Совок 13 (СИ) - Агарев Вадим
Предупредив его, чтобы через двадцать минут он ждал меня на углу, я, не теряя времени, рванул за деньгами, которые остались в Октябрьском.
Прошмыгнув мимо ОДЧ и не попавшись на глаза дежурному, я сквозанул по лестнице на свой этаж. На этом моё везение закончилось. До поворота из общего коридора в свой аппендицит я не добежал каких-то пяти шагов.
— А ну стой! Стой, я тебе говорю, Корнеев! — несмазанной пилорамой взвизгнула из-за спины сразу же узнанная мной Антонина, — Ты почему на рабочем месте с самого утра отсутствуешь? Тебя Алексей Константинович уже два часа, как найти не может! Я четвёртый раз уже к тебе иду! И телефон ты не берёшь! — в четверть минуты всё про меня рассказала она, не утаив ни одной моей подлости.
Пришлось застопорить ход до полной остановки и резко развернуться на сто восемьдесят градусов. И упереться в колючие глаза, и в расположенные ниже них очки плотно набитого второго номера. На мой непредвзятый взгляд, бюстгальтер Тонечке был явно маловат. Сегодня утром, когда проходил в кабинет Данилина, я эту немаловажную частность как-то оставил без должного внимания.
— И снова здравствуй, любимая! — придал я лицу всё доступное в этот предобеденный час обаяние, а голос наполнил маслом, — Вот смотрю на тебя, душа моя, и сердце кровью обливается, как же это я тебя упустил, Антонина⁈ Ведь ты, не побоюсь этого слова, была счастьем всей моей жизни! Ты была так близко, а я дурак, не сделал тебе предложения! Всё тянул, всё не решался! Для чего мне теперь жить, скажи, Тоня? Пойду, застрелюсь, пожалуй…
Не скрывая горя, я покачал головой, показывая, насколько переживаю главную неудачу всей своей жизни. И уповая на присущую чрезмерно активной, но несколько туповатенькой Тонечке внезапную задумчивость, попытался скрыться в своём отнорке. Раньше у меня это получалось и я не видел особых причин, чтобы данный психологический этюд не сработал снова. Но не тут-то было!
— Стоять! — взревело моё несбывшееся счастье, уже на полном серьёзе решившее остановить меня любой ценой, — Ты совсем дурак, Корнеев⁈ Я сейчас закричу! Зачем тебе стреляться и почему это ты упустил? Ну… С чего это ты вдруг взял, что ты меня упустил? — неприязнь в глазах доселе сердитой девицы, уступила место раздумьям позитивного окраса.
И тут мне стало немного грустно. До скрежета зубовного не хотелось, чтобы Антонина подняла сейчас тревогу. Да еще по поводу моего суицида из-за неразделённой любви. И помимо этого меня огорчили процессы, в соответствии с теорией Дарвина эволюционирующие в голове стоящей передо мной решительной барышни. И существенно осложняющие мне коммуникации с ней в дальнейшем.
Я понял, что это тот самый случай, когда закоренелые преступники, чтобы скрыть своё предыдущее злодейство, вынуждены совершать еще более страшное преступление.
— Ну как же, Тоня⁈ Ты же беременная, я это еще со вчерашнего вечера знаю! — прятать своего горя я нужным не посчитал и даже провёл по лицу ладонью. Наверное, смахивая слёзы. — Она, конечно, женщина, как бы это сказать, своеобразная, но такими вещами шутить бы не стала! Да я и сам вижу, что титьки у тебя стали больше. Я же не дурак, Тоня, я же взрослый и понимаю, что лактация, и всё такое прочее…
— Чего-о-о? Это ты-то не дурак⁈ Какая еще лактация⁈ И почему титьки? — на этот раз необходимый эффект был достигнут и Антонина вроде бы надёжно зависла. Но сиськи свои, находясь в ступоре, она всё же проинспектировала, машинально помацав их красно-когтистыми пальчиками.
Мне хватило менее минуты, чтобы заскочить в кабинет и достать из сейфа лидину портфельку с моими трофейными деньгами. Сейф, а потом и дверь я уже замыкал, как в танце. Вальсируя в одном плавном, но очень быстром движении.
И снова мне не хватило одной или полутора секунд. Во всяком случае, именно таким было моё ощущение. Проскакивая между стеной и Тонечкой, я был остановлен ею в движении. На скаку, как торопливый конь при пожаре. Железной дланью этой упитанной, но совсем не монументальной на вид девицы.
— Говори, это какая-такая женщина, Корнеев? — не подразумевающим каких-либо недосказанностей голосом, потребовала от меня ясности сверкающая угольями зрачков Горгона из группы учета следственного отделения, — Кто она, эта женщина, которая шутить, как ты говоришь, не стала бы? Ну?!! Кто тебе сказал, что я беременная, быстро говори, гад! — хватка у девушки оказалась крепкой и изъясняться с ней неопределённостями и междометиями я посчитал нецелесообразным и даже для себя опасным.
И еще я сразу поверил, что силой оторваться сейчас от Антонины мне не удастся. Значит, придётся откупаться от неё откровенной информацией. И не какой-то там пространно эфемерной, а именно той, которую она от меня ждёт.
— Шишко сказала! — твёрдо и прямо глядя в глаза бессовестно оболганной девушки, без колебаний сдал я ненавидящую меня толстуху. До сих пор, кстати, так и непонятно, за что ненавидящую.
— Только ты имей в виду, Антонина, я тебе этого не говорил! И, если что, то слов своих я подтверждать не буду! Это ваши бабьи дела, вот сами между собой и разбирайтесь!
Глава 8
Судя по нетерпеливо-нервному виду, Стас какое-то время уже оттоптался на пятачке перед автобусной остановкой. Притормозив напротив него, я откнопил дверцу и запустил опера на соседнее пассажирское сиденье. И мы наконец-то отправились завершать нашу затянувшуюся мебельную эпопею.
— Серёг, а ничего, если с нами Маринка в магазине побудет? — осторожно покосился в мою сторону Гриненко, — Ты понимаешь, мы как только переехали из своей малосемейки в новую хату, она словно взбесилась. Как будто ей соли под хвост насыпали! Ну и я еще, дурак, по душевной простоте сказал ей, что мы сегодня за мебелью поедем. Вот она и прицепилась, как клещ. Возьми с собой, да возьми! А вчера с самого вечера вообще пилить взялась не переставая! Полночи мозг мне выносила, спать не давала.
Высказывая огульные поношения в адрес родной жены, Станислав старался выглядеть суровым и уверенным в себе главой семейства. И еще он определённо стеснялся показаться в глазах сослуживца подкаблучником своей второй половины. Выглядело всё это комично.
В связи с последними и позитивными жилищными эволюциями, пусть не все, но некоторые ориентиры в его сознании сбились. До недавнего времени, вдоволь и на восемь пятилеток впрок уже нахлебавшись бытовой неустроенности, мой товарищ теперь ощущал себя почти счастливым человеком. Эту радостную метаморфозу было хорошо видно невооруженным глазом. И понять Стаса мне было совсем нетрудно. Я и сам, еще с прошлой совковой жизни неплохо помню эту одинаковую для всех, и потому казавшуюся справедливой, нищету нынешних лет. И вот, посреди серого безрыбья, с обескуражившей внезапностью мой друг вместе со своей супружницей нежданно-негаданно увидели сияние алмазов. В глубине тусклого и беспросветного туннеля, именуемого анусом победившего социализма. Того самого родного и бесконечного тоннеля, гордо прозываемого вершиной социального прогресса и справедливости. И не в какой-то там далёкой туманной перспективе они это увидели. Несбыточное счастье упало в руки прямо здесь и прямо сейчас. Не сказать, чтобы совсем уж запросто и совсем бесплатно. Но всё равно, совершенно точно, что дворянские хоромы Гриненкам достались не почину. А стало быть, на халяву и никак иначе! И вот теперь, войдя во вкус сладостного приобретательства, оказавшийся умеренным стяжателем советский опер Гриненко бил копытом. Да, следует признать, что погружаясь в мещанство, мой друг делал это сдержанно и даже как-то стеснительно. Однако, справиться с кулацкими рефлексами и скопидомством он был уже не в силах. И как стимулирующий фактор этого необратимого процесса, в растлении старшего лейтенанта решила поучаствовать его благоверная Марина. Которая после заселения в элитный дом на улицу Садовую, в одночасье прочувствовала себя, если и не владычицей морскою, то уж точно, какой-нибудь монгольской королевой. Или, как минимум, румынско-цыганской. И потому до резей в животе хотела своей личной причастности к текущим процессам. К эпохально-шкурным событиям, происходящим внутри её суверенной ячейки общества. А в данном конкретном случае, к выбору мебелей для внезапно свалившихся на неё царских апартаментов. Эта наивная и прежде неизбалованная материальными благами женщина, видимо просто не понимает, что этот самый выбор, вероятнее всего, будет очень невелик. Или он отсутствует вовсе. По нынешним временам, неизобильным на дефицит для простолюдинов, сама возможность приобрести приличные мебеля, уже само по себе есть счастье великое. Ибо дефицитом в стране победившего социализма является всё. Почти всё. Особливо, если без растянутой на долгие годы унизительной очереди. В которой надо отмечаться по ночам в левой тетрадке энтузиаста-общественника.
