Я вам что, Пушкин? Том 1 (СИ) - Рубин Ричард

(ага, за твоими)

и не проболтается Монике о нашей маленькой прогулке.

— Знаешь, Гарик, а ты не промах, — наконец заявила Моника, — я не рассчитывала бы на это стопроцентно, но мы можем попробовать.

— А большего мне и не надо! — ответил я и тут же захохотал. Завыл как гиена. Наверное, на нервах.

Она вновь посмотрела на меня как на чокнутого. Мог бы, конечно, пояснить, что это фраза из обзоров небезызвестного Евгеши Батикова так кстати пришлась, но придется слишком много контекста вводить.

— Тогда не будем медлить, — Моника решительно размяла руки, — я сегодня же наведаюсь в «космоаудиторию». Там стоит компьютер, через который я обычно попадала в консольный интерфейс. И подсмотрю, где именно этот код находится, чтоб не тратить время на его поиски.

Я мотнул головой.

— Не-а. Его запомнить надо. Владелец консоли запросто сможет его скрыть или убрать… если еще этого не сделал.

(а что если ты прямо сейчас подаешь ему идеи?)

— Запомнить? Это не в одно и не в два слова команда, Гарик, — скуксилась моя гостья, — там может быть длинная последовательность символов.

— Уверен, что у такой девчонки, как ты, Моника, и память идеальная.

Лучше ей чутка польстить, сговорчивее будет.

Неожиданная трель рингтона разогнала тишину. В гостиной на диване затрясся в конвульсиях мой мобильный. Не сговариваясь, мы оба вскочили и покинули кухню. Отчего-то сделалось неуютно. Наверное, из-за темы обсуждения в последний час. Надеюсь, это не Юри. Кто знает, вдруг тихоня решит мне в благодарность за прекрасный день прислать стишок.

(или нюдсы)

К счастью (или к сожалению), это оказалась не Юри. Номер вообще не определился. Только код +99, а после него кресты. Или буквы Х. В сообщении значилось:

«Слабость? Аритмия? Мигрень? Оставь Заболевания В Анатомическом Научно-Естественном Центре!»

Я перечитал сообщение еще раз. Понимания не прибавилось. Оставим в стороне, что как-то странно и стремно свой медицинский стартап рекламировать через телефонный спам. Само сообщение выглядело… криво. Как будто его не человек составил, а кто-то, усиленно пытавшийся за человека сойти. Я когда-то оч любил такое направление в крипоте. Типа ползучая, неявная ненормальность, встраивавшаяся в жизнь человека. Сразу вспомнились истории про Родительстан, про мешок с объявлениями, про «записочки», наконец. Вот такой же вайб у этого сообщения был.

— Кто там? Восхищенные поклонницы? — Моника резко оказалась у меня за спиной, и я даже вздрогнул. Вместо того, чтоб отпрянуть, она, напротив, обхватила меня за плечи.

— Да спам шизанутый рассылают, на, зацени.

Моника внимательно изучила послание и вынесла вердикт.

— Что-то с ним не так…

— Еще бы, — подтвердил я, — психопат писал, чесслово. А я знал, что массовое распространение технологий рано или поздно к такому приведет…

— Нет, — отмахнулась она, — не в этом дело. Я пока не понимаю, в чем именно проблема, но…

Тут Моника замолкла и сосредоточенно нахмурилась. Палец пробежал по экрану, обвел строку сообщения. И вот тут мне уже стало тревожно, потому что я увидел, как ее лицо белеет.

— Ты чего? Что такое?

Она протянула мне телефон.

— Гарик, прочти первые буквы.

Я взял мобилу и послушно уставился в экран. Черные жучки символов заплясали перед глазами.

С лабость?

А ритмия?

М игрень?

О ставь

З аболевания

В

А натомическом

Н аучно

Е стественном

Ц ентре!

Глава 29

— От самозванца слышу, — пробормотал я и убрал телефон в карман брюк.

По всему пока выходило, что я тут действительно чужой. Просто челик, временно исполняющий обязанности Гару. И царицей местной меня тоже соблазняли, только я поддался. Вон она стоит, белеет как парус одинокий.

Одним словом, как говаривали в помойном русском трэшаке, Гайдай какой-то. Разбодяженный с ужастиками.

Если бы еще неделю назад мне такое «письмо счастья» прислали, когда только заехал в тощее тело ГП, я бы славно психанул. Списал бы это все на проделки Моники и направился бы ей стрелку забивать за гаражами. Девочек бить нельзя, но некоторые так и напрашиваются в спарринг-партнеры.

(интересный факт: ты уже все закоулки в этом городе обшарил почти, но так и не нашел ни одного гаража. так что каноничную стрелку забить бы не вышло)

Я тебя уверяю, всякий русский человек обладает даром везде отыскать родные, милые сердцу ебеня. Так что дай мне еще несколько деньков, и я отыщу здесь целый район, где мужики под блатняк копаются в своих четырках и потягивают «балтику».

Увы, судя по ЭСКАЛАЦИИ КОНФЛИКТА, как говорят в новостях, этих деньков у меня нет.

— Поздравляю тебя, Моника, — я похлопал ее по обнаженному плечу, — только что мы с тобой пронаблюдали, как персонаж себе личность с нуля отрастил. За возможность рассказать его историю теперь все лайф-коучи драться будут.

Однако она не отреагировала. Видеть ее такой, застывшей как гипсовый бюст Ленина, было непривычно и отчего-то очень угарно. Не знаю даже, почему так развеселился — вроде бы расправой угрожают мне… но вместо того, чтоб бросить все и бежать к старообрядцам в тайгу, я хотел только ржать пока обед наружу не попросится.

Что-то видел я такое глубоко приятное в том, как трескается ее образ уверенной в себе королевы этого мира.

— Как думаешь, это потянет на лошадиную голову в постели? — продолжил я.

Моника часто заморгала. В глазах — чистейшее недоумение.

— Что, прости?

— Ну, знаешь, как мафиозные семьи в знак предостережения всяким дерзким, кхм… компаньонам подкидывают.

— Гарик, я тебя не понимаю, — с раздражением ответила она, — и, если честно, сейчас у меня нет желания восхищаться твоими энциклопедическими познаниями поп-культуры. Этот…

Тут я обратил внимание на то, как крепко сжаты ее кулачки. Ого. Сдается мне, что не только образ трещинками пошел, но и в целом картина мира. Одно откровение по сценарию игры Моника уже пережила, а теперь вот пришло второе. Незапланированное.

— Он не может! — процедила она, — он не должен! Это… это неправильно!

— Неправильно, Мони, рыбные консервы молоком запивать, — вздохнул я, — а тут, в этом мире, правила более гибкие. Ты же мне сама рассказывала, не?

Она круто повернулась ко мне, сверкнув глазами.

— Ты не понимаешь! Он — никто! Даже не ноль, потому что ноль — все равно хоть какое-то, но значение. А у него ничего нет! Эта кукла… не заслужила… сознания.

Последние слова Моника просто выдавила, выплюнула из себя. Получились они такими едкими и горькими, что даже кожу жгли. Я шагнул к ней и обхватил за плечи. Моника уткнулась мне в шею и обиженно засопела. Вполне понятно, почему вдруг ее так пришибло сейчас. Если ГП, бедный родственник, которому ни спрайта, ни файла не досталось, мог чувствовать и осознавать действительность

(а еще оказался злым и с хорошей памятью)

то, получается, девочки, у которых все это было, тоже были живыми. Я уже втолковал ей это тогда в коридоре, но только щас последний кусочек мозаики вставал на место. И процесс этот причинял боль.

— Прости, — сказала Моника тихо, — я опять повела себя недостойно.

— Достойно-недостойно — херня это все, — пресек я на корню самобичевание, — мы не по кодексу самураев живем и не в высшем обществе. Поэтому нет смысла волосы на голове рвать, особенно такие роскошные, как твои. Давай лучше подумаем, как нам осадить этого джигита и не помереть в процессе.

Моника еще раз крепко стиснула меня в объятиях и отстранилась. Прошла к тумбе, на которой стоял телевизор. Выдвинула ящик и что-то оттуда достала. Плоскую прямоугольную коробку.

(как думаешь, что там? вундервафля? орудие судного дня? смысл жизни, как у тарантино в «криминальном чтиве»?)

Тем временем Моника с улыбкой протянула мне коробку, и я понял, что все эти варианты оказались неправильными.