Коллектив авторов - Апокалипсис отменяется (сборник)
Спокойный уголок для превращения толстой зеленой гусеницы в бабочку. В меня.
Возрождение завершено.
Александр Сигида
Переход
Профессор Цветаев откинулся на спинку кресла. Локоть удобно лег на подлокотник, пальцы другой руки поглаживают редкую бороденку. Он размышлял над тем, как окончить доклад. Нужна яркая, запоминающаяся фраза, именно она будет звучать в кабинетах и коридорах министерств после доклада, передаваться от одного человека к другому. Фраза должна действовать на эмоциональном уровне, вызывать доверие и располагать услышавшего ее человека поверить в истинность идеи, заложенной в ней.
Доктор биологических наук, профессор Цветаев и без того не сомневался в истинности того, что изложил в докладе, но на людей нужно воздействовать эмоционально, только тогда кто-то прислушается, поверит, поймет. И примет какие-нибудь меры.
Цветаев поднял глаза к потолку, перебирая в мыслях слова, сопоставляя и комбинируя их. Наконец вновь прильнул к монитору. Сухие узловатые пальцы застучали по клавиатуре, на дисплее побежали строки:
«Все существование жизни – это круговорот. Вечный круговорот постоянного обновления. От рождения к смерти. Цветок распускается на прахе, дает плод и гибнет, обращаясь в прах, уступая место новому. Так было, так есть и так должно продолжаться».
Палец ткнул в клавишу с символом точки. Цветаев еще несколько минут не отрывал взгляд от последних строк, размышляя, достаточно ли эмоционально получилось. Наконец нажал кнопку «сохранить» и отправил на печать. В министерстве без бумаг никуда. Все должно быть на бумаге.
Принтер очнулся ото сна и принялся выплевывать листы с черными строками, а профессор откинулся на спинку кресла и продолжил размышлять о действиях Ковалева. О его опасных играх с природой человека.
Цветаев вышел из группы Ковалева через несколько месяцев после известного инцидента в подмосковном НИИ. И виной тому даже не сам инцидент, безусловно показавший опасность новой технологии. Хотя многие считали иначе, ведь в итоге никаких признаков катастрофы не было найдено ни одной комиссией, в том числе и международными. Но Цветаев вышел из-за политики Ковалева, которую тот начал проводить сразу же после эксперимента. Эксперимента, проведенного тайно, в разгар катастрофы. Профессор Ковалев начал продвигать свою программу наноиндустриализации общества. И ладно бы только индустриализации, Ковалев посмел полезть в человека. Медицинские нанороботоы – это только начало в серии проектов. Следующий шаг – интеграция компьютерных систем с корой головного мозга, затем – замена крови наномашинной массой, дальше… Дальше Цветаев и думать боялся. Он видел, какую лавину это может вызвать.
И самое страшное, что в верхах Ковалева поддержали достаточно многие. Болваны, позарились на обещанное бессмертие. Теперь на Ковалева работают сотни лабораторий, десятки НИИ. К нему текут деньги даже западных инвесторов, не говоря о наших олигархах.
Цветаев сжал челюсти, чуть ли не высекая зубами искры. Между бровей залегла глубокая борозда. Доклад – последний шанс обратить внимание политиков на таящуюся в новой технологии опасность. Не физическую опасность, что может причинить вред многим и многим людям и даже народам, бог с ней, такую опасность можно с успехом контролировать, это подтвердилось инцидентом. Опасность, что увидел Цветаев, другого рода – биогенезного, которая может уничтожить человека как вид, лишив будущего, лишив возможности развиваться в рамках установленных природой законов.
«Если доклад не возымеет результатов, – решил профессор, – останется только один способ остановить Ковалева». Лицо Цветаева потемнело, взгляд стал хищным, а пальцы до побеления вонзились в подлокотники кресла.
Виктор застал Ковалева там, где и рассчитывал, – у системы допуска в лабораторию. ИскИн на запрос куратора о местоположении профессора выдал на дисплеи очков изображение с камер наблюдения, и Виктор, находящийся в соседнем блоке, поспешил параллельным коридором. За Ковалевым теперь особое наблюдение. Специализированная система беспрерывно следит за ученым, переключаясь между доступными камерами, в том числе встроенными в его личные вещи, анализирует движения, речь, чуть ли мысли не читает.
Ковалев остановился у мощной двери, напоминающей банковскую, ведущую к национальным золотым запасам. Ладонь легла на сканер отпечатков. Холодные, цвета стали, глаза под нависшими кустами седых бровей прильнули к окулярам сканера сетчатки. Голосовой анализатор попросил повторить случайно подобранную фразу, отметил в сухом голосе профессора нотки раздражения, но тревоги не поднял, тональность полностью соответствует. Датчики, встроенные в обшивку дверного каркаса, в это время отсканировали биометрические параметры черепа. Дверь приготовилась открыться, но датчики зафиксировали появление еще одного человека. Из примыкающего коридора вышел Виктор. Как всегда, подтянут, как всегда, в идеально сидящем черном костюме с галстуком, как всегда, гладко выбрит, будто волосы на лице и вовсе не растут.
– Мне теперь заново всю процедуру проходить, – буркнул Ковалев, оборачиваясь к куратору, – да и тебе, Витя.
Виктор развел руками, виновато улыбнулся, на что Ковалев удивленно приподнял бровь.
– Ты умеешь улыбаться?
– В нашем ведомстве должны уметь все.
Ковалев криво ухмыльнулся, мол, шутку оценил.
– Не помню, когда последний раз видел на твоем лице улыбку.
– Лукавите, Игорь Михайлович, уверен, что помните.
Ковалев усмехнулся, кивнул:
– Лукавлю.
– Я пришел сказать о намечающемся докладе Цветаева, – сообщил Виктор. – Он не на шутку взялся за завал нашего проекта. Что его так зацепило?
– Его шокировало увиденное во время аварии.
– Да, аналитики предположили то же самое.
– Витя, ты ведь пришел лично не только для того, чтобы сообщить мне это? Достаточно было позвонить.
Виктор замялся.
– Игорь Михайлович, на меня давят. Требуют, чтобы вы раскрыли информацию о том эксперименте, когда вы…
– Нет!
В голосе профессора зазвучал лед.
– Ты представляешь, что из этого может выйти?
– У нас лучший контроль…
– О каком контроле может идти речь, – перебил профессор, – когда дело касается такой мощи? Я сказал – либо все будет идти строго под моим руководством и строго в соответствии с моими планами, либо забудьте о проекте на пятнадцать-двадцать лет. Именно на столько вы отстаете, как, впрочем, и все остальные. Но у вас все равно не будет этого времени, потому что я буду продолжать действовать, мне не нужно ничье одобрение. Будет чуть сложнее, но всего лишь чуть.
