Чери Прист - Дредноут
Все обитатели поезда, включая машиниста, его экипаж и всех проводников, сошли по железным лесенкам на твердую землю штата Юта с чувством глубокого облегчения. Несколько штатских даже разрыдались от избытка чувств. Промерзшие до костей, исцарапанные, покрытые синяками (все легкие и тяжелые раны Мерси обработала, как могла), люди пребывали в состоянии потрясения. Котлы паровоза остыли, топливные клапаны были туго завинчены. В вагонах хрустело битое стекло, перекатывались гильзы, коричневели подсохшие пятна крови. Поезд застыл на путях, пустой и безмолвный: железная оболочка, которая, несмотря на всю свою мощь, выглядела покинутой и несчастной.
Мерси присела на скамью в огромном станционном зале вместе с рейнджером Корманом, инспектором Гальяно и тремя солдатами-южанами. Прижавшись друг к другу, они смотрели на суетящихся вокруг людей, спешащих мимо по своим делам.
Немало удивленных взглядов скользило по ним, но никто не остановился, чтобы спросить, что делали в поезде трое конфедератов или почему им позволили просто уйти; никто не осведомился, откуда взялся мексиканский инспектор; и никто не обсуждал — по крайней мере, вслух, — зачем это техасский рейнджер забрался так далеко от родных болот.
Как-никак, это все-таки была не Америка. Не Конфедерация, не Техас, даже не Мексика. Так что, если кто и заинтересовался, никто ничего не сказал. Здесь, в Юте, войны не было.
Итак, документы оформлены.
Поданы новые поезда.
Штатские отправлены в первоначальные пункты назначения.
Теодора Клэй с тетушкой Норин исчезли, не попрощавшись. «Интересно, получил ли Горацио Корман назад свой пистолет?» — подумала Мерси, но спрашивать не стала. Она была абсолютно уверена, что если бы он хотел, то позаботился бы о том, чтобы оружие вернулось к нему. Капитана Макградера и лейтенанта Хоббса направили на другой поезд, с другими обязанностями прежде, чем Мерси успела выразить им свою признательность и сказать, как высоко ценит их. Но, решила она, они и так все знают и все понимают.
В скором времени кто-то подошел к троим южанам и вручил им конверты с билетами. Назад, на восток и юг, предположила медсестра. Солдаты тихо попрощались, вежливо отсалютовали — и ушли. Следующим стал инспектор Гальяно, получивший билет на поезд, который, несомненно, доставит его на родину, где ему будет что рассказать.
Потом пришла очередь рейнджера. Горацио Корман встал, коснулся края шляпы:
— Мэм.
Вот и все.
И он тоже покинул свое место на широкой деревянной скамье, а Мерси осталась одна, не зная, радоваться ли ей неожиданному уединению после стольких недель пребывания в замкнутом пространстве среди кучи людей… или огорчаться своему абсолютному одиночеству.
Но наконец пришел и ее черед, и машинист ее поезда объявил посадку, и она стиснула в кулаке билеты и, поднявшись, направилась к поданному на путь составу.
Назывался он «Розмари» и не имел ничего общего с «Дредноутом», что и успокаивало, и разочаровывало одновременно. По сравнению с военной машиной «Розмари» выглядела хрупкой вещицей, неспособной совершить путешествие куда бы то ни было, а тем паче через горы и перевалы, по равнинам и вдоль рек, проделать еще тысячу миль предстоящего Мерси пути.
Но маленький паровоз с чистенькими спальными вагонами и сияющей стальной окантовкой понес ее быстро — порой даже быстрее, чем «Дредноут», что неудивительно, поскольку этот поезд не был отягощен броней, орудиями и боеприпасами.
Горная цепь спокойно проплывала мимо, как величественная декорация к эпической поэме — белоснежная, с небесно-голубыми пятнами озер талой воды.
Со своими спутниками Мерси почти не разговаривала. Да и что ей было говорить?
Она игнорировала и избегала других пассажиров, обмениваясь с ними лишь вежливыми фразами, да и то в случае крайней необходимости, и ее, соответственно, тоже игнорировали и избегали. Хотя она почистила плащ и платье в меру своих возможностей, на них все еще виднелись пятна крови и слез, а еще — она обнаружила это однажды утром в туалетной комнате — две пробитые пулями дырки. Руки ее были перевязаны. Она бинтовала себя сама, проделав изрядную, если не сказать — гигантскую, работу; но заживающие пальцы все время болели.
Последняя тысяча миль, между Солт-Лейк-Сити и Такомой, оказалась настолько же бедна событиями, насколько богаты ими были первые две тысячи.
Иногда, когда Мерси казалось, что она вот-вот свихнется от скуки, она вспоминала, как лежала на крыше пассажирского вагона «Дредноута», прижимаясь щекой и шеей к стылому железу и чувствуя, как голые руки буквально приклеиваются к обледеневшей поверхности. Вспоминала, как смотрела на бегущих солдат-южан, спотыкающихся, увертывающихся от голодных мертвецов; бегущих, чтобы спасти свою жизнь. Она представляла дым и снег в своих волосах — и решила, что на следующей остановке неплохо было бы приобрести один-другой роман ужасов.
Она купила три, истратив почти все свои наличные.
И даже прочла их. Да, времени у нее хватало. И заняться было совершенно нечем.
И люди обычно не беспокоят женщину с книгой.
Через несколько дней она стала проверять газеты на каждой остановке в поисках хоть малейшего признака того, что кто-нибудь — все равно кто — начал объяснять, что произошло у Прово с «Дредноутом» и с ехавшими на нем людьми. Но никаких упоминаний ни о чем подобном она не обнаружила и сказала себе, что прошло еще слишком мало времени. Инспектор Гальяно еще не добрался до Мексики; рейнджер Корман пока не попал в Амарилло; и капитан Макградер еще не вернулся на Миссисипи. Так что она решила набраться терпения и ждать. Мир, в конечном счете, все узнает. Когда-нибудь какая-то газета обязательно напечатает эту историю целиком, поведав чистую правду.
Когда-нибудь. А не в то время, как Мерси Свакхаммер Линч совершает путешествие к Западному побережью.
Окутанная серым туманом усталости и апатии, она миновала Твин-Фоллз, Бойсе и Пендлтон.[13] Провела ночь в Валла-Валла и наутро пересела в другой поезд под названием «Санта-Фе». Из Якимы она послала последнюю телеграмму в конечный пункт своего путешествия, надеясь, что шериф встретит ее, потому что иначе Мерси даже не представляла, что ей делать дальше.
Седар-Фоллз. Канаскат.
Оберн. Федерал-Уэй.[14]
Такома.
Мерси сошла с поезда с расстроенным желудком и нервной головной болью.
Она шагнула под низкие серые облака, но мир все равно показался ярким по сравнению с постоянными сумерками внутри вагона. Было холодно, но терпимо. Воздух влажный, как-то странно пахнущий: чуть пряный, чуть кислый и еще чуть-чуть чего-то совсем неопределимого.
