Дмитрий Янковский - Правила подводной охоты
– У-у-ух! А! – выдохнул Долговязый.
Глаза у него полыхали, словно прожекторы. Я бросил взгляд на показания глубиномера – пятидесятиметровую отметку мы уже миновали и продолжали наращивать скорость. Через минуту Молчунья качнула крыльями, проверяя маневренность.
– Надо погонять «Валерку» на этих глубинах, – сказал Жаб. – Не отстегиваться без команды.
Нас качнуло – Молчунья прекратила погружение и прибавила скорость. Лаг показал тридцать узлов. И тут началось! Кажется, наша водительница только и ждала свободы в трех измерениях – она несколько раз провернула «бочку» и перешла к другим, более сложным пилотажным фигурам. Нас болтало, переворачивало вверх ногами, вдавливало перегрузками в кресла и внезапно выбрасывало в невесомость, заставляя внутренности перемещаться внутри организма. Затем Молчунья заложила крутой спиральный вираж, выполнила петлю Нестерова и ушла в штопор, возобновив стремительное погружение.
Вот тут я струхнул не на шутку—стены явственно застонали, сдавленные усиливающимся натиском океана.
– Посмотри на шнурок, – хохотнул Долговязый. Я посмотрел на натянутый между стенами шнур, и мне сделалось еще хуже – он ощутимо провис, показывая сокращение расстояния между переборками.
– Барракуда... – не удержавшись, выдохнул я.
– Не дрейфь, Копуха! Ты же не собираешься жить вечно?
– На тот свет я тоже не тороплюсь. Глубиномер показал тысячу двести метров.
– Хорошая машина, однако! – веселился Долговязый. – Не плющит ее никак!
Молчунья вывела батиплан из штопора, встала на занятый эшелон и разогнала аппарат до сорока узлов. Я представил, какие нагрузки испытывает сейчас корпус судна, и у меня спина похолодела от ужаса. Лучи прожекторов не доставали до дна, теряясь в безликой черноте бездны. Наконец Молчунья выключила их за ненадобностью, и экраны снова показались мне погасшими. Лишь изредка по ним проносились разноцветные треки светящихся глубоководных существ.
– Можно пока отдохнуть, – расслабился Долговязый, но дуги поднимать не стал.
Я же об отдыхе и думать не мог, меня гипнотизировал стон переборок и светящиеся сполохи на экране. Всеми фибрами души я предчувствовал смерть, и в какой-то мере это было резонное ощущение – сухопутным тварям на таких глубинах не место. Но человеку можно, плевать он хотел на все запреты природы.
– Это акустик, – раздался голос Паса. – Слышу цель. Удаление шесть миль, четырнадцать градусов по полярным, цель глубинная, не скоростная. Движитель – водомет. Вывожу на планшет.
Я поднял взгляд и с тревогой разглядел зеленую точку в янтарной паутине планшета. Рядом с ней менялись цифры скорости и глубины.
– Меняет эшелон на более глубокий, – доложил Пас.
– Возьми ее на прицел, – посоветовал Долговязый. – Все, что есть на планшете, ты всегда должен держать на прицеле. Фиг его знает, что это за цель.
Я перевел тубус торпедного прицела в активный режим и прижал к лицу упругую маску, обрамляющую экран. Новый эластид еще хранил характерный для него запах. Я свел голографическую сетку и доложил стрелковые параметры цели.
– Средняя скорость два узла, угол погружения девять градусов. Идет толчками, видимо, на не спаренном водомете.
Я еще секунду подумал и решил проявить инициативу.
– Оранжевый режим готовности! – сказал я в микрофон и нажал мерцающую клавишу затопления торпедных шахт.
– Добро, Копуха! – отозвался Жаб. – Акустик, что за цель? Класс, масса, наличие активного сканера?
– Определенно биотех, – не очень уверенно отозвался Пас. – Но слишком низкая кормовая турбулентность. Масса около сорока килограммов. Активный сканер отключен.
– Хорошо ее слышишь? – поинтересовался взводный, и в его голосе мне послышалась легкая насмешка.
– Так точно! – ответил акустик.
– Так вот, запомни, это кальмар. Крупный, на глубинах такие встречаются. Так что хорошенько заруби себе на носу его параметры и не смей в бою путать с торпедами.
– Есть.
– Стрелковый комплекс, не спать! Торпеду из четвертого аппарата к пуску!
– Кэп, – произнес Долговязый. – Пятое правило подводной охоты!
– На глубине приказы не обсуждают! – прошипел взводный. – Второму стрелку, команда «огонь»!
Честно говоря, у меня руки отказались повиноваться. Мне было жалко кальмара. Если Жаб хотел погонять меня в боевой стрельбе, мог бы запустить имитатор, я бы на нем класс показал. Но палить по беззащитной твари показалось мне кощунством. Впрочем, командирского гнева я тоже боялся.
Дрогнув, мой палец нажал кнопку пуска.
– Есть захват цели, – доложил я. – Есть пуск. «Валерка» коротко вздрогнул, выплевывая торпеду на полном ходу. Я врубил стрелковый сонар, отчего по планшету пошла зеленоватая рябь, как по озерной глади от брошенного в воду камня. Теперь торпеда была видна в координатной сетке как подвижная васильковая искорка, она взяла пологую дугу разгона и вышла на цель.
Почуяв ультразвуковой сканер торпеды и наш сонар, кальмар испугался и начал стремительно набирать глубину, но торпеда догоняла его, не выпуская из прицела. У меня сердце сжалось.
«Может, кальмар жил в глубине сотню лет, а теперь превратится в кровавые клочья по прихоти Жаба, – подумал я. – Пусть кэп идет к дьяволу».
Я протянул руку и включил блокиратор боевого заряда. Торпеда прошла в шести метрах выше кальмара и, потеряв цель, начала рыскать. Я отогнал ее еще на полторы мили и подорвал в безопасном месте.
– Что за фокусы? – прошипел Жаб.
– Условная цель условно поражена! – доложил я. – Условный взрыв в шести метрах над целью.
– Я тебе глубинную надбавку тоже на условный счет перечислю, – рыкнул взводный. —Ас Долговязым поговорю особо, чтобы не разлагал мне личный состав!
– Поговори, поговори, – мой напарник снял гарнитуру и бросил ее на пульт. – А ты, Копуха, настоящий охотник.
– Что за пятое правило ты упомянул? – поинтересовался я.
– Глубина – твой дом. Не сри, где живешь.
– Погоди, а что это вообще за правила? Я о них ни от кого не слышал, кроме как от Рипли и Жаба.
– Это у нас была такая игра, – охотно рассказал Долговязый. – Мы считали свою пятерку самыми крутыми охотниками и взялись придумывать специальные правила для охоты, нечто вроде краткого кодекса. Для всеобщего пользования. Первое правило придумал Бак. Он же его сам и выполнил. Второе придумала Рипли. Третье стало детищем Жаба, четвертое сотворил Викинг, а пятое осталось за мной. Потом мы впятером совершили обряд принятия кодекса и по мере возможности доносили его до салаг. Никто раньше его не нарушал. Это первая выходка Жаба. Кажется, свихнулся он окончательно.