Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – монарх
– А репутация? – повторил я.
Он буркнул:
– Не представляю, зачем это в долгой перспективе.
– А зря, – сказал я наставительно, – вы знаете, как часто идиоты твердят фразу: «Я ненавижу ваши убеждения, но готов отдать жизнь, чтобы вы могли их высказывать свободно». Даже не представляете, сколько на свете тупоголовых!
Он посмотрел с великим удивлением:
– Чё, правда?
– А вы сами с дураками не сталкиваетесь на каждом шагу?
– Нет, – сказал он, – я о фразе. Что, в самом деле есть такие, что готовы отдать жизнь…
Я отмахнулся.
– Нет, конечно! Зато звучит как красиво. И чем человек глупее, тем чаще повторяет. И напыщеннее. А так как дураками мир заполнен, то надо делать вид, что и сам такой, живешь их заботами, радостями, чаяниями, любишь пиво и ходишь на футбол… в смысле, на турнирные бои… К тому же дураками управлять легко, нужно только почаще говорить им, что они свободные и демократичные, живут своим умом… ха-ха, у муравья ум помасштабнее!.. А мы, короли, лишь выполняем их желания. И можно запрягать этих остолопов, как хотим.
Он вздохнул.
– Да понимаю, что когда вроде добровольно, то работают лучше, чем когда из-под палки. Но все-таки вторгаться в Сен-Мари под лозунгом восстановления на троне…
– …демократии и общечеловеческих принципов, – подсказал я. – В лице его величества короля Кейдана!
Он сказал безнадежным голосом:
– Это Кейдан демократ и этот, как его…
Я отмахнулся.
– Граф, а наша пропаганда на что? Народ поверит во что угодно, он дурак, если все подадим правильно.
Он покачал головой, сказал совсем тускло:
– А Кейдану хоть скажем?
– Что идем восстанавливать его на престоле? – спросил я. – А нужно ли?.. Пусть себе остается там, где и прячется.
– Ну да, – пробормотал он, – что заслужил, то и получил. Хотя, понимаю, под такое знамя на вашу сторону сразу встанут все сторонники Кейдана.
– Это же хорошо!
– А как с ними?
– После победы? – спросил я деловито. – Полагаю, большая часть погибнет в процессе восстановления демократических основ и восстановления легитимности. Остальных объявим врагами народа или шпионами, это по выбору, и вышлем…
– Куда?
Я подумал, сказал с неуверенностью:
– Например, на острова… Австралию уже открыли?
– Какую еще Австралию?
– Понятно, – сказал я, – ничего, у нас такой флот, все откроем, потом хрен закроешь. Главное, агентов влияния выявить вовремя и обезвредить. Мелких тихо и бесшумно в темных подворотнях, крупных – со скандалом и разоблачениями. Мы строим демократичное и правовое государство, у нас все будет прозрачно и как бы доступно!..
Он пробормотал:
– Это если Кейдан еще жив…
Я подумал, кивнул.
– Да, конечно. Некоторые мои противники исчезают как-то тихо, даже и не поймешь, погибли где-то или затаились, тот же Хоффман исчез без следа… Но Кейдан, думаю, так просто не исчезнет.
– Слишком крупная фигура?
– Не слишком, но короли так просто не исчезают. Потому лучше мы его используем в своих интересах, чем кто-то против нас. В общем, граф, вы поняли все, по хитрым и блудливым глазкам вижу. Потому… встретимся на той стороне Хребта. Вас там будут ждать люди Норберта.
Глава 7
«Что-то уже перебор, – мелькнуло у меня, – ношусь, как мартовский заяц, а гонцы на что. Но, с другой стороны, я вот так выигрываю даже не часы, а ценные дни и недели».
Брата Отто, который граф Шварцбург-Рудольштадт из рода Кенисбергов, не видно, но среди рыцарей я заметил брата Клаура, этот по неспешности движений, исполненного достоинству облику и внимательному взгляду тянет на герцога, но герцогов, насколько знаю, в Ордене пока только трое: Готфрид, Ульрих и некий герцог Зальм-Райнграфенштайн, но тот возрождает отделения Ордена в северных королевствах.
Я издали поприветствовал рыцарей взмахом руки, Бобик ринулся выискивать тех, кто будет бросать ему до позднего вечера бревнышко, а я поймал взглядом лицо брата Клаура.
– Не слишком рутинная работа?
– Всякая работа в радость, – ответил он с достоинством, – если идет на пользу людям и человекам.
– И все-таки жаль, – сказал я, – что не можете пропустить меня с армией. Это излишнее рвение.
Он сказал почтительно:
– Брат Ричард, мы все знаем, как много вы сделали для нашего Ордена. Знаем и то, что благодаря вам удалось вывести его на свет божий.
Я перекрестился.
– Все в руке Господа.
Он кивнул.
– Да, конечно. Однако устав есть устав. Даже Господь Бог не смог бы изменить, если бы захотел даже. Да мы бы ему и не позволили…
– Если бы Господь жил на земле, – пробормотал я, – Ему бы не поздоровилось.
– Брат Ричард?
Подошел еще рыцарь, крупный, в дорогих доспехах, кивнул мне, приветствуя, и сказал примирительно:
– Брат Ричард, меня зовут брат Ральф, я барон Эттинг Гогенцоллерн-Зигмаринген. Спешу уточнить, вам никто не мешает ездить через Тоннель, хотя вы и при оружии. Только держитесь правой стороны. Этот самобеглый паровоз так быстро не остановишь, а под левой стеной набросано всякого хлама, никак не уберем.
Брат Клаур поколебался, но зыркнул на сэра Эттинга и сказал нехотя:
– Да, один человек – не армия, хотя мы вообще-то знаем, что если речь о вас, то… вы стоите целой армии. Вы, как и упомянул брат Ральф, свободны ездить через Тоннель в любую сторону и провозить с собой личное оружие, но, уж простите, ваше войско мы пропустить не имеем права.
Я кивнул.
– Спасибо за точное следование правилам.
Они с недоумением смотрели вслед, а я подумал, что если следовать не букве закона, а духу, то обязаны были не пустить, сами же сказали, что я – армия, но сделали вид, что строго следуют правилу, и потому мы сейчас втроем мчимся по Тоннелю, справа и слева рельсы, если появится паровоз, успеем отскочить к правой стене, там струится живой поток торговцев, ремесленников, охотников за поживой…
Впереди блеснул, засиял и распахнулся яркий свет. Мы выметнулись в солнечный мир, справа и слева от дороги массивные башни с узкими бойницами в виде крестов для стрельбы из луков и арбалетов, ибо для луков достаточно вертикальных. Внизу не то вымощено камнем, не то убран тонкий слой земли до гранитной плиты, что при разломе чуть разошлась и снова столкнулась с такой мощью, что выдавила наверх то, что называем Большим Хребтом.
Стражи с этой стороны не успели охнуть, как я пронесся с заготовленной радостной улыбкой и приветственно вскинутой дланью, как же, нате, я вернулся, щасте ваше.
Арбогастр, умница, все понимает, останавливаться не стал, только свернул в сторону Гандерсгейма и понесся, наращивая скорость, а впереди мчится Бобик и радостно оглядывается: ага, я угадал, я все понял, я умница!
Вдали показались высокие башни крепости Брабанта, я успел увидеть на дороге цветное пятнышко, торопливо придержал арбогастра, тот уперся в землю и пропахал четыре глубокие и длинные канавы.
Цветное пятнышко распалось на десяток ярко разодетых молодых дворян, одежда явно не маскировочная, хотя едут с охоты, к седлам приторочены крупные птицы.
Я выловил взглядом знакомое лицо, видел этого сен-маринского лорда при дворце в Геннегау, не самый крупный из вельмож, но пару раз появился при дворе, а с моей памятью этого достаточно.
Издали широко улыбнувшись, я подъехал ближе, они тоже придержали коней, на всякий случай окружив своего лорда полукругом, еще не признав меня издали.
– Приветствую, – сказал я и широко улыбнулся. – Рад вас видеть, барон Карберидж.
Барон замедленно поклонился и ответил с предельной осторожностью:
– Приветствуем вас, ваша светлость…
Я небрежно отмахнулся.
– Уже мое величество. Я король таких земель, где может поместиться четыре Сен-Мари!.. Не знаю, насколько вы, сэр Бенедикт, рады моему возвращению, но я безумно счастлив войти в Сен-Мари со своей северной армией, разгромившей Мунтвига и подмявшей под себя весь север.
За его спиной начали переговариваться, не спуская с меня настороженно-удивленных взглядов.
Барон спросил невольно:
– Мунтвиг… потерпел поражение?
– Не ожидали? – спросил я.
Он ответил с неуверенностью:
– Ну почему же… однако так быстро…
– Я вообще быстрый, – сообщил я. – В военных делах быстрота обычно приносит больше пользы, чем доблесть. Война вообще требует быстроты. Когда скользишь по тонкому льду, все спасение в быстроте! Я успел, Мунтвиг – нет.
Он сказал с той же неуверенностью, когда сказать нечего, но что-то сказать надо:
– Да, это теперь видим…
– Мунтвиг уничтожен, – сообщил я гордо. – Теперь я – Мунтвиг. И Карл, если такого еще помните. В том смысле, что у меня армия втрое больше, чем были у них… И сейчас эта победоносная и алчущая крови и новых побед орда проходит через Тоннель и готовится превратить Сен-Мари в руины!
Его рыцари быстро бледнели, кто-то крестился, кто-то шептал молитвы, а сам сэр Бенедикт сказал в ужасе:
