, не волоча ноги, но и не очень спеша. Глинобитные дома горожан, белые войлочные юрты, бани, христианские храмы, синагоги, мечети (из тех, что еще не успели закрыть по указу кагана), крытые рынки и кирпичные дворцы тарханов – все эти здания не теснились, не лезли друг на друга, а располагались вполне вольготно, повинуясь уж никак не прихоти архитектора, а только лишь воле самих хозяев. Вокруг домов, окружая их, росли великолепные ухоженные сады – яблони, груши, вишни, виноград – правда, сейчас, ввиду поздней осени, они уже не имели того цветущего вида, что радовал глаз еще не так давно, однако и теперь сады производили впечатление на приезжих – уж слишком много их было. На середине реки, на высоком острове белел Сарашен – «Белая крепость» кагана, к которому с каждого берега вели широкие плавучие мостки, тщательно охраняемые лариссиями.
