Мария Симонова - Знак Избранника
Четвертая от Кукса планета, на которую упал корабль Боина, была, к счастью, одной из двух планет системы, считавшихся пригодными для жизни.
В живых на сбитом корабле, кроме самого капитана, остался юнга Инжоди Гил. Его летный комбинезон был в нескольких местах разорван, на обнажившихся участках тела алели глубокие порезы и ссадины, сочащиеся кровью. Что касается капитана — его облик и одежда не обнаруживали ни малейшего следа перенесенной катастрофы. Однако людям, знающим его, это вовсе не показалось бы чудом. Точнее сказать, для них это явилось бы чудом привычным: о загадочной, почти мистической неуязвимости капитана Боина ходили легенды, а его везение давно вошло в поговорку в космическом флоте.
Внешность капитана не давала ни малейшего представления о его возрасте — на вид ему можно было дать тридцать, а можно было и все пятьдесят. Короткие, тронутые сединой волосы, резкие черты лица, тяжелый взгляд и какая-то общая ощутимая жесткость во всей приземистой фигуре Боина выдали бы в нем профессионального военного в любом обществе и в любом костюме. Однако война, как это ни странно, не оставила на теле капитана ни единой отметины: у него вовсе не было шрамов, естественного и неизбежного украшения всех без исключения людей его профессии, сумевших перевалить за тридцатилетний рубеж. Его соратникам не раз приходилось быть свидетелями, как капитан выходил без малейшей царапины из таких переплетов, по сравнению с которыми сегодняшнее падение могло сойти за мягкую и в полной мере комфортабельную посадку.
Юнга глубоко с наслаждением вдохнул, набрав полные легкие теплого горьковатого ветра, и откинулся на спину, заложив руки за голову.
— Разрешите вопрос, капитан! — нарушил он затянувшееся молчание. Боин чуть повернул голову в его сторону. — Сколько лет вы уже воюете?
Капитан немного помолчал, словно припоминая. На самом деле неожиданный вопрос мальчика просто привел его в замешательство. Земное летосчисление давно уже потеряло для капитана свой основополагающий смысл, как теряло его постепенно для всякого солдата, полем боя которого являлся практически весь исследованный космос. Бойн привык измерять свое время не сменой сезонов, а количеством побед и поражений в боях с врагом.
— А ты сам знаешь, сколько земных лет ты уже воюешь, парень? отозвался он наконец, обернувшись к мальчику. Тот ухмыльнулся мимолетно уголком рта.
— Я с вами уже год, капитан.
Боин дернул плечом.
— Возможно.
Да, пожалуй, мальчишка пристал к нему примерно с год назад и объявился на корабле неожиданно. Вообще-то на военном космолете не предусматривалось должности юнги, да и война испокон веков считалась недетским делом. Но этот парень был в своем роде феноменом. До сих пор оставалось загадкой, как он ухитрялся проникать на строго охраняемую военную технику, но его периодически обнаруживали в самых «горячих» секторах мирового пространства, как правило, в каком-нибудь из боевых космических кораблей. Таким образом за три года он сумел отметиться в каждой из двадцати шести разбросанных по Вселенной земных эскадр.
Отчаявшись отделаться от настырного малолетки, его отправили как-то раз в детскую колонию на Кошачью Голову. Не потому, что его действия были преступны; просто Кошачья Голова славилась тем, что оттуда еще не удавалось удрать ни одному из юных нарушителей закон. Инжоди Гил открыл счет, оказавшись первым, кто сумел сделать это. К тому времени, как Гил попал к Боину, мальчику было, вероятно, около тринадцати лет, и его имя уже успело стать притчей во языцех на космофлоте.
— Разрешите мне остаться, капитан, — сказал паренёк, когда старший помощник привел его к Боину, выудив из-под койки в собственной каюте. — Я знаю вас. я о вас слышал. Только вы можете мне помочь…
Капитана поразил этот усталый голос, в котором не было ничего детского, а из глубины темно-серых мальчишеских глаз на мгновение глянула на Боина, как ему показалось, сама Война.
— Я тоже о тебе слышал… — ответил тогда Боин.
И оставил мальчишку на корабле.
Вот и теперь голос мальчика заставил капитана чуть заметно вздрогнуть.
— Скажите, капитан, а это правда, что вы ни разу не были ранены? — спросил Гил.
— Не был, — машинально подтвердил тот.
— А почему?..
Этот неожиданно прямой, нелепый, казалось бы, до абсурдности вопрос застал капитана врасплох. Он довольно долго молчал. Гил уже не ожидал, что он что-то ответит, когда Боин вдруг уронил:
— На мне пояс неуязвимости.
Гил посмотрел на его пояс. Это был обыкновенный кожаный ремень военного образца.
— Вот этот самый? — принял игру мальчик.
— Он и есть, — заверил капитан.
— Я слышал легенду о поясе неуязвимости, — сообщил юнга. — Он ведь принадлежит Богу Войны?
— Бог Войны отдал его мне.
— Ха! Прокол! Вы плохо знаете сказки, — приподнявшись на локте, констатировал мальчик. — Бог Войны дарил свой пояс только царям или великим героям!
— Я не мастер рассказывать сказки, — буркнул капитан.
— Так вы сдаетесь? Признаете, что не могли получить на именины такого подарка? — не унимался юнга, поглядывая между тем на небо, которое по-прежнему было пусто и безоблачно.
— Ну хорошо. Раз ты так любишь сказки, я, так и быть, расскажу тебе одну… — неожиданно согласил-ся капитан. — …Однажды мальчик вроде тебя пожалуй, немного поменьше — пошел гулять в лес. И заблудился. Он проплутал в чащобе всю ночь, а наутро вышел к какой-то речке. Он напился из нее огляделся и увидел человека. Тот сидел на большом камне у самой воды. Мальчик мог бы поклясться что раньше его здесь не было. Человек назвал мальчика по имени и сказал, что хочет сделать ему подарок. «Это необычный подарок, — предупредил незнакомец. — Ты мечтаешь быть солдатом, и ты им станешь. В будущем тебе предстоит немало сражений. Эта вещь сохранит тебе жизнь, сбережет от любого оружия». Сказав так, он снял с себя пояс — с виду самый обычный кожаный пояс — и отдал его мальчику… Прошло время. Мальчик вырос, и война, о которой он столько мечтал, стала его жизнью, вошла в его плоть. Смерть была теперь его верной спутницей. Он жил с ней, как живут с нелюбимой женой, и сам сеял ее везде, где бы ни появлялся. Он давно уже потерял тех, с кем начинал эту бесконечную битву, и еще многих и многих других. Они сражались бок о бок с ним и делили с ним хлеб, а потом их кромсало, разрывало, давило, они сгорали прямо у него на глазах… Но самого его ни разу не опалило, не поцарапало — даже случайно… Хотя он часто бывал ближе них к смерти, потому что всегда первым лез на рожон в любое пекло. Скорее всего — ему просто безумно везло… Но постепенно он поверил в этот пояс, как в свой счастливый талисман, и предпочитал никогда с ним не расставаться…
