Сергей Болотников - Действо
-Вот и Домашний тоже так думал, - мрачно сказал Полевой и разом втянул в себя половину не чая. Глаза его затуманились.
-А может, то была Мышеломка, - произнес Луговой.
-А может...
Аня сердито затрясла головой. Мыши, похоже, совсем ушли в себя. Мордочки их уныло склонились к столу.
-Эй, так что же мне делать?
-Идти во дворец, - понуро сказал Полевой Мышь.
-И постараться не попасться Бешенным Псам, - добавил Луговой.
-К тому же тебе их следует опасаться только до Коронации. После нее ты станешь Черной Королевой, а ей подчиняются все-все-все, - произнес Полевой.
-Кроме разве что Жаббервоха, - откликнулся Луговой, - и может быть Мышеломки.
-Да кто же это? - удивилась Аня, - они такие страшные?
-Да как тебе сказать, - заметил Луговой Мышь, отодвигая от себя чашку, насчет Жаббервоха я могу сказать одно: Жаббервох это Жаббервох, его все знают.
-Если его увидишь, не перепутаешь, - ухмыльнувшись, добавил Полевой.
-Когда он был маленький, - продолжил Луговой, - он написал в сочинении о самоопределении "Я - это я и никто другой". С тех пор его совершенно невозможно спутать с кем-то еще.
-А Мышеломка?
Мыши помрачнели еще больше и посмотрели друг на друга:
-Расскажем ей? - спросил Полевой Мышь.
-Хорошо, мы расскажем тебе о Мышеломке, - со вздохом сказал его напарник, - это долгая и в высшей степени поучительная история. Но перед этим я хочу дать тебе совет: все-таки постарайся найти Домашнего Мыша. Может быть еще не поздно. А теперь... ты готова слушать?
-Я готова, - сказала Аня и поудобнее устроилась на жестком стуле.
Луговой Мышь артистично откашлялся, покосился на кружку с не чаем, но там было пусто. Он печально вздохнул и начал:
Мышеломка.
И вот, пришел тот день и час,
Когда, набравшись сил,
Я лихо к делу приступил,
То дело - первый класс!
И то и это я смешал,
В единый липкий ком,
И шерсть моя поднялась враз,
И стало все путем.
Добавил маковой травы,
Немного конопли,
А сверху жбан белиберды,
Для крепости подлил.
Там сок пейотля утопал,
Зеленый как грифон,
Его аналог закипал,
Придав отвару звон.
Там синтезметики вились,
И синий молочай,
Агава с экстази слились,
Ведь я готовил чай.
О да, друзья, о чае том,
Отдельный разговор.
И если взялся ты варить,
То до конца будь спор.
Зато уже если ты сумел,
Отвар свой доварить,
Кричи Ура! Кричи Гип-гип!
И можешь после пить.
О чуден чай, и странен сон,
Что он тебе дает,
И расцветает небосклон,
И легок твой полет.
Он в замечательных цветах,
Раскрасит серый мир,
Ты лучше всех, сильнее всех,
И сотен ты кумир!
Велик улет, и мощен тот,
Сверхтермоядерный приход!
Да, чай хорош, но у него,
Проблема есть одна,
Как инь и янь, как свет и тьма,
Другая сторона.
Она не видна, не слышна,
Но есть и там и тут,
Ее боится малышня,
И взрослые сбегут,
Услышав имя, ведь ее,
Все Мышеломкою зовут.
О ней услышал в детстве я,
Мне рассказала мать:
Не вздумай тоже чай создать,
А то придет беда.
От этой пакости, сынок,
Скончался твой отец,
Он бы как ты - большой гордец,
И вот, не повезло.
В один ужасный день и час,
Собрался папа твой,
Сварить великий чудо-чай,
Поспорить со судьбой.
Ингредиентов тучу он,
Враз намешал в котел,
Налил в отвар и то и се,
Смешавши в липкий ком,
Он добавлял растений сок,
И порошки и гон,
Веселых ампул перезвон,
Барбитуратов легкий ток.
О, это был всему венец:
Большой был мастер твой отец!
Вот знай, сыночек, он достиг,
Решенья своего, чай был готов,
Он выпил чай...
И с нами нет его.
В пылу страстей, среди огней,
Поникла голова,
И не заметил как его,
Вдруг Мышеломка забрала.
Тяжел рассказ, но правда он,
Как жуткой ломки перезвон.
О бойся, Мышеломки сын!
Мне говорила мать,
Она любого гордеца,
Способна обломать.
Среди цветов и ярких фей,
Чудесных грез сплетень,
Придет она, и над тобой,
Восстанет Мышеломки тень!
О мама, ты была права,
Уже не в первый раз.
Но дело моего отца,
Продолжу я сейчас.
Мне сниться чай, и мнится он,
В моем родном лугу,
И не попробовать его,
Теперь я не могу.
Колес цветастый паровоз,
В котел я отогнал,
Аниса корень, жаб принес,
Ядреный самопал,
Там белладонны на пару,
Кружились на лепестки,
Болиголов и волчий глаз,
Как средства от тоски.
Хинин, мышьяк и чайный гриб,
В обнимку с наждаком,
Псилосцибин и цианид,
Кипели там рядком.
Там редкий зверь болиголов,
И черный мухомор,
Поганка гиблая и мох,
Что вызывает мор.
И антидепрессантов ряд,
Включился в общий хор,
Аминазин и торазин,
Я над котлом растер.
Морфин там дико клокотал,
Снов испуская пар,
И перца красного пожар,
В отвар вдобавок пал.
О, что за дух, за аромат!
Проносятся часы,
Глаза мои, как день горят,
Топорщатся усы!
Немного этого, того,
Муры, тупизмов, ерунды,
И глупость сразу заодно,
Полфунта чепухи,
И побрякушек, лживых слов,
Туда наговорил,
Три грамма чуши положил,
А сверху посолил.
Потом добавил я понтов,
И вопли мартовских котов,
Пробирку боевых бацил,
Потом подальше отступил,
И понял я:
мой чай готов.
Не в силах больше продохнуть,
Поверить я не смел,
Что смог я дело провернуть,
Достичь чего хотел.
О мама, где же ты была,
Когда я чай свой пил.
Быть может, ты б меня спасла,
И я бы дальше жил...
Дурных надежд горячий ком,
Встопорщил мою шерсть,
Я выпил чай одним глотком,
Забыв про все что есть.
Забыл страшилки и стишки,
Советов мудрых хор
Я выпил все и в тот же миг,
Мир изменил узор...
Но где же краски, что за тьма,
Застлала яркий свет,
Где чудных сновидений слет,
Где термоядерный приход,
-Ну почему их нет?!
Кричал я громко, чуть живой,
В заплывший тьмою день,
А над моею головой,
Вставала Мышеломки тень!
И...
Тут Луговой мышь неожиданно запнулся и вытаращенными от ужаса глазами уставился куда то Ане за спину. Тут Аня обнаружила, что последние две минуты в избушке совсем темно, а откуда-то сзади нарастет ужасный ржавый скрип, который точно не может принадлежать ничему хорошему. Мыши в ужасе замерли на своих местах, тыкая непослушными лапами куда то в окно. Их рты шевелились не в силах выговорить страшное для них слово. Аня вскочила из-за стола, и поспешно покинула домик, оставив Полевого и Лугового Мыша разбираться с их непонятными (и наверняка ужасными) проблемами.
