Арника. Путь к счастью (СИ) - Дант Анна

— Потому что чищу и точу, — усмехнулась женщина. — Нельзя допустить, чтобы заржавел.

— Мама, я боюсь, — тихо призналась я. Отвар, который я выпила ещё дома, подействовал, но не так сильно, как хотелось бы. — Тебе не страшно?

— Я видела смерть множество раз. Не забывай, кем я была раньше. Да и работа травницы не такая уж и спокойная. Вообще, такими операциями занимаются именно лекари, травницы же просто простуду лечат, да боли в спине. Но, когда на всю округу ты единственный человек, который знает, с какой стороны к ране подойти, выбора не остаётся. А страх… Страх уйдёт.

— Я даже уколы никогда не колола, — призналась я. — Страх причинить боль во мне слишком силён.

— Ты в корне неверно мыслишь, — оборвала меня мама. — Ты же понимаешь, что это во благо, а не просто так, захотелось поиздеваться. У нас не концлагерь, опыты не ставим. Лишь хотим помочь, хотим спасти жизнь хорошему человеку. Фонька прав, Ратибор действительно заслуживает уважения, не говоря уж о жизни. А об Авдотье не думай, к тебе она не подойдёт. Да, будет язык распускать, да, коситься. Но не тронет ни тебя, ни Янку. Это склад характера такой. Болтает, но грань не переходит. А Ратибор, если выживет, быстро язык жёнке прищемит. У него с этим строго.

— Я её и не боюсь, — усмехнулась я. — Мама, ты уверена, что отвар поможет не рухнуть в обморок?

— Не уверена, — вздохнула она. — Но если ты позволишь себе упасть, как благородная леди на балу, то считай, что Ратибор помер. Одна я не справлюсь, а больше никому нельзя показывать инструмент.

— Я постараюсь, правда, — шепнула я, сжимая бутыль леденеющими пальцами.

Только вот чем ближе мы подходили к дома Авдотьи, тем сильнее накатывал страх. А я поняла, что искренне завидую людям, которые в экстренных случаях могут мыслить здраво. Я к таким людям не относилась.

А ещё я поняла одно, если у меня получится выдержать операцию, то я стану травницей. Ещё не знаю, как сложится моя жизнь, но я знаю себя. Если Ратибора получится спасти, я не брошу это дело.

— Я всё принёс, — Тихомир смотрел на нас с надеждой и толикой панике.

— Хорошо, — кивнула травница. — Клади на лавку, а простыни мне дай. Арника, помоги.

Мы застелили стол простынью, предварительно убрав всё с него и протерев тряпкой.

— Тихомир, неси батьку на стол. Положи его.

Когда Тихомир вышел, женщина перелила самогон в пустую банку и поманила меня рукой.

— Знаешь, когда-то этот способ считался едва ли не самым лучшим, чтобы отправить больного в глубокий сон. Со временем научились делать обезболивающее, но именно этот способ быстр и прост, когда вблизи нет обезболивающего.

— Напоить алкоголем? — непонимающе переспросила я. — Неужели можно настолько много выпить?

— Можно, — усмехнулась мама. — Можно и помереть от отравления. Но я сейчас не о чистом алкоголе. Идём со мной, только так, чтобы никто не видел.

Я вышла следом, на улицу. И не поняла сразу, зачем травница срывает цветы.

Пока не увидела, что это за цветы…

— Это обязательно? — прошептала я.

— Иначе, Ратибор умрёт от болевого шока, — объяснила женщина, выдавливая сок в бутыль с алкоголем. — Будем надеяться, что поможет.

— Значит, уверенности нет? — спросила я, внимательно следя за приготовлениями.

— Абсолютно никакой, — вздохнула травница. — Идём, пора приступать.

Я никогда не хотела стать врачом. Эта благородная профессия вызывала во мне ужас. Не само название, естественно. А то, с чем приходится сталкиваться. Сейчас же мне приходилось внимательно наблюдать за операцией, подавляя тошноту и головокружение. Хлопнуться в обморок, оставив травницу разбираться самостоятельно, значит собственноручно убить пациента.

Напоив Ратибора алкоголем, мы дождались, пока он уснёт. Не знала, что без специальных лекарств сон может быть настолько крепок. Я даже усомнилась, а сможет ли он проснуться.

— Не отвлекайся, — рыкнула мама, внимательно разглядывая рану.

— Может дождёмся лекаря? — тихо спросила я, лелея надежду.

— Мы дождёмся, а вот он, — травница ткнула пальцем в Ратибора, — сомневаюсь. Погоди, я думаю.

Травница внимательно разглядывала рану, которую только что очистила от белёсых сгустков и крови.

— Знаешь, возможно ты и права, — пробормотала мама, выпрямляясь. — Кость не задета, пока пострадали только мягкие ткани.

— Значит, если засыпать всё это обеззараживающим средством, то он может не лишиться ноги? — с надеждой спросила я.

— Просто засыпать, дорогая моя, не получится. И замазать тоже. А вот если удалить повреждённые ткани, то есть вероятность спасти ногу.

Я сглотнула комок, вставший в горле. Мамина травка немного успокаивала, но от запаха тошнило неимоверно.

— Подай скальпель, — донёсся до меня глухой голос травницы.

Вытащив инструмент из тарелочки со спиртом, я протянула его маме, а сама позорно отвернулась, не выдержав.

— Зря, — усмехнулась женщина. — Научить чему-то другому я тебя вряд ли смогу. А травница себе на жизнь заработает всегда.

— Я буду собирать травы и продавать их, — тихо пробормотала я.

— Тоже можно, — согласилась мама. — Только это не очень-то и доходно. В больших городах таких ушлых немало. А в деревне просто продавать травы не имеет смысла.

Я тяжело вздохнула и повернула голову, понимая — травница права, на травках далеко не уедешь. И будь я одна, то легко бы выжила. Но у меня есть Янка, которой нужна если не богатая жизнь, то хотя бы хорошее образование и нормальная пища.

От вида красной плоти замутило сильнее. Абстрагироваться не получалось, поэтому сцепив зубы, я внимательно наблюдала за процессом удаления повреждённых тканей.

По тяжелому дыханию травницы было понятно, что женщина устала. И от неудобной позы, потому как зрение её уже было не идеально и приходилось работать согнувшись. И от ювелирной работы, чтобы не повредить ненароком артерию.

Как только рана была очищена, травница устало села на лавку, отложив скальпель.

— Разведи спирт тёплой водой, — попросила женщина. — Надо обеззаразить рану.

Я кивнула и плеснула воды в наполовину опустевший бутыль. И только тогда поняла, что мама слишком устала, а значит…

— Теперь полей рану. Только хорошо, не упуская участков. Затем возьми в сумке банку с зелёной мазью и наложи на рану.

— Я же не умею, — пискнула я, но травница лишь глянула, отбивая всякое желание спорить. — Хорошо.

Открыв банку, я неуверенно посмотрела на рану.

— Представь, что это просто говядина, — пробормотала я еле слышно.

Но мантра не помогала. Ничего не помогало. Я чувствовала, что ещё немного и я скачусь в истерику. Позорно разревусь или завизжу, что есть силы.

— Если совсем сложно, возьми тряпочку, — вздохнув, предложила травница. — Только смочи её в спирте сначала. А потом хорошенько выжми.

Это уже было проще. Голыми руками притрагиваться к ране не хотелось.

Смочив тряпочку, я с силой выжала и обмакнула в мазь. Она оказалась густой и жутко вонючей. Стараясь дышать ртом, я начала быстро наносить мазь. С каждым движением, рана покрывалась лекарством и становилась болотно-зелёного цвета. Если постараться, то можно представить, что там, под слоем мази, не рана, а всего лишь царапина.

— Хватит, разошлась, — усмехнулась мама. — Теперь нужно замотать рану, только плотно.

— А шить не надо? — удивилась я.

— А там есть что шить? — вопросом на вопрос ответила травница. — Бери тряпку и сложи в несколько слоёв. А простынью замотаем ногу.

— А как сбить жар? — спросила я, пока накладывала повязку. — Он весь горит.

— Пока не надо, — мотнула головой травница. — Ратибор проснётся ещё не скоро, а поить, пока он без сознания, бесполезно.

Как только я закончила, то принялась убирать инструменты и баночки. Стараясь не смотреть, закинула отходы в мешок и затянула шнурок.

— Тихомир, — позвала мама громко. — Забирай отца, положи на кровать.

Дверь тут же распахнулась, являя нам угрюмого парня, который со смесью страха и надежды посмотрел на мужчину.