Деймон Найт - Билет куда угодно
Росси поднажал — в голове медленно нарастало напряжение — но ничего не случилось. Он чувствовал себя малышом, забытым на карусели, букашкой, попавшейся в ловушку между рам, мотыльком, что кружит у лампы…
Наконец до Росси дошло, в чем заключалась его беда. Требовалось сильное желание — то предельное духовное сосредоточение, что являлось единственной движущей силой; а все остальное — голодание, покой, рифмы — служило лишь каналом и направляющей.
Ему придется сойти только в одном-единственном месте на всей бесконечной кривой времени — там, где он действительно хотел бы остаться. А местом этим, понял Росси без тени удивления, был алый пляж.
Которого больше не существует — нигде во всей вселенной.
Пока Росси висел, держась за эту мысль как за ниточку, мелькание задержалось на доисторических джунглях — на поляне с меднокожим мертвецом — на пустой бревенчатой комнате — на церкви, тоже пустой.
И на пылающей комнате — огонь пожирал ее так неистово, что волоски на руках у Росси задымились и стали скручиваться.
И на прохладной лужайке, где маленький мальчик стоял, разинув рот.
И на павильончике — седобородый и молодой склонились друг к другу, будто пораженные молнией деревья, губы их посинели.
Вот в чем была беда: на первом круге они поверили ему, и, действуя в соответствии с его словами, изменили мир.
Теперь оставалось одно — разрушить эту веру, дурачить их, молоть чепуху, подобно призраку, вызванному на спиритическом сеансе!
— Значит, ты советуешь мне вложить все в землю, — спросил седобородый, сжимая распятие, — и ждать повышения?
— Конечно! — тут же подтвердил коварный Росси. — Нью-Йорк станет самым большим городом… во всем штате Мэн.
Павильончик исчез. Росси с удовлетворением отметил, что пришедшая на смену комната была запущенной, просторной, с высокими потолками, и явно предваряла появление в 1955-м году его собственной облюбованной тараканами комнатенки. Длинная, обшитая панелями комната с дремлющим у очага юнцом исчезла, испарилась как «бывшее-в-возможности».
Когда беременная женщина с трудом потянулась из кресла-качалки, чтобы получше его разглядеть, Росси уже знал, что ему делать.
Он приложил палец к губам.
— Потерянный подсвечник лежит в погребе под лестницей! — прошипел он и исчез.
Комната несколько постарела и стала еще более запущенной. Добавилась новая перегородка, которая довела ее размеры до знакомых Росси; появилась кровать и старый оловянный тазик в углу. На кровати, раскинувшись, лежала пухлая молодая женщина, раскрыв рот и оглушительно всхрапывая; Росси почувствовал неловкость, смешанную с отвращением, отвернулся и стал ждать.
Та же комната — почти совсем как у него; толстомясый небритый мужчина курил, сидя в кресле и опустив ноги в тазик с водой. Трубка выпала из его разинутого рта.
— Я — фамильное привидение, — заявил Росси. — Остерегайтесь, ибо маленький человек с длинным ножом преследует вас по пятам. — Он сощурился и показал клыки; поспешно вскочивший мужчина наступил на край тазика и полкомнаты пропахал носом вперед, пока не обрел равновесия и вихрем не метнулся к двери, вопя во весь голос. Он пулей вылетел из комнаты, оставив за собой жирные влажные следы и гробовую тишину.
Ну вот; наконец-то… Была ночь, и вокруг Росси все приливало и приливало застойное тепло города. Он стоял в центре комнаты меж меловых отметок, сделанных им сотню миллиардов лет назад. Лампочка без абажура все еще горела; вокруг нее первые язычки пламени лизали краешек стола, готовя на пластиковой столешнице комковатые шипящие пузыри.
Росси — судовой грузчик; Росси — лифтер; Росси — мойщик тарелок.
Он все это пропустил. Комната калейдоскопически меняла цвет от коричневого до зеленого; молодой человек, склонившийся над тазиком, наливал в стакан какую-то янтарную жидкость, булькая и позвякивая стеклом.
— Ку-ку! — хлопнув в ладоши, гаркнул Росси.
Молодой человек судорожно вскочил, а в воздухе на мгновение повисла длинная дуга коричневых капелек. Дверь с грохотом захлопнулась, и Росси остался в одиночестве, наблюдая, как стакан катится по полу, считая мгновения, пока…
Стены снова стали коричневыми; висевший на противоположной стене календарь отмечал 1965-й год — еще точнее, май 1965-го. Похожий на паука старик, сидевший на краешке кровати, нацеплял дужки очков на заросшие гребни ушей.
— Ты реален, — торжественно произнес он.
— Ничего подобного, — возмущенно возразил Росси. Потом добавил: — Редиски. Лимоны. Виноградины. Мура-а-а!
— Тебе от меня не отделаться, — сказал старик. Вид у него был крайне неважный — землистого цвета лицо с запавшими, как у птицы, висками, рот вроде пианино с выпавшими клавишами — зато похожие на устриц глаза так и посверкивали. — Я как только тебя увидел, сразу понял — ты Росси — тот, что исчез. Если ты такое можешь, — зубы его щелкнули, — то наверняка знаешь… и должен мне сказать. Эти корабли, которые приземлились на Луне — что они там строят? Что им нужно?
— Не знаю. Ничего.
— Пожалуйста, — вкрадчиво попросил старик. — Не будь так жесток. Я пытался предостеречь людей, но они забыли, кто я такой. Если ты знаешь, можешь мне сказать…
Росси подумал о всплеске пламени, о катастрофе, в которой громадный город сгорит точно крыло мотылька, пролетевшего над свечкой. Но в конце концов, вспомнив о подлинной реальности, Росси заявил:
— Фикция. Ты сам меня выдумал. Я тебе снюсь.
А затем, когда напряжение сконцентрировалось, вновь возникло озеро вулканического стекла.
И джунгли — все именно так, как и должно быть — и смуглые люди, возглашавшие:
— Здравствуйте, мистер Росси, еще раз здравствуйте, здравствуйте…
И саванна — и подгоняемые ветром черноволосые — и сверкание зубов:
— Здрассе, миссер Росси!
И пляж.
Алый пляж, полный золотистых смеющихся людей.
— Миста Росси, миста Росси! — Преддверие рая под ясным небом — а дальше, за бурунами, чистые, берущие за душу отблески солнца в море; и напряжение от страстной жажды освобождения (стоп), и не нужны уже никакие символы (стоп), квинтэссенция «хочу» за все время жизни… желание, бьющее струей — ведомое по каналу — вышло.
И вот он стоит там, где страстно желал оказаться, с тем же умиленным выражением на лице, навечно пойманный в начале слова «привет» — Росси, первый человек, путешествовавший во Времени, первый человек, пришедший к Остановке.
Не стоит смеяться над ним — не стоит его и оплакивать. Росси родился чужаком; подобных ему тысячи — тысячи неучтенных песчинок на шестеренках истории, растяп, лишних людей, пригодных для какого-то другого мира, открыть который им так и не удалось. Им не нашлось места в утопиях с кондиционерами; они были бы плохими рабами и еще худшими хозяевами в Афинах. А что касается тропических островов — Маркизских в 1800-м году или Манхэттена в 3256-м — то разве смог бы Росси проплыть милю, нырнуть на шесть саженей, забраться на сорокафутовую пальму? Если бы он вышел живым на тот алый берег, разве стали бы его терпеть молодые люди в каноэ или девушки в беседках? Но вот он стоит теперь, твердокаменно-бессмертный, символ того удивительного, что с ним приключилось. Наивные золотистые люди навещают его каждый день — если только не забывают. Они украшают его твердокаменную плоть гирляндами и кладут к его ногам небольшие приношения; когда же он насылает дождь, его колотят.
