Ирина Оловянная - Самурай
Но сейчас-то я большой и умный! Кто мешает мне завести еще один комп, комп-камикадзе. Ну сотрут ему винч, ну и что? Восстановлю. Э-ээ, странно. Это же так просто, почему все хакеры мира так не делают? Боятся ребят из СБ — очень может быть.
Во вторник вечером Антонио принес мне дезактивированный метеорит.
— Хороший трофей в твою коллекцию, — заметил он.
— Ага, — согласился я, — спасибо.
Пылающие местью эсбэшники по-прежнему не проявляли никаких признаков жизни. Черт возьми! Я даже начал понимать бедного Линаро, который сам бегал признаваться в кремонскую СБ. Хм, я же уже понял, что мне грозит. Вот и ладно, проехали.
К концу недели занятия математикой и физикой надоели мне, как какому-нибудь последнему лентяю. Нельзя же так долго заниматься исключительно ради того, чтобы блеснуть на экзамене, а интересно все это было только до тех пор, пока не стало банальностью. Когда-то в детстве у меня была собственная теория строения мира: я считал Этну бесконечной плоскостью, какая-то часть которой освоена людьми, поэтому был просто потрясен, когда узнал, что она — шар. А сейчас это банальность.
Я позвонил Ларисе, чтобы высказать ей эти соображения, и она согласилась погулять со мной вечером в субботу. Замечательно.
Когда я подошел к ее дверям, слабый дождичек внезапно превратился в холодный весенний ливень. Трах-тарарах! Люди неплохо умеют управлять погодой. На планетах с единым правительством. А на Этне… иногда даже простейшие предсказания не сбываются: то кто-нибудь решит укротить тайфун, чтобы не повредил рыбакам, то — полить свои поля, чтобы урожай не погиб на корню. Не согласовывая это с другими. Последствия за свой счет. Метеорологи плачут горючими слезами. Интересно, а если бросить спичку…
— Заходи, — сказала Лариса, — незачем мокнуть.
— Ага, спасибо.
Синьора Арциньяно милостиво мне улыбнулась: я в фаворе у своей будущей тещи.
А вот синьор Арциньяно…
— Зайди, — пригласил он меня в свой кабинет, — поговорим.
Лариса испуганно на меня посмотрела. Я ободряюще улыбнулся: ничего страшного. Она осуждающе мотнула головой: тебе вечно ничего не страшно.
Я своими ногами пришел в гости к пылающему местью эсбэшнику. Смешно.
— Давно твое имя не появлялось в списках нарушителей, — заметил мне синьор Арциньяно, — вряд ли ты стал пай-мальчиком, ты просто хорошо взламываешь. И вдруг такие следы… — Синьор Арциньяно казался огорченным.
— Нарушитель правил игры! — провозгласил я.
Синьор Арциньяно посмотрел на меня с интересом.
— Не вы первый изобрели такой способ обучения кадров. Так что я догадался, хотя и не сразу, — пояснил я.
Синьор Арциньяно прикрыл глаза: продолжай.
— Но я не ваш кадр, я кадр ваших соседей.
Он согласно покивал головой.
— И я храню гораздо более важные тайны, чем те, до которых вы разрешаете пробиваться всяким юным дарованиям.
Синьор Арциньяно слегка улыбнулся.
— Вывод! — торжественно произнес я. — Проще всего дать мне какой-нибудь разумный допуск, чтобы у вас не звенел звоночек, когда я пытаюсь узнать, умеет ли синьор Маршано, управляющий моей плантацией, водить машину.
— А ты хотел узнать именно это?
— Да.
— А если я не хочу выводить тебя из этой, как ты сказал, игры? — поинтересовался синьор Арциньяно.
— Тогда вам придется убедить профессора, что мне необходимо в нее играть. Это он предложил мне самостоятельно с вами объясняться. Я неделю ждал, пока вы проявитесь.
— Боялся, что я сошлю тебя на Селено?
— Нет, считал деньги на кредитке, думал, вы меня как-нибудь оштрафуете.
Синьор Арциньяно рассмеялся:
— Это имело бы смысл с парнем, которому пришлось бы в такой ситуации покосить чьи-нибудь газоны.
— Или взломать что-нибудь чужое, чтобы вы простили ему долг.
— Э-ээ, нет, это неправильно. Ладно, я тебя понял. Придется тебя амнистировать, раз я ничего не могу с тобой сделать.
— Так нечестно. Нарушение правил игры. Вы меня обезоружили.
— Зачем тебе играть, раз ты уже понял, что это игра?
— Я имел в виду глобальную игру, которая называется «Свобода и ответственность — одно и то же». Если нет ответственности — нет свободы.
— Хорошо сказано. Ладно, черт с ними, со всякими мелкими секретами. Но платить тебе за чужие сайты я больше не буду.
— Оставили бедного ребенка без пряников. Да я сейчас просто заплачу, — пожаловался я как можно более ехидно.
— А присылать мне выкопанную информацию ты все равно будешь, — закончил синьор Арциньяно.
— Хорошо, — согласился я, — договорились. Не думал, что вы такой скряга.
— Все, иди заговаривай зубки моей дочери. Дождь кончился.
— А, так это вы его вызвали, чтобы заманить меня в логово дракона!
— Откусить тебе голову? Нет? Тогда катись, пока я не передумал!
— Спасибо, синьор Арциньяно, — ответил я и полетел успокаивать Ларису.
* * *
— О чем это вы разговаривали? — строго спросила Лариса.
— Мне велено сводить тебя на что-нибудь интересное.
— Врун!
— Да, но на что-нибудь интересное я тебя все равно свожу!
— Я серьезно!
— Конечно, я тоже.
Лариса имела очень недовольный вид.
— Не переживай, — утешил я ее, — если бы твой папа откусил мне голову, ты бы это заметила сразу.
— Я сейчас сама откушу тебе голову!
— Давай! — с восторгом воскликнул я и наклонился, чтобы она могла дотянуться.
— Вредный!
— Нет, полезный. Особенно если меня съесть.
— Это еще почему? — спросила огорошенная Лариса.
— Ну когда-то наши далекие предки ели своих убитых врагов, чтобы приобрести всякие их положительные качества, ну там, ум, храбрость, силу.
— В который раз ты хвастаешь? Это уже «отри», да?
— М-мм, наверное. А какая разница?
— В общем-то никакой…
— Все! — заявил я решительно. — Сегодня я, наконец, свожу тебя в театр… — Я осекся.
— Ну своди. Ты собирался продолжить: «Хотя бы все силы ада встали у меня на пути!»?
— Нет, это было бы «очетыре». Я просто подумал, что в Палермо не так много театров, и тебе может не понравиться репертуар.
— Ну хорошо, веди, разберемся.
Здание Оперы оказалось в лесах. Лариса посмотрела на меня вопросительно, я пожал плечами: не знаю. Вдруг я увидел, что стоим мы на большой заплатке: асфальт под ногами еще отличался по цвету от всего остального.
— Пострадало во время последней войны, — пояснил я.
Лариса тоже посмотрела себе под ноги:
— Авианалет?
— Да.
Мы огляделись: Опера не единственный театр в нашей зоне, хотя и самый большой. И стоит он на площади, которая называется Театральная.
— «Театр Тавернелле», «Гастроли нью-британского театра „Октагон“», «Э. Ростан. Сирано де Бержерак», премьера, — прочитала Лариса вслух. — Знаешь, кто он такой?
