Нищий барин (СИ) - Иванов Дмитрий

Пообедав с Тимохой в моем номере, решили мы искать публичный дом, ну или как тут это заведение сейчас называется? Нашли. Посмотрели девок. Выбрать не из кого, от слова «совсем». «Жрицы любви»… ну, если только что жрут много, а так все потасканные, с дебильными рожами и без нормальной фигуры. Не сговариваясь, вышли и пошли гулять по городу. Забрели в несильно приличный район, если судить по домам и редким прохожим, и уже хотели повернуть назад, но внезапно я увидел нашего старосту, деловито заходящего в суконную лавку.

— Смотри, пошёл деньги тратить, — дернул меня за рукам Тимоха, тоже заметивший нашего спутника. — Давай, зайдем в лавку.

— Вижу. Подождём, посмотрим, что купит, — тормознул любопытного товарища я.

Ждать нам пришлось недолго — минут через пять вышел Митрофанович с небольшим свертком в руках и заспешил, не видя нас, к нам навстречу. Но что интересно, за старостой следили не только мы! Едва он зашёл за перекресток и уже заметил нас, как на него напали! Не обращая на нас с Тимохой никакого внимания, его, немного замешкавшегося от встречи глазами со мной, потащили в проулок две бородатые хари. Разумеется, я кинулся спасать свою собственность. Тьфу… Да от дури я бросился за ними! И сразу чуть не напоролся на тесак размером… с небольшую саблю. Как увернулся — не понимаю, а ещё более странным для меня был мой прицельный пинок по руке с оружием. Тимоха, как всегда, прикрывал мне тыл и в драку не лез, да и нож он видел. Моя двойка в рыло бородача прошла успешно — а всего-то занимался боксом года два после армии! Иван тем временем боролся со второй харей. Сверток старосты в процессе борьбы выпал и рассыпался по земле крупными бусами, а его оппонент, видя поверженного своего товарища по опасному бизнесу и нас троих со злыми решительными мордами (ну хорошо, не троих, а двоих и одного трусоватого Тимоху), бросил борьбу за чужое имущество и рванул по проулку со скоростью гепарда. Иван Митрофанович от рывка сел на землю, а мы услышали свисток и топот ног, раздавшиеся откуда-то со стороны центральной улицы. В проулок забежали два мужика в форме, возможно, местный ППС. Они и справились с харями.

А вот ни фига это не полиция, а просто парочка сердобольных отставников. Да каких — из самого Костромского девятнадцатого пехотного полка! Правда, мне эта информация ни о чем не говорит. Я только со школы еще стишок помню про солдат русских:

Там Бобик Жучку шпарит раком

Чего бояться им собакам⁈

Тьфу! Не то.

Забил заряд я в пушку туго

И думал: угощу я друга!

Постой-ка, брат мусью!

Что тут хитрить, пожалуй к бою;

Уж мы пойдем ломить стеною,

Уж постоим мы головою

За родину свою!

…

Зачитал им это стихотворение, которое учил, на минуточку, лет тридцать назад и в другом времени! И что ты думаешь? Стоят мои спасители и плачут. Без всхлипов, но слезы текут. А потом — бух! — оба на колени передо мной. Два простых русских инвалида: один без глаза, второй без трех пальцев на руке.

— За душу взяло, барин, — говорит один, тот, что без глаза.

— Папа воевал, — неловко поясняю я.

Мой Тимоха все про стих понимает, но занят делом и к нам не лезет — обшаривает убитых. Мы с этими отставниками, так получилось, грохнули обоих нападавших. Мой офигевший от вида крови староста, собирает свои бусы, или что там у него?

— Это вам, солдатики! — даю я по пятерке обоим отставникам. — Помяните павших.

— Проводить, может, куда, барин? — и не думают отказываться мужики.

— На Всехсвятскую, — киваю головой я. — Иван, собрал свое барахло? С нами пойдешь! Что там у тебя за бусы?

— Жемчуг речной, барин, — замешкавшись с ответом, опускает голову Иван Митрофанович, хотя я косяка тут не вижу — ну купил и купил.

У меня же не рабы, в конце концов, которые не могут иметь своего имущества, а крепостные, которые, в теории, могут и выкупиться. Самое интересное, жемчуг речной я у своих крепостных видел, например, у жинки Кожемяки бусы, да и у меня дома целая шкатулка жемчуга валяется. И тут, на рынке речном, встречал рыбачек с нитками жемчуга. Джинсы… тьфу, жемчуг сейчас доступен даже самым отсталым слоям общества. В Волге нашей много его водится. В это время, по-крайней мере. Так что, причин замешки я не понял.

Идти оказалось недалеко, и около постоялого двора мы прощаемся с одноглазым. Его товарищ остался ждать представителей власти, их тот же одноглазый вызвать и обещался.

Ещё не темно, и время прогуляться есть, но настроения нет.

— Можно, барин? — дерзко просовывается в мой номер Тимохина голова.

— Заходи, — киваю ему.

Тимоха датый, но это он с моего разрешения выпил — дал я ему задание разговорить соседа по номеру.

— Этот дурак уверен, что скоро волю дадут всем крепостным, — сказал мой слуга, развалившись вольготно в мягком кресле.

— Дадут. Лет через тридцать пять, — прикидываю я про себя.

— Да и я про то же, но твои люди верят. А ведь царь месяц назад даже декрет издал — мол, никакой воли не планируется, а тем, кто слухи такие распространяет — наказание.

— Да? — удивляюсь я, так как ничего подобного не помнил. — А жемчуг ему зачем?

— Да то не ему. На хуторе лесном Прошка дочку замуж отдаёт, то ему, — махает рукой Тимоха.

— Прошка? — пытаюсь вспомнить я.

— Пасека там у тебя… Не всё вспомнил ещё? Да я тоже, но вспоминаю вот потихоньку. Лучше бы забыть половину, — вздыхает Тимоха.

— Пасека моя, значит, и мед мой? — нахмурился я. — И много ульев? Каков мёд?

— Полста штук всего там, маме твоей три года назад привезли откуда-то из-под Чернигова. Там есть новатор некий — Петр Прокопич, настоящие улья делает. У него и купил, — наморщил лоб Тимоха. — А мёд наш Костромской хвалят, говорят, отличается своей белизной, прозрачностью и особым ароматом. Воск тоже хорошего качества.

— Зачем покупали? Своих нет, что ли? Чем те улья лучше? — заинтересовался я.

— Тут вообще ульев ни у кого нет, колоду ставят — вот и весь улей. А ведь, правда! Прошка твой мёд ворует, вот отчего Иван юлить и начал. Соучастник, как есть! — обрадовался нетрезвый товарищ по попаданству. — И вообще, недоволен Иван тобой.

— Да чем же я ему не мил? — пытаюсь понять мотивы.

— Перевел с оброка на барщину, управляющего у тебя нет, как попало учёт ведется. Оброк, конечно, тоже отдавать надо. Но не сейчас, осенью. Примерно рублей шесть-восемь серебром с хозяйства, в зависимости от того, сколько там земли и мужиков, — пояснял Тимоха.

— А если не будет им никакой воли? — спросил я.

— Взбунтуем, — широко зевая, безучастно произнес Тимоха явно повторяя чьи-то слова.

Глава 12

Стук в дверь. Толстая трактирная подавальщица известила, что меня городовой внизу в трактире дожидается.

Спускаюсь, и точно — сидит усатый дядя в форме. Пуговицы блестят, сабля на боку, а за ним мой спаситель без пальцев выглядывает. Ясно — визит по поводу напавших сегодня на нас лихих людишек. Вернее, не на нас, а на моего старосту. Так-то это мы на них напали.

— Навел татей кто-то, — уверенно сказал представитель власти.

— Лавочник? — вскинулся я.

— Может, кто-то проследил за ним раньше? — пожимает плечами непонятный мне чин полиции.

Вопросов ко мне у него было немного. Ну, убил и убил грабителей. Никаких последствий в виде уголовных дел. Я в своём праве!

— Выпей со мной! — предложил я беспалому, когда страж порядка ушел.

— Выпью, чего не выпить, и закушу, не погнушаюсь, коли предложишь, — соглашается отставник.

Смотрю на него — на вид мужику лет сорок с гаком, но по нынешним временам вполне может быть и меньше, жизнь-то тяжёлая. Мощные кулачищи, и саблей орудует на загляденье. Пальцы на левой руке некоторые отсутствуют. Воевал ещё с Наполеоном. Скоро у них праздник намечается в полку, где командиром то ли Врангель, то ли вообще Врунгель. Самого военного звать Владимиром, из мещан он. В солдатах был с 2-го года по прошлый. По отставке дали ему пенсию в пять рублей, но не в месяц, а разово. Сейчас как награду пенсию выдают, но вроде новый царь готовит указ по пенсиям, — слышал краем уха Владимир.