Юрий Раджен - В тени монастыря (СИ)
Ответом их молитвам стало рождение Латаля, великого пророка, чей портрет был приведен тут же: суховатый мужчина, уже в годах, с буйной шевелюрой кудрявых волос, острыми ушами и остроконечной бородой. Вот, оказывается, кто был отчеканен на монетах. Латаля с детства посещали видения, и с их помощью он сделал несколько важнейших открытий, первым из которых стало утверждение бесовской природы волшебства. Латалю открылись времена, что были до тех пор известны лишь из мифов и легенд. Но легенды лгали, а Латаль увидел в своих видениях правду: черти и бесы властвовали над миром до Золотого Века, повелевая материей и стихиями – пока не сгинули, уничтоженные собственными пороками и кознями.
Сгинули бесы, однако, не полностью – они оставили после себя черные, колдовские книги, с помощью которых люди научились пользоваться волшебством. Им не удалось повелевать Сегаем в той же полноте, что и бесам – в устах обычного человека заклинания лишь призывали иллюзии того, что могло бы быть. Но и этого оказалось достаточно, чтобы развратить колдунов и заразить их мысли порчей. Одержимые бесами, поклоняющиеся им колдуны разрушили Золотой век, и вернутся в него уже не было никакой возможности: несмотря на бездуховность и темное происхождение, водопровод, поезда и отопление были слишком удобными. Латаль предложил построить новый Эдем, изгнав если не темные силы в целом, то хотя бы неравенство, бесопоклонников и Владыку. В Новом Эдеме чародеи, по мысли Латаля, должны были отречься от своих покровителей-бесов, встать в один ряд с обычными людьми, отказаться от излишеств и роскоши – тогда, по мысли отца Латаля, уйдет бедность и настанет изобилие, при котором каждый сможет взять все, что хочет.
Латаль основал Церковь Равенства, став ее Отцом, и его идеи привлекли множество последователей. Поначалу церковные проповеди посещали лишь самые угнетенные и обездоленные, но со временем к ним прислушались и ремесленники, и знать, и военные. Но Владыка с тысячами верных ему колдунов по-прежнему стоял на его пути, и тогда отец Латаль, собрав всю свою прозорливость и проникнувших повсюду сторонников, совершил невозможное – убил Владыку, разрушил вековое рабство и положил начало новой эре в истории Сегая.
Ярин читал, время шло, и часа через полтора из будочки под потолком вокзала зычно объявили посадку. Ярин, вместе с обрадованно загомонившей толпой, прошел на платформу и увидел на пути похожий на здоровенную цистерну ревущий паровоз, за которым стояло пять вагонов, деревянных, но на железной тележке. Ярин невольно залюбовался чудовищем. Бездуховные или нет, но поезда были, пожалуй, самым впечатляющим достижением волшебства огня и пара, и величественностью уступали лишь пароходам, взглянуть на которые у парня не было шанса – в этой части Сегая не было ни морей, ни судоходных рек. Ярин хорошо представлял себе внутреннее устройство паровозов, которое было, если забыть о масштабе, таким же, как и во многих машинах Орейлии: раскаленная каменным огнем и медью вода приводила в движение поршни, которые, в свою очередь, вращали колеса. Но, рассматривая все это вместе, он не мог не заметить печати волшебства и мудрости на каждой детали, от рессор до паровозного гудка. Поезда стали одним из триумфов чародейства, преобразивших мир: во времена того, что книга упорно называла «Золотым веком», Сегай был исполинским континентом, покрытый дикими чащами непроходимых лесов, степными пустошами и коварными болотами. Путь из одного конца материка в другой превращался для одних ищущих приключений путешественников в дело всей жизни, а для других – в подвиг, эту жизнь уносивший. Те времена закончились меньше ста лет назад: опутанный сетью железных дорог, Сегай стал сравнительно небольшой, уютной и почти безопасной местностью, пересечь которую можно было за две-три недели.
Другие пассажиры, надо полагать, весьма удивились бы, если бы узнали о мыслях парня: им не было дела ни до внутреннего устройства поездов, ни до их истории, да и до бездуховности дела не было. Возит же! Даже если бы они смогли вникнуть в волшебство, что таилось внутри паровоза, они бы восприняли как должное, что поколения чародеев создавали все это специально для их перевозки. Магия не вызывала в них почтения, и Ярин сразу заприметил заплеванный тамбур поезда, треснувшие от ударов стекла, и матерные надписи, испещрявшие скамейки.
Парень расположился на свободном сидении напротив молодого эльфа, крутившего в руках то в одну, то в другую сторону кубик, сделанный из костяшек разных цветов, от белого до темно-коричневого, почти черного. Эльф был чуть выше Ярина, с худым лицом, его тело, руки, ноги, и даже пальцы казались какими-то тонкими, вытянутыми. Такими же вытянутыми и слегка заостренными были его уши – надежный отличительный признак эльфийского народа, как объяснила ему Орейлия. Светлые волосы парня были необычно длинны, они доходили парню до шеи, и были перевязаны пестрой лентой, удерживающей убранные за уши пряди на месте. Вдобавок, в волосы было воткнуто ярко-красное перо какой-то птицы. Прическа показалась Ярину довольно экстравагантной: ни в деревне, ни на вокзале, ни в вагоне поезда мужчины не носили длинных волос, предпочитая короткие стрижки, и уж в любом случае обходились без перьев. Эльф посмотрел на Ярина почему-то с испугом, который сменился недоверием после приветливой улыбки. Нервный он какой-то, – подумал Ярин и вновь открыл купленную книжку.
После казни Отца Латаля Церковь возглавил Тарешьяк, самый обычный выходец из далекого горного селения. Он повел за собой воспрявших духом людей, сбросивших оковы рабства, очистил восточные земли от скверны Владычества, и на месте былой мировой окраины раскинулась Империя Братских Народов: самая большая страна на Сегае, протянувшаяся от западного Щачина до Тамищей на востоке, от отстроенных заново холодных северных Ледов до Джирбина, жители которого могли прожить всю жизнь и ни разу не увидеть снега. Но война на этом не закончилась – недобитые последователи Владыки при поддержке с запада, куда Церкви так и не удалось распространить свое влияние, принялись чинить молодой Империи козни: наводить засухи, мор и эпидемии, а потом, отчаявшись, собрали воедино все свои колдовские силы и призвали из глубин преисподней бесов во плоти, развязав самую кровавую войну в истории Сегая. На протяжении трех десятков страниц книга описывала жестокость бесов и их сподвижников, перечисляя ужасные пытки, которым подвергались служители Церкви и ее прихожане. Ярина слегка замутило, и он перелистнул вперед, на ту часть, где Империя все же победила, пусть и тяжелой ценой.
Принявший трон Галык за прошедшую с тех пор треть века сделал Империю такой, какой она была сейчас: богатой, процветающей, самой свободной и самой справедливой страной на свете. Здесь не было богатых и бедных, рабов и господ, и все были равны, вне зависимости от своей народности и происхождения. Величайшим счастьем было жить в этом государстве, которое неуклонно, с каждым днем, приближалось к воплощению прекрасных снов Латаля о чудесном Эдеме.
Ярин читал, изредка отрываясь от книжки и поглядывая в окна. Ничего особо интересного там не было: леса, луга, опять леса, горы… Изредка попадались маленькие деревеньки с такими же, как и в Сталке, грязными улицами и убогими домами. Вдруг за окном промелькнули одинаковые, невысокие и серые, цеха какого-то завода, и поезд остановился в небольшом городке.
Из тамбура послышались голоса, топот, и в вагон с шумом ввалилась молодая компания. Один из вошедших, судя по всему, был троллем, высоким, с рыхлым колыхающимся животом. Кожа его имела характерный для болотных троллей зеленовато-оливковый оттенок, а черты лица казались слегка раздутыми: немного выпученные глаза, толстые губы, широкий нос. Двое его приятелей были гоблинами, невысокими, и поджарыми. Выражение их вытянутых, сероватых лиц с тусклыми и блеклыми глазами произвело на Ярина весьма неприятное впечатление: они были статичны, малоподвижны и грубы, будто сделаны из папье-маше.
Сидевший напротив Ярина эльф задрожал и посмотрел на вразвалку подошедшую троицу с выражением привычного ужаса – так ребенок смотрит на врача, который изо дня в день ставит ему уколы. Испуг его был не напрасным: один из гоблинов, который был мельче и наглее своих товарищей, ни с того ни с сего ударил эльфа по рукам, выбив из них костяной кубик, затем сорвал его с места, дернув за руки, и пинком швырнул вдоль прохода, сопроводив эти действия словами:
– Пшел отсюда, гнида длинноухая! Перья отрастил, полетать хочешь?
Ошеломленный внезапным нападением Ярин не успел никак отреагировать – его хватило лишь на то, чтобы поднять игрушку с пола. Люди и в деревне, и на вокзале, и в поезде до сих пор производили впечатление пусть не слишком приветливых и трезвых, но по крайней мере спокойных, и такая вспышка пещерной дикости казалось совершенно внезапной. Соседи Ярина по вагону уперли глаза в окна, быстро изобразив на лице великий интерес к пейзажам столь мастерски, что можно было с уверенность сказать – это им приходится делать не впервые. Сидевший же неподалеку седоволосый мужчина и вовсе одобрительно крякнул: «Так их, а то поотращивали патлы!». Эльф меж тем покорно потрусил по коридору, направившись в другой вагон, и троица вновь повернулась к Ярину. Он подобрался на скамейке, приготовившись к неприятностям.
