Санька-умник 3 (СИ) - Куковякин Сергей Анатольевич
Нет, не из-за Марии-поварихи. Меня сейчас о своей дальнейшей судьбе мысли занимали.
Что дальше будет?
На чем, как в народе здесь говорят, сердце успокоится?
Майор поставил на стол кружку, из которой только что сделал последний глоток чая.
Кофе нас тут не баловали, а было бы не плохо сейчас кофейку испить. Ещё бы и с душистым перцем, как мне дома, в прежней жизни, супруга варила…
— Пока остаемся здесь. Надо с твоей поварихой разобраться, — не глядя на меня произнес майор.
С моей?
Давно ли она моей стала?
Впрочем, действительно, советские поварихи на таком уровне сумо не владеют.
Ой, ой, ой… А, может, она — диверсант или шпион какой-то?
Скажем — японский.
Появилась-то она на аэродроме уже после перелета сюда из СССР МиГов!
Вдруг, у неё задание наших летчиков в нужный момент из строя вывести, обкормить их какой-то ядовитой гадостью?
Хроническая болезнь, она — на всю жизнь, до самой смерти. Меня тут шпиономанией ещё в детстве заразили, вот и обостряется она время от времени.
В прежней своей жизни я бы о поварихе как о вражеском агенте никогда не подумал, а сейчас вбитое в голову в юные годы Саньке дало себя знать.
Вожатые на сборах, учителя в школе, пионерские издания, что я брал в библиотеке в тридцатые постоянно твердили о шпионах и диверсантах, которых враги СССР засылали в нашу страну.
Складывалось впечатление, что враги были везде. Они только и мечтали как-то навредить социалистическому строительству — поджечь, отравить, устроить диверсию на заводе или фабрике…
Особенно часто повторялся сюжет с подсыпанием яда.
А кто может подсыпать яд в пищу летчикам? Легче всего это сделать как раз поварихе!
Кроме того, человек за столом расслабляется, теряет бдительность, может ненароком что-то сболтнуть. Мария же повариха частенько своё рабочее место покидала и якобы ко мне в зал выходила, разговоры вела, а сама в это время слушала, слушала, слушала…
Болтали-то за столами пилоты секретных МиГов разное. Порой такое, что являлось несомненной военной тайной. А болтун, это в советской стране знал даже каждый малыш, — находка для шпиона.
Про бдительность в отношении иностранных агентов я даже и сейчас помнил одно стихотворение. Его я на шефских мероприятиях для пионеров декламировал, когда в фельдшерско-акушерской школе в кружке чтецов состоял.
Автором стихотворения являлся Долматовский, а называлось оно «Пуговка». В нем, благодаря бдительности ребят из приграничной местности, был выявлен иностранный шпион. Причем — как раз японский.
Как там оно начинается?
А, вот…
Коричневая пуговка валялась на дороге,
Никто не замечал ее в коричневой пыли.
Но мимо по дороге прошли босые ноги,
Босые, загорелые протопали, прошли…
Один из ребят, Алешка, наступил ногой на пуговку, поднял её, а на ней — нерусские буквы!
К начальнику заставы ребята всей гурьбою
Бегут, свернув с дороги. Скорей! Скорей! Скорей!
'Рассказывайте толком, — сказал начальник строгий
И карту перед собою зеленую раскрыл: —
Вблизи какой деревни и на какой дороге
На пуговку Алешка ногою наступил?
Значок японской фирмы — вот здесь, на этой штуке,
И пуговку такую нам выбросить нельзя!
Далее четыре дня пограничники искали хозяина пуговки. И нашли ведь!
Седого незнакомца в деревне повстречали,
Сурово осмотрели его со всех сторон.
А пуговицы нету у заднего кармана,
И сшиты не по-русски широкие штаны.
А в глубине кармана — патроны для нагана
И карта укреплений советской стороны.
Вот так шпион был найден у самой у границы.
Никто на нашу землю не ступит, не пройдет!
В Алешкиной коллекции та пуговка хранится.
За маленькую пуговку ему — большой почет…
В стихотворении пуговкой выдал себя японский шпион, а тут простая повариха владение сумо демонстрирует!
Вот и решил майор с ней разобраться.
Глава 18
Глава 18 Прощай, Китай!
Майор на свою пустую кружку ещё раз пристально посмотрел, вздохнул и пальцем по столу её от себя подальше отодвинул.
Как бы поразмышлял — а не откушать ли ему ещё лётного чайку?
Однако, долг пересилил.
Уходя, он мне ничего не сказал о степени моей свободы.
Что, мне тут так в столовой и сидеть? Или — могу я в пределах аэродрома перемещаться?
Кстати, несколько больных у меня сейчас под наблюдением находятся, придут они на медицинский пункт, а я тут плюшками балуюсь. Кто им медицинскую помощь окажет? Могу я отойти к пациентам, пока майор там что-то на предмет поварихи расследует? Вернее — выясняет.
Я ещё немного посидел за столом, по примеру майора свою пустую кружку туда-сюда подвигал…
Решено — иду на своё рабочее место. Никто же меня от выполнения служебных обязанностей официально не освобождал.
Меня не остановили, только один из сержантов, про прибыл с майором, потирая правый бок последовал за мной в некотором отдалении.
Так, так, так…
А ведь, с точки зрения прогноза на моё будущее, это — неплохо. Никто меня за руки не хватает, свободу передвижения не ограничивает, ногами не бьет.
Майор появился на медпункте только ближе к полудню. Что-то долго он Марией-поварихой занимался.
Пришедший на меня посмотрел с усмешечкой, головой качнул.
— Вот так и прокалываются бабы… На мужиках…
Сказано это было едва слышно, себе под нос, не для окружающих, меня в том числе. Но! У меня-то в настоящее время последействие от бабочковой настойки! Слух после её приема необычайно обострился, так что слышу я тебя товарищ майор очень даже прекрасно.
Прокалываются…
Она, Мария, что и на самом деле только себя за повариху выдавала, а кем-то иным являлась?
Уж не на самом ли деле японским шпионом⁈
Однако, всё это были только мои предположения. Майор имеющейся у него информацией делиться не собирался.
Ну, а сумо…
Во первых, она — лицо женского пола. Это уже исключение из правила. Хотя, такие случаи были…
Во вторых — на японку Мария совсем не похожа. В обучение сумо иностранцу трудно попасть. Впрочем… Борец в сумо считается иностранцем не по гражданству, а по происхождению. Может, она родилась где-то на Южном Сахалине, а он нашим-то только недавно стал. Появилась на свет на японской земле, значит — не иностранка. Возможно, и семья её была смешанной — имеются на лице поварихи некоторые восточинки…
Фантазируя дальше, можно предположить, что её искусству сумо, скажем, отец обучил…
Так, опять я мудрствую! Не отпустила меня ещё до конца бабочковая настойка!
— Чего задумался? Пошли, — не очень вежливо обратился ко мне майор.
Пошли, так пошли…
Кто, против-то?
А пошли мы в сторону взлетки.
Что, прямо сейчас куда-то летим?
Оказалось — да.
В самолете уже коробки, куда моё добро с медпункта упаковывались, присутствовали. Я их сразу узнал. К тому же они были ещё и подписаны.
Сопровождающие майора уже по лавочкам вдоль бортов расселись и на нас теперь поглядывали.
— Занимай место. — кивнул мне майор на ту лавку, что тянулась вдоль правого.
Сам он напротив меня разместился. Ножку на ножку ещё закинул…
— Куда летим-то? — не утерпел я.
— Куда надо — туда и летим.
Определенности у меня после такого ответа майора не прибавилось.
Мля… Всё какие-то тайны!
Хорошо, что ещё мешок мне на голову не нацепили…
Тут из кабины кто-то из пилотов выглянул и вопросительно посмотрел на майора.
Тот жестом показал, что можно взлетать.
Пилот кивнул и скрылся.
Ну, что, прощай Китай? Увидимся ли ещё?
— В Томск, — тут ни с того ни с сего глядя на меня проговорил майор.
Никак я от него такого не ожидал.
— В Томск? — переспросил его я.
— В Томск, в Томск.
Майор… мне улыбнулся.
Как подменили будто человека! То — бука букой был, а тут… улыбнулся!