Мария Симонова - Знак Избранника
Капитан замолчал, сощурясь, глядя куда-то за горизонт.
— А дальше? — спросил мальчик.
— Это вся сказка, — обронил Боин.
— Это какая-то неполная сказка, — разочарованно протянул Гил — Она не имеет ни начала, ни конца и похожа на ребус. Если бы я взялся ее рассказывать, то начал бы, к примеру, так: «Однажды Бог воровства и обмана украл у Бога Войны его знаменитый пояс…»
— Этот пояс нельзя украсть, — запоздало уточнил капитан. — Незнакомец сказал, что он может быть только отдан или подарен.
— Но не украл, значит, добыл хитростью, не сдавался мальчик. — Завладев поясом, Бог воров задумался — куда его спрятать? И придумал. Он решил отдать пояс простому смертному. Во вселенной без счету людей — Бог Войны и даже в великом гневе не осмелится их всех уничтожить, чтобы обнаружить того, которого невозможно убить, потому что на нем волшебный пояс! Рассудив так, вор нашел планету, населенную людьми, опустился на нее и отдал пояс первому встречному мальчишке!
Юнга умолк и с торжеством посмотрел на своего капитана.
— Да ты, как я вижу, завзятый сказочник, — скептически заметил Боин, между тем внимательно выслушав версию мальчика. — Ну что ж, интересное начало. А каков же тогда, по-твоему, должен быть конец?
— А конец…
Взгляд Гила в очередной раз скользнул по небу, и юнга осекся с приоткрытым ртом. Капитан быстро обернулся и посмотрел в направлении его взгляда. И той стороне на небосклоне появились три маленьких крестика, которые стремительно увеличивались в размерах. Особой радости при виде их Боин не ощутил: судя по очертаниям, катера были вражескими Это означало, что сражение в космосе проиграно, спасательный катер вероятнее всего сбит, а их обоих в ближайшие секунды ждет каша из огня и металла Противник знал за землянами одну маленькую слабость — во что бы то ни стало возвращаться после боя и подбирать с обломков разбитой техники своих уцелевших солдат. Были времена, когда пиригринцы. выиграв сражение, отыскивали и разносили в клочья всю оставшуюся на отвоеванной территории вражескую технику, во избежание дополнительных стычек и лишних потерь. И сейчас, судя по целенаправленному приближению их катеров, было похоже на то, что противник решил возобновить старую практику.
Капитан посмотрел на юнгу. Им оставалось несколько секунд.
Они одновременно вскочили на ноги. Но бежать было некуда.
— Дьявол тебя принес на мою голову… — процедил Боин сквозь зубы и, сорвав с себя пояс, надел его на Гила. Сделав это, капитан в последний раз мельком глянул на мальчика. Сейчас Боину было недосуг разбираться в мальчишеской мимике, но в выражении лица юнги было нечто такое, что заставило скользнувший взгляд капитана вернуться и задержаться на нем.
Нескрываемое торжество, откровенная радость долгожданной победы были ясно написаны на лице мальчика. Всегда такие непроницаемые глаза Гила сейчас сияли, как стальные лезвия на солнце.
— Тебя интересовал конец, капитан? — напомнил он пораженному Боину, сверкнув белозубой улыбкой — первой настоящей улыбкой, увиденной капитаном на этом лице. Боин безмолвствовал, не в силах произнести ни звука.
— Так ты считаешь, что последняя война слишком затянулась? — не дождавшись ответа, задал юнга очередной вопрос. Капитан молчал.
Пожалуй, это справедливое замечание, — констатировал Гил. — Кстати — поздравляю: не ты один придерживаешься такого мнения. Признаться, даже мне она успела немного поднадоесть…
Юнга заложил большой палец правой руки за пояс и криво усмехнулся.
— Не обессудь, капитан, но я не могу обещать, что ты увидишь конец Великой Войны!
Гил слегка повел плечом, и Боин на мгновение увидел его истинный облик. Короткий, подобный озарению, миг. Капитана шатнуло. Он рухнул на колени.
Мальчик отвернулся и не торопясь пошел прочь ступая прямо по воздуху.
«Шаг… Второй… Третий…» — успел сосчитать капитан Боин. Прежде чем на него обрушился Ад.
Дарлинг
Мужик, а мужик!
Мужик даже бровью не повел. Он лежал неподвижно, там, где упал — у дверей подсобки — гостеприимно раскинув руки, уставя неподвижный взгляд прямо перед собой, но не в потолок и не на Вовчика, а, очевидно, куда-то в мировое пространство.
— Констатирую смерть, — деловым тоном сообщил Вовчик, подняв морду от индифферентного лица свежепреставившегося мужика и покосившись левым глазом в мою сторону.
Вот ведь черт! И угораздило ж его так сразу!..
А всего-то делов, что два симпатичных таких волчка с горящими глазами перегрызли прутья оконной решетки и влезли один за другим в мясную лавку через открытую форточку. Ну бросился бы за ружьем, или там за топором, или — на худой конец — к телефону, пожарную охрану вызывать. А он — нате вам! — рухнул замертво. Сам виноват. Не будет вечерами форточки распахивать.
— Ладно. — Взгляд мой поневоле пожирал мясное изобилие в витрине, а нос свидетельствовал, что за дверью подсобки, откуда вышел впечатлительный мужик, имеет место еще куда большее изобилие. — Съедим все, что сможем, и ходу отсюда!
Вовчика уже рядом не было. Перескочил стремглав через покойника, забыв об угрызениях. В подсобке уже что-то гремело, открывалось, что-то там тяжело перекатывалось и увесисто шлепалось. Потом вся эта неэстетичная возня сменилась Вовчиковым голодным ворчанием вперемежку со смачным чавканием. Вот акула толстокожая! Ведь всю лавку сожрет, если вовремя не остановят!
— Прости, мужик! — уронила я, минуя в прыжке невольную жертву нашего безукоризненного обоняния и ее собственной — жертвы то есть — роковой небрежности. Не поспеши мужик так опрометчиво помереть со страху, мы с Вовчиком тормознули бы его часика на четыре с частичным выпадением памяти — и было бы кому утром подсчитывать убытки. Жил бы мужик и радовался! А он взял и помер… До чего ж нервный народ пошел!
Ох и докатились мы! Примитивный грабеж, да еще с отягчающими!.. Позор на мою прожорливую голову! На обе наши прожорливые головы! И на Вовчиково ненасытное брюхо! Ведь ни одного окорока целым не оставил! На каждой уцелевшей колбасе отпечатки его никогда не сытых челюстей! Что не смог сожрать, все пообкусывал, крокодил обжористый!.. И такие невеселые мысли одолели меня на полный желудок по пути домой — хоть вой! И завыла бы, кабы не говяжий оковалок в пасти… А что делать? Не у своей же коровы оковалки обгладывать! Вот времена настали… В людском обличье мы б еще как-то прокормились — огородишко у нас, корова, Вовчик мой — ветеринар. Как смерть-то компетентно констатирует, а! Профессор!.. Градусник ему в… Говорила ж ему, говорила — учись на бухгалтера! Сейчас бы бизнесменом стал, в райцентр переехали бы… А ветеринар что — он и при капитализме ветеринар. А в условиях рынка кому он нужен? Теперь каждый сам себе — ветеринар.
