Сорока на виселице - Веркин Эдуард Николаевич

Кассини ходит за мной. Он плетеся за мной по коридорам, как голодный весенний клещ поджидает в хранилище, проникает в мысли, часто я не вижу его, слышу лишь голос.

Синхронные физики выбрали долгую дорогу, злосчастные муравьи решили покорить лабиринт, хотя можно было его попросту не строить, стали старательными зодчими собственной тюрьмы, побоявшись задать правильный вопрос. «И где же все?!» – недоумевал Ферми, вглядываясь в вызывающе молчащее небо. Их нет. Не было и никогда не будет. По одной причине.

Это все наше.

Это все для нас, шепчет Кассини, это все для нас, соберитесь, наконец, сделайте шаг. Мы избавились от зла, разлитого в мире, но оно укрылось там, где достать его нельзя, отложило икру, проросло в крови серебристыми нитями.

Возможно, синхронная физика возникла слишком рано, явившись человечеству в тот момент, когда оно не было к ней готово.

Возможно, она появилась как раз вовремя, ведь кто готов к завтрашнему дню?

Есть ли завтрашний день?

Кассини смеется и считает вслух.

Красота холодна, небо есть лед, космос есть лед, нам нужно тепло, все, до последней искры.

Прах Уистлера был развеян над Иртышом, система Реи. Это прекрасная река.

Кассини хочет, чтобы книгу написал я. Когда-нибудь. Может быть.

Мои сны светлы. В них солнце и река, уходящая в небо, теряющаяся в облаках, в них пластмассовый лягушонок и цветущий лавр, рыжая собака, скорая весна.

Адастра.

Девочка, сидевшая у окна, была права.

Глава 19

Земляне

«Здравствуй, Одиссей!

Знаю, ты не любишь это прозвище, извини, но отказать себе в удовольствии не могу, скверный, скверный характер, ты знаешь. Характер и профессиональные деформации, увы.

Здравствуй, друг!

За много лет ты так и не ответил ни на одно мое послание, предполагаю, не ответишь и на это. Надеюсь при этом, что письмо это заставит тебя задуматься.

Не сомневаюсь, ты догадался, зачем мы обращаемся к тебе. Уверены, ты уже принял решение. Но мы все-таки попытаемся.

Надеюсь, ты как ученый отдаешь себе отчет, что включение в рукопись материалов, недавно полученных тобой от Рольфа, вызовет совершенно излишнее брожение (если не кипение) умов. Твою книгу ждут, к тебе прислушиваются, эффект может быть непредсказуемым. Наука должна бежать ажитации, не твои ли это слова?

Согласись, картина, сложившаяся в голове у недавно покинувшего нас друга, фантастична и смехотворна, думаю, ты и сам это осознаешь. Однако при определенном стечении обстоятельств, при определенной и прихотливой точке зрения картина эта может стать не только смехотворной и возмутительной, но и деструктивной. К сожалению, наше общество, особенно после событий на Бенедикте, готово поверить во все, в любую несусветную дичь. Ты же понимаешь, публикация твоей книги с материалами Кассини приведет к тому, что пытливыми землянами будут проведены самые невообразимые, самые баснословные параллели, все, от происшествия на Бенедикте до увлечения гусиными марафонами, будет рассмотрено сквозь призму этого, с позволения сказать, открытия.

Не сомневайся, именно на такой эффект и рассчитывал Рольф, не забывай, кем он был. И не стоит воспринимать его выходку серьезно, боюсь, что даже перед смертью Кассини не мог отказать себе в удовольствии будоражить неокрепшие души, сеять смуту, смятение, большую часть жизни он занимался исключительно этим, ты знаешь это и без меня.

Подумай о милосердии. Кассини, при всей неоднозначности, сделал для Земли и ее науки достаточно много, стоит ли бросать тень на его, в общем-то, немалый вклад, на его память? Публикация материала невозможна без ссылки на того, кто материал обнаружил, таким образом, имя Кассини окончательно станет синонимом сумасшествия, деградации и коррупции критического мышления, по-другому ни один здравомыслящий человек не станет рассматривать этот текст, анонимный автор которого без сомнения страдал выраженным параноидальным расстройством.

Можешь ли ты сам поручиться, что это не очередная страница в летописи заблуждений и мистификаций, увлеченному созиданию которой наш друг посвятил свою жизнь? Можешь ли ты утверждать, что это действительный жест раскаянья, а не насмешка или, того хуже, провокация? Кассини, вторую половину жизни страстно ненавидевший синхронную физику и немало сделавший для ее низложения, публично объявляет себя клоуном и сумасшедшим – как иначе расценивать отправленные им материалы? Но поверь, это лишь на первый взгляд выглядит как попытка искупления. Не опасаешься через несколько лет получить от него зажигалку?

Не забывай, в конце концов, твоя репутация может серьезно пострадать, включение материалов Рольфа станет подтверждением, что ты разделяешь его метод, давно ставший предметом острот и зубоскальства, более того, многие сочтут тебя прямым наследником его неоднозначных идей, готов ли ты к этому?

Мы, как и общество в целом, ждем твою книгу, не сомневаемся, что она станет событием, словом, позволяющим наконец трезво взглянуть на фиаско синхронной физики. Включение материалов Рольфа подвергнет твое слово сомнению, придаст книге совершенно ненужное, ложное, балаганное измерение.

Понимаем, что ты, скорее всего, откажешься, уважаем твой выбор, готовы к нему. Но не возможен ли компромисс? Например, поместить материал, полученный от Рольфа, в начало, допустим, на место новеллы «Бабушка-удав»? Композиционно это отчасти нивелирует неизбежный негативный эффект.

Да, и еще. Не думай, пожалуйста, что своим письмом я хочу разжечь в тебе дух противоречия, это не побуждение от противного, это совершенно искренняя забота. Ведь мы, как ни крути, старые друзья.

Или думай.

Надеюсь на твое здравомыслие.

Обнимаю, М. В.

P. S. Ну бред же, бред, сожги эту дрянь! Стоит ли оживлять околевшего кота? Не слушаешь Винджа, послушай меня!»

Я ответил ей, впервые. Написал, что Совету не о чем беспокоиться, включать рассказ в книгу я не собираюсь. Что мы не друзья.

«Пряхи».

Сомнений в том, что текст написан в середине двадцать первого века, у меня нет. Антология «Планета ужаса», тираж восемьсот экземпляров. Рассказ «Пряхи», страница сорок три. Анонимный автор. Краткое содержание изложено в нескольких каталогах, физических экземпляров, по информации Библиотечной Ассоциации, не сохранилось.

Но Кассини нашел.

Я не собираюсь проделывать анализ, молекулярный, лингвистический или семантический, это бессмысленно, я не смогу определить подделку. Более того, я допускаю, что рассказ подлинный и что Кассини, как знаток и ценитель маргинальной литературы, отыскал его в заброшенной библиотеке Кесслера, Пса или Диты, и сборнику, напечатанному на пожелтевшей бумаге, действительно триста лет.

Он мог найти его на Регене, в самой большой библиотеке ойкумены.

Я не собираюсь включать присланный рассказ в хроники Преткновения, и вовсе не потому, что боюсь общественных последствий, новейших паник, этических потрясений, эстетических беспокойств, не из-за страха пополнить в солидном возрасте почетные ряды сталкеров Эльдорадо, не из опасения выпасть из академического дискурса. Я не доверял Кассини живому, и еще больше не доверяю ему мертвому, и, признаться, не ему одному. Обоснованные сомнения, мистификация могла быть задумана десятки лет назад, Кассини, руководствуясь одному ему понятными резонами, мог воздвигать ее столп еще со времен Иокасты, и тактики противостояния его творению у меня нет, Кассини уже неуязвим, все четыре возможных варианта он наверняка предвидел. Лишь один человек мог его удивить, и это не я.

Спасибо за выбор нашего издательства! Поделитесь мнением о только что прочитанной книге.

Возможно, я опубликую рассказ позже. Или нет. Я не решил, что делать с этим новым, с этим старым, как это понимать. Я не знаю.