Моя попытка прожить жизнь Бессмертного Даоса III (СИ) - Мордорский Ваня

— Ты знаешь, что самое страшное? — его голос внезапно стал тихим, как шелест камыша. — Не размеры этого озера. Даже не одиночество.

Он повернулся, и в его глазах отразилась тысячелетняя безнадежность карпа, который уже и отчаялся стать драконом, и поэтому направо и налево всем говорит о том что таки станет им, что это его судьба.

— Самое страшное — это предсказуемость. Я знаю, что будет в этом озере, как будет и когда будет. Я знаю, что каждую весну одни и те же лягушки откладывают икру в одних и тех же местах. Некоторых я знаю по их крапинках на спине, у них даже есть свой лягушачий патриарх, он даже разговаривать умеет, хотя до сих пор предпочитает квакать. Я знаю, что каждое лето водоросли гниют у восточного берега, наполняя воду горьким запахом. И я их разгоняю силой своей Стихии Воды и выбрасываю на берег, где она сохнет, воняет и в ней заводится противная мошкара. Я знаю, с какой стороны ветер принесет листья с кустов и деревьев, мне даже не надо всплывать со дна, чтобы видеть это. Я знаю, на сколько дней зимой лед скует края моего озера и через сколько он исчезнет бесследно. Я знаю, в какое время дня и где будет тень от тех холмов, и когда она уйдет прочь. Ты знаешь, сколько мне лет, Ван? Ты спрашивал, но я тогда не сказал.

Я молчал.

Лисы молчали.

Ли Бо молчал.

— Три. Тысячи. Лет.

«Сколько он сказал?» — прошептал Ли Бо.

Три тысячи лет.

Черный карп резко дернулся, словно пытаясь стряхнуть с себя невидимые цепи.

— Я ненавижу этот ил. Ненавижу эти камни. Я НЕНАВИЖУ ЭТО ОЗЕРО! Да я мог бы нарисовать карту дна с закрытыми глазами — каждый камень, каждую впадину! Да что там… — горькая усмешка искривила его рот, — Я знаю, сколько улиток прилипнет к моей чешуе, если я проплыву у южного берега после дождя. Знаю точно. Самое страшное что даже смерть тут станет обыденной.

Лянг проплыл у берега несколько сотен метров и застыл.

— Вот тут… — он указал на место в озере возле берега. — Вот тут они убили Старого Шана, а еще в детстве дразнил его за оборванный плавник. Эх, как глуп я был… Это была боевая рана, которой он гордился, а мы, мальки, высмеивали его.

— Я точно знаю, что мои кости лягут прямо тут, а десятки Практиков разделают меня на части и спрячут в пространственные кольца. Я. Это. Видел. Видел десятки раз. И другие мальки потом будут рассказывать следующим поколениям, как прикончили на берегу Старого Лянга… Самого Старого Карпа.

Я слушал, а в сердце возникали картины, которые описывал карп, одна за другой. Одна за другой. Тоска. Безысходность и безнадега. Вот что чувствовал старый карп. И сейчас я чувствовал тоже самое. Словно наши души соприкоснулись.

Он замолчал, и в тишине стало слышно, как вода по капле стекает с его плавников.

— Это не жизнь, Ван. — он громко вздохнул, — Это существование. Озеро — это темница, а я пленник. Темница, которую я не могу покинуть. Ты, Ван, просто не представляешь, что это такое, какая это пытка! Ты-то человек — волен пойти куда угодно. Ты можешь быть счастливым, а мы, карпы — заперты… И лишь немногие из нас получают возможность покинуть озера и попасть в Желтую Реку, откуда отправиться к Вратам Дракона. Немногие… Я таких не видел никогда… Только перелетные птицы рассказывали, что когда-то такое было, и было время когда карпы становились драконами… Иногда… Я думаю, что это просто выдумка… Что так не бывает… Что один карп когда-то рассказал это другим карпам, другим малькам… И так эта легенда передается из поколения в поколение… А иногда я чувствую, как мою душу разрывает от ЗОВА, который меня зовет туда… Зовет летать… И я тогда точно знаю, что всё это правда.

— Думаю, все наши Старшие, те, кого я помню, были глубоко несчастны, как и я сейчас, понимаешь? Раньше я думал, что они были тупыми, раз только то и делали, что говорили молодняку: «Тут плавай, там не плавай»…«Это жри, а это не смей». Они просто искали, чем бы себя занять… Они жили долго, очень долго, но без цели… Они потеряли эту цель… Они потеряли «то самое» — то, ради чего живут карпы…

— Это что? — спросил я.

— Синее небо… — Карп запрокинул голову, и глаза его уставились в небо, — Небо, в котором мы сможем летать, где мы станем драконами — именно это было в их глазах, несбывшаяся мечта. Мечта, в которую они перестали верить. Они, может, и рады были, что их убили, потому что как жить зная, что никогда не сможешь достичь своей мечты? Ты каждый день смотришь на дно…на воду, а потом смотришь на Небо…и не можешь не думать об этом. Это невыносимо, Ван. А теперь представь, что мне втрое больше лет, чем было им, когда они потеряли веру. Три тысячи лет взаперти…

Я на мгновение представил себе три тысячи лет в «темнице озера», и это было страшно.

Темница для карпа. Темница, которую он просто не может покинуть. Он даже не имеет возможности попытаться стать драконом, он обречен жить тут. Того же серебристого карпа отшельник собирался отнести к Вратам Дракона, когда бы наступил его тысячелетний срок, а тут… Кто может помочь этому огромному карпу? Никто. Он один. У него нет могущественного Праведника друга, который бы выпустил его в Желтую Реку.

— Я понял тогда, еще в первую тысячу лет, одну вещь…

Я внимательно слушал. Даже Ли Бо затих. Лисы подняли мордочки и ждали его слов.

— Я понял, что даже тысяча лет в том озере не стоят и года путешествия по Поднебесной, не стоят и мига полета Дракона… — глаза карпа мечтательно взглянули на небо.

— Да… Не стоят и мгновения полета… — завороженно сказал он. — Я не хочу оставаться рыбой, я хочу быть чем-то большим, я хочу быть драконом! И я знаю, что способен на это. Я могу пройти Врата Дракона и стать драконом. Я смогу увидеть Поднебесную с небес, хоть на мгновение! Это стоит всех трех тысяч лет, которые я прожил в этом озере! Я заслужил шанс попытаться преодолеть Врата Дракона!

«Опять карпы со своими нелепыми фантазиями — да не стать им драконами! Это было когда-то давно, перевелись настоящие карпы, осталась мелочь пузатая».

Ли Бо, лучше молчи. И не вздумай такую глупость ляпнуть вслух.

«Не буду, я же не идиот».

Более того, я считаю, что ты не прав — я вижу перед собой самого настоящего карпа.

— Так вот, Ван, ты мой шанс! Шанс покинуть это озеро. Только ты меня можешь вынести отсюда.

Я застыл… Разве я уже не знал, что сделаю?

— Но даже когда ты уменьшаешься… Ты всё равно огромный…

— Теперь это не проблема: теперь, когда ты вылечил меня, и целостность моей оболочки не нарушена, я могу… Ну, ты уже частично видел… Сейчас покажу, что умею…

Плюх!

Карп уменьшился до размера небольшой…касатки. А вода накрыла меня мощной волной.

Плюх!

Карп резко уменьшился до размеров небольшого дельфина.

— Видишь, Ван? — довольно пробасил черный карп. — А могу еще меньше стать.

Плюх!

Каким-то образом его тело уменьшилось до размеров утки…

— И даже еще меньше — это здорово помогало прятаться от практиков, когда я был моложе. Если бы не это…я бы и не выжил…только эта способность дала мне возможность прожить так долго… В этом озере скрыться от отряда практиков иначе невозможно.

Плюх!

Он превратился в рыбину, размером с ладонь.

Ты такое уже встречал? Карпа, который может так? Уменьшаться в настолько маленькие размеры?

«Эм.» — Ли Бо, казалось, на время потерял способность соображать. — «Этот карп — сплошная аномалия», — признал он через секунду.

А я подошел поближе к воде и наклонился к карпу. Ну, чтобы убедиться, что мне не кажется.

Рядом вытаращили глаза лисы.

— Он такой маленький! — взвизгнула Джинг,

— Да, такого мы сможем съесть! — добавила Хрули.

— Сейчас он меньше моей лапы! — Джинг показала лапу.

— Я МОГУ ВЕРНУТЬСЯ В ПРЕЖНИЙ РАЗМЕР, ЗАСРАНКА, — прогремел его голос, совершенно не соответствуя миниатюрному тельцу. — И СДЕЛАТЬ ЭТО ПРЯМО У ТЕБЯ В ЖЕЛУДКЕ. Только попробуй меня съесть, разлетишься на тысячи кусочков. Ну что, все еще хочешь сожрать меня?