Санька-умник (СИ) - Куковякин Сергей Анатольевич

Сказано это было совершенно неприветливым тоном. Как будто я в чем перед ним провинился.

Что так-то? Можно же сказать по-человечески…

Эта поездка на санях запомнится мне надолго. Холод стоял собачий, а мы всё ехали и ехали. Я думал, что скоро в ледышку превращусь.

Нашему сопровождающему в полушубке было хоть бы что, а мы с Раисой совсем закалели.

Так и заболеть недолго…

Хорошо же моя работа начнется, вместо того, чтобы медицинскую помощь оказывать, я сам на больничную коечку улягусь…

Как потом я узнал, ехали мы всего двадцать километров, а мне показалось, что все сто. Зря я дорогой вагон хаял, в санях да по морозу — вот где, холодно-то оказалось.

Наконец показалась какая-то деревня.

Доехали? Нет? Ещё куда-то дальше нас повезут?

У меня уже зуб на зуб не попадал, а Раиса даже не на все мои вопросы отвечала, когда я её о чем-то спрашивал.

— Приехали. Вылезай, — опять как злая собака тявкнул наш сопровождающий.

Что он недобрый-то такой? Нельзя же так…

Вылезай. Легко сказать. В своих ботинках я уже ног почти не чувствовал.

Если на север на работу отправили, так хоть бы экипировали нас соответственно!

Я слышал, что в НКВД со снабжением хорошо. Вон какой полушубок у нашего сопровождающего!

— Вылазим! Вылазим! — торопил меня и Раису Телицину злой мужик в полушубке. — Приехали! Не задерживай.

Ему видно, сбыть нас с рук не терпелось. Подумаешь, фельдшера… Тут не таких, видали.

— Где это мы? — попробовал я задать вопрос сопровождающему.

— Деревня Медведково.

Как ни странно, но я получил ответ на свой вопрос.

Оказалось, нас тут уже ждали. Опять военный в таком же полушубке.

Может, и нам такие тут выдадут? Все в полушубках, и нам счастье выпадет?

— Забирай. Пятеро фельдшеров. Можешь пересчитать, — сказано было встречающему полуживых от холода медицинских работников.

О! Оказывается, наш сопровождающий и шутить умеет!

— Один, два, три, четыре, пять, — поддержал шутливый тон разговора встречающий нас. — Все в наличии. По головам сходится.

Нас поселили в дом к бабке Варваре. Надолго ли? На одну ночь или на время всей работы? Сил спрашивать у меня уже не было.

В избе было тепло.

Благодать… Много ли для счастья человеку надо…

Глава 24

Глава 24 Меня берут на заметку

Мы ещё до конца не отогрелись, в себя после дороги не пришли, как в избе бабки Варвары появились гости.

Это были двое крупных мужчин, опять в тех же белых армейских полушубках.

Везет же некоторым…

В последнее время все мои мысли вокруг еды и тепла крутились. Правильно, это же потребности витальные, без их удовлетворения жизнедеятельность человека очень быстро прекращается. С едой было плохо и лучше не становилось. С теплом… ситуация обстояла не лучше. Моё старенькое пальтишко в Кирове ещё как-то спасало, а тут, в месте моего распределения, мороз был гораздо крепче.

Смотрел я на гостей и о полушубке мечтал. Вот такие дела.

— Здравствуйте, — вежливо поприветствовали нас пришедшие. Сказали они это одновременно, словно по команде.

Мы в разнобой ответили им.

Кто это? Зачем они к нам пожаловали?

Мужчины не представились. Опять же синхронно расстегнули полушубки и уселись на лавку. Один в уголок отодвинулся, а второй широко улыбнулся и принялся нас расспрашивать.

Ну, как, мы же из большого города приехали, а они тут в лесу, в глуши…

Кто мы такие — они знали. Мы же о них — ничего.

Я в тепле после дороги на санях расслабился и не обратил на это особого внимания. Товарищи же мои как-то присмирели и часто между собой переглядывались.

Получилось так, что весь разговор почти с одним мною и шел.

— Как там в Кирове? — такой был задан первый вопрос.

— По-разному, — ответил я.

Какой вопрос — такой и ответ. Конкретнее надо спрашивать.

— Ну, как, люди-то живут? — продолжил сидящий напротив меня, а другой — помалкивал. Даже на нас не смотрел, а что-то на столе бабки Варвары разглядывал. На что там смотреть? Пустой стол. Ничем нас потчевать бабка и не помыслилась.

— По-разному, — не побаловал я разнообразием ответов спрашивающего.

— С питанием как? — начал конкретизировать свои вопросы мужчина.

— Плохо.

Я обрисовал ситуацию. Сказал, что работающий на заводе получает в день от восьмиста грамм до килограмма хлеба, служащие — четыреста-пятьсот грамм, иждивенцы и дети — четыреста грамм. Норма для учащегося в фельдшерско-акушерской школе — те же четыреста.

Чем-то мой ответ мужчине в военном полушубке не понравился. Может, тон ответа? А, чему, радоваться-то? Или — что я со слова «плохо» свой ответ начал?

— Как на заводах работают?

Нашел у кого спросить… Мы же с ребятами не на заводе работали, а учились…

Мои бывшие сокурсники опять помалкивали и мне снова пришлось держать ответ. Сказать я мог немного, так — только то, что слышал.

— Рабочие трудятся по двенадцать часов, часто — дольше. Ночуют прямо в цехах, а хлеба дают мало…

Черт! Черт! Черт! Опять я про этот хлеб!

Как-то само это у меня вырвалось…

Слушающий меня скривился, на сидящего в уголке посмотрел. Тот, как сидел, так и сидит. Пустой стол разглядывает. Думает, наверное, что от этого там что-то появится…

А, что? Я — комсомолец. Как есть говорю, правду-матку режу!

— Выходных — нет, отпуска отменили…

Комментировать эти факты я не стал. И так на меня что-то недобро поглядывает спрашивающий.

— Ну, а эвакуированные?

— Что, эвакуированные? — уточнил я.

— Какие у них настроения?

Что сказать? Какие у них могут быть настроения? Их война с родных мест сорвала, все они потеряли, неизвестно, что с родственниками…

— Эвакуированных много. Говорят, что расселять их уже некуда. Эвакуированные с заводами живут в недостроенных бараках, землянках порой без печей и пола, с протекающими крышами.

Откуда я знаю, как эвакуированные живут? На дежурствах в госпиталях наслушался. Не знаю, как врачи, а медсестры часто жизнь эвакуированных обсуждают. Говорят, что у нас-то ещё ничего, а вот эвакуированные… Иногда даже хвастаются, что у эвакуированных купили или выменяли. Выменивают те, у кого родственники в деревне. На ту же картошку…

— Сам откуда? — это уже мне конкретно был задан вопрос.

— Из деревни, — не стал таиться я.

— А, как в деревне?

— Как, как… Одни бабы, подростки и старики. Работают от зари до зари. Мужики на фронте.

Спрашивающий меня опять скривился. Тут-то что ему не понравилось? Что деревенские мужики на фронт ушли, а вся тяжелая работа на земле на плечи баб и подростков легла? Ну, ещё и на стариков немощных.

— Справляются?

— Справляются… А куда деваться. Вот, только — надолго ли это…

Тут мужик в полушубке вскочил, по избе туда-сюда заходил и начал обвинять меня… в неправильном понимании обстановки в стране!

Если бы только это!!!

Меня же какой-то леший дернул сказать, что я всю правду говорю…

Мамочка родная!!!

Что тут началось!

— Так! Я — прокурор лагеря, и усматриваю в твоих словах неверие в советскую власть и упаднические настроения.

Он ещё начал грозить мне наказанием и даже немедленным арестом…

Договорился… Быстренько меня сейчас в барак определят…

Честно говоря, я испугался. Такого оборота дела я не ожидал.

Местные жители — осторожные. Лишнего слова не скажут, опасаются, а я же — «попаданец»… Этим всё сказано. Понесёт меня иногда по кочкам, взрослый мужик, а забудусь временами…

— Погоди, — вступил в разговор второй пришедший. — Не пугай парня.

Сказавший это, перевел глаза на меня.

— А ты, будь внимательней в выражении своих мыслей и эмоций. Смотри, с кем и как разговариваешь.

Много чего мне ещё было сказано, а я только головой кивал. Понял, что наломал дров…

— Ладно. Живи. Но! На заметочку я тебя взял… — прокурор покачал пальцем в воздухе.