Николай Берг - Лёха
— Не похоже — пожал плечами Семенов.
— Какие соображения?
— Не держат они нас за людей. (Тут Семенов вспомнил, что лейтенант — тоже явно горожанин, как и Лёха, добавил для понимания). И за скотину не держат. Под себя землю расчищают. И мы тут для них — лишние. Навроде лебеды-крапивы в огороде.
— Почему так решили? — внимательно глянул собеседник.
Тут Семенов вовремя прикусил язык, чуть не брякнув про приключения в плену, где на немецкое милосердие и соблюдение конквенкций этих непонятных нагляделся своими глазами. Вспомнил уговор с Середой, потому постарался вывернуться:
— Видели не раз, как немцы наших пленных гонят. И как кто устал или ранетый — так добивают. Колонна пройдет — на дороге и в канавах трупов полно — не стал распространяться красноармеец. Да и то, начнешь цветасто говорить — сразу ведь спросит собеседник, где и когда видал. Ну и получится, как с той голой Сусанной. Так-то вроде лейтенант — лопух лопухом, малец совсем, но ведь — командир. Значит не так прост, учили его всяким разным штукам. Да и котелок у него варит — вон немецкую винтовку собрал ловко. А вообще — надо бы время улучшить и поговорить всем четверым — что да как было, чтоб впросак не попасть.
— В общем, оставлять раненых можно только там, где народу шляется немного, да чтобы эти сраные немцы не болтались. И да, я прекрасно понимаю, что летчику тут делать нечего и его надо к нашим. Сам такое обеспечивал, было дело. Но своих бросать — никуда не годится и я своих бойцов не брошу. Поднимайте людей, нечего нам тут рассиживаться — подвел итог Берёзкин.
Поднялись быстро, то, что от места с битым автомобилем и парой трупов рядом с ним совсем близко — поторапливало. Середа раскочегарил примус, но завтраком заниматься лейтенант посадил бурята, а сам вместе с артиллеристом внимательно рассматривали доставшуюся карту, приглушенно споря. Семенов новообретенным карандашом писал список имеющегося, старательно выводя круглые неустойчивые буквы.
— Давайте излагайте свои соображение и видение ситуации — сказал прихлебывая заваренный трофейный чай лейтенант. И посмотрел на бурята.
— К своим нада. Фронт догонять нада.
— Понятно. Что вы скажете, товарищ старшина? — тут поднял глаза Семенов, но увидел, что вопрос задан не ему, а Лёхе.
— Сказали уже. Берем раненых и пошли — кивнул на бурята потомок.
— Вы что думаете? — взгляд на Середу.
— Что тут думать, трясти надо. В смысле вариантов всего-ничего. Либо тянем раненых, а все добро кидаем, либо тащим все — то тогда ползем как сопля из носа. Вариант бросить раненых, понятно, не рассчитываю — расставил все по полкам артиллерист.
— Вы, ефрейтор?
Человек с невыговариваемой фамилией брезгливо понюхал непривычный ему чай и заметил:
— Раненых долго таскать плохо. Даже на телеге. Им от этого хреново делается. Кровотечения возобновляются, боль выматывает, забыться не дает. Покой здорово помогает выкарабкаться без лечения. Даже серьезные раны, бывает, сами как-то вылечиваются. Кризис пережил — на поправку пошел. Только не мешать. И с Усовым та же песня. Ему бы на печке в затишке отлежаться.
— Вешают за это немцы — напомнил ему лейтенант.
— И милиционистов они уже вооружают из местной сволочи — напомнил Семенов.
— Значит надо искать, где немцы не бывают. Нужно отыскать поблизости село или хутор с нормальными людьми, которым можно доверить раненого и больного. Не везде немцы.
— Если не гнаться за темпом, и делать переходы по 10–15 км в сутки — можно тащить все. Что-то по очереди, захватками челноком и так далее — задумчиво заметил Семенов. Видно было, что он не слишком доверяет местному населению. Немцы за донос наверное какие — то деньги дают, найдутся желающие подзаработать.
— Нет, вшестером тащить двух носилочных — это ужасть. Хоть бы уже второй кое-как ковылял сам, тогда можно раненого сменяясь, волочь. А с учетом возможности нарваться не только на немцев, но и гогуноподобное население… — проворчал Середа.
— Дневной переход по 10 км с переноской сначала груза частью — один остается, а то и все прут обратно. Те кто с раненными сидел — одного берут и несут, до места куда барахло доперли. Те что первые, отдыхают, потом добирают остатки и туда же, если надо потом еще ходка. Плечо от 0,5 до 1,5 км — задумчиво стал прикидывать Берёзкин.
— Вопрос в том что жранья на такой марш не хватит — заметил Бендеберя.
— Значит придется раз в несколько дней ставать лагерем у вкусного места и несколько дней добивать пропитание — поморщился Семенов.
— Но — так до холодов никуда не выйдем — напомнил Середа.
— Относительно таскания раненого. Уж не знаю, как кого учили — мы делали просто: из сваленных стволиков с помощью ремней от галифе вывязываются носилки (в рост раненого, плюс три поперечины внутри прямоугольника), переносят шесть человек. Смена — через сорок пять минут. Раненый обязательно привязывается к носилкам не менее чем тремя ремнями. Таким порядком человека можно тащить по тридцать км в день по частолесью, чащобам и даже в буреломах — сказал ефрейтор.
— Нас всего шестеро. А раненых — двое. И из добра — не вижу, что выкинуть можно. Разве что тулуп и пару противогазных бачков. А также окровавленное обмундирование заметил с ехидной ухмылкой артиллерист.
— Тулуп только цыган сбагривает. И только весной — усмехнулся ответно ефрейтор.
— Обмундирование и постирать не сложно. А тулуп ни в коем случае не выбрасывать. Бо штука дельная — заметил Семенов.
— Можно лямки санитарские для носилок сделать. Чтобы вес не на руки, а на плечи шел — предложил Середа.
— Можно, но не имеет смысла. Сначала вроде легче, но потом звиздец, факт. Лучше уж на руках тащить. С каждого конца по гаврику, один в середине несет, с другой строны тоже трое. На человека приходится кило по пятнадцать максимум. Но четверо на носилки надо — покачал головой ефрейтор.
— Ясно. Резюмирую: сейчас собираемся и выступаем, совершая марш в 9,6 километра — вот сюда — и лейтенант показал Середе ногтем место на карте. Тот согласно кивнул. Берёзкин продолжил:
— Относим туда Усова и часть имущества. Возвращаемся налегке и транспортируем Половченю и оставшийся груз. После чего там разбиваем лагерь и производим поиск в сторону дома лесника — вот тут (ткнул пальцем в карту) и этого, назову его хутором, строения. Товарищ Жанаев и вы, ефрейтор, делаете нормальные носилки, благо мы теперь брезентом разжились, вы, товарищ Семенов со своими товарищами — готовите вещи к транспортировке. Выходим через час. Вопросы есть?
— Вопросов нет — отозвались товарищи.
— Выполняйте.
Поминая старшину роты Карнача и всю кротость его, Семенов старательно составил список. Получилось даже где-то и красиво и боец полюбовался своим творением. После того, как он научился писать этот акт сложения букв в слова всегда вызывал у него тихую радость пополам с гордостью. На тетрадном листе, словно рота на торжественном построении выстроилось осмысленное и выстраданное:
Оружие группы:
1. пулемет ручной «хателлероулт» 33 патрона
2. винтовка немецкая 51 патрон
3. Винт. Мосинки — 3 шт. 110 патронов
4. Автомат л-та Березкина ППД — 0 патронов
5. СВТ 40 патронов
6. ТТ л-та Березкина — 8 патронов
7. Кинжалов — 3 штуки
8. Парабелум Середы — 4 патрона
9. Парабелум маленький — 3 патрона
10. Карабин в чехле — 36 патронов.
Одежда
1. Тулуп
2. Кумплект немецкой формы полный — 1 шт
3. Кумплект труд офицерский 1 шт.
4. Кумплект труд солдатский в крови 1 шт
5. Кумплект зеленый в крови. 2 шт.
6. Одежда Стецько (китель польский) 1 шт
Амуниция
1. Плащ-палатки немецкие — 3 шт.
2. Каски нем. 3 шт.
3. Бачки противогазные 3 шт.
4. Фляги 6 шт.
5. Котелки 7 шт.
6. Примус бензиновый 1 шт.
7. Печка с сухим спиртом «Эксбит» 1 шт.
Тут заметил, что не записал сапоги, что были в избытке, всякий брезент, одеяла и прочие вещи, например термоса. С термосами была дополнительная сложность — боец не знал, как правильно их записать и опасался обмишуриться. Совсем сложно было с харчами, потому как там Середа откопал и напереводил всякого разного, начиная с пакетиков, содержащих сухой пахучий порошок, но надпись, в чем артиллерист готов был побожиться — гласила, что это «Маршевый напиток» и кончая упаковками с сухим спиртом, что тоже вызвало непонимание у Семенова. Спирт — сухой?? Особенно удивился, когда Середа походя объяснил, что эти маленькие брусочки словно спрессованного сахара на самом деле — для разогревания пищи и для разжига примуса. Совсем запутал. Не меньше вопросов вызывали и консервные банки без этикеток, а их запасливый немец припас с десяток. Вот одну вчера открыли на ужин — оказались мозги. Что в других — никто сказать не мог. Единственно, что было ясно, что в своем мешке — три шмата сала, да лук-чеснок, а в немецком рюкзаке — свежий хлеб и два круга колбасы. Потом новоиспеченный старшина запнулся о чемодан и вспомнил, что еще и белье надо бы на учет взять, просто голова кругом шла, а времени — то и не было. Окончательно огорчило то, что совсем про аптечку забыл, все пилюли и баночки Середа сложил в жестяную коробку, взятую с брошенного перемотоцикла и теперь по уму надо было б разобраться, но этим заниматься Семенов откровенно побоялся. И категорически не хотелось выбрасывать хоть что. Просто сердце кровью обливалось, потому как за что ни схватись — ну все нужное, если и не сей момент, так завтра понадобится. Только, можно сказать, разбогатели — и на тебе. Так еще и самим себя раскулачивать. Что совсем горько.
