Стивен Кинг - Мертвая зона
В.: Как на это реагировал Смит?
Вэнн: Он спросил меня о последней стадии. Это его слова – «последняя стадия». Должен сознаться, что его спокойствие и мужество произвели на меня впечатление.
В.: И какой же представлялась вам последняя стадия?
Вэнн: Простите? Мне казалось, я внес достаточную ясность. У Джона Смита была прогрессирующая опухоль в теменной области головного мозга.
(Волнение в зале; короткий перерыв.)
В.: Извините, доктор, за эту вынужденную паузу. Я бы хотел напомнить присутствующим, что у нас рабочее заседание комитета и что идет расследование, а не программа ужасов. Прошу соблюдать порядок, в противном случае я прикажу очистить зал.
Вэнн: Я к вашим услугам, мистер Верайзер.
В.: Благодарю вас, доктор. Не сообщите ли вы комитету, как Смит воспринял это известие?
Вэнн: Спокойно. Поразительно спокойно. Хотя и признался, что ему страшно. Думаю, он уже сам поставил себе диагноз, и этот диагноз совпал с моим. А потом спросил, сколько ему осталось жить.
В.: И каков был ваш ответ?
Вэнн: Я сказал, что вопрос этот беспредметен, пока не определены дальнейшие шаги. Я сказал, что необходима операция. Хочу отметить, что тогда мне не было ничего известно о его коме и необыкновенном – почти сверхъестественном – выздоровлении.
В.: Что же он ответил?
Вэнн: Что операции не будет. Спокойно, но твердо: никакой операции. Надеюсь, сказал я, вы передумаете – ведь отказываясь от операции, вы подписываете себе смертный приговор.
В.: Смит как-нибудь реагировал на это?
Вэнн: Он попросил меня уточнить, сколько он проживет без операции.
В.: Вы сообщили ему свое мнение?
Вэнн: Да, в общих чертах. Я сказал, что процесс развития опухоли трудно прогнозировать и что у некоторых моих пациентов опухоль дремала и по два года, – правда, такие случаи нетипичны. Я сказал, что без операции он может реально рассчитывать на восемь месяцев, максимум на год и восемь месяцев.
В.: И тем не менее от отказался от операции?
Вэнн: Да.
В.: Не произошло ли что-нибудь необычное, когда Смит выходил из вашего кабинета?
Вэнн: Я бы сказал – более чем необычное.
В.: Пожалуйста, расскажите обо всем комитету.
Вэнн: Я тронул Смита за плечо – думал задержать его на несколько минут. Не хотелось, как вы понимаете, сразу отпускать человека после таких слов. И когда я к нему прикоснулся, мне что-то передалось… словно током ударило, и в то же время было странное ощущение, будто он из меня высасывает, выкачивает… вытягивает что-то. Готов согласиться, это весьма субъективное описание, но, учтите, его дает человек, чье ремесло состоит как раз в том, чтобы делать профессиональные наблюдения. Ощущение, можете мне поверить, не из приятных… Я… отшатнулся… а он вдруг говорит: позвоните жене, Стробери сильно расшибся.
В.: Стробери?
Вэнн: Да, именно так. Это брат жены… его зовут Стэнбери Ричардс. Мой младший сын, когда был маленький, звал его дядя Стробери[49]. Я не сразу сообразил, о ком речь. Вечером говорю жене, что надо бы позвонить брату – он живет в городе Кус-Лейк, штат Нью-Йорк.
В.: Она позвонила?
Вэнн: Да. Они мило поболтали.
В.: То есть ваш шурин, мистер Ричардс, был вполне здоров?
Вэнн: Да, вполне. Но на следующий неделе он красил дом, упал с лестницы и сломал позвоночник.
В.: Доктор Вэнн, верите ли вы, что Джон Смит предвидел это? Верите ли вы, что у него было прозрение?
Вэнн: Не знаю. Но думаю… это не исключено.
В.: Благодарю вас, доктор.
Вэнн: Могу я кое-что добавить?
В.: Разумеется.
Венн: если он действительно был отмечен проклятьем, – да, я называю это проклятьем, – я надеюсь, господь будет милосерден к измученной душе этого человека.
…и все, я знаю, станут говорить, будто я задумал и осуществил это из-за опухоли, но ты не верь им, папа. Это неправда. Опухоль – просто несчастье, которое, как я сейчас думаю, давно уже гналось за мной и наконец меня настигло. Опухоль находится в том месте, что я ушиб во время автокатастрофы, и, по-видимому, в том самом месте, которое я ушиб в детстве, гоняя на коньках по Круглому пруду. Именно тогда у меня было первое «озарение», вот только подробности забылись. Потом было другое, перед самой автомобильной катастрофой, на ярмарке в Эсти. Спроси Сару, она наверняка помнит. Опухоль расположена в той области мозга, которую я всегда называл «мертвой зоной». Видишь, так все и оказалось. Вот она, горькая правда. Бог… судьба… промысел… рок… как ни назови, это нечто словно протягивает твердую и властную руку, чтобы опять привести весы в равновесие. Я мог наверняка погибнуть в автокатастрофе, а то и раньше, на Круглом пруду. И я верю: когда я исполню то, что должен исполнить, весы вновь придут в абсолютное равновесие.
Я люблю тебя, папа. Самое ужасное – ужаснее может быть лишь убеждение, что единственным выходом из безвыходного положения, в котором я оказался, является снайперский выстрел, – это, все понимая, оставлять тебе в удел не только скорбь, но еще и ненависть тех, для кого Стилсон – сама доброта и справедливость…
Выдержка из свидетельских показаний, заслушанных так называемым «Стилсоновским комитетом» под председательством сенатора от штата Мэн Уильяма Коэна. Ведет опрос помощник главного юрисконсульта комитета Альберт Ренфрю. Свидетель – доктор Сэмюэл Вейзак, проживающий по адресу: 26, Харлоу Корт, Бангор, штат Мэн.
Дата – 23 августа 1979 г.
Ренфрю: Дело идет к перерыву, доктор Вейзак, и мне бы хотелось от лица комитета поблагодарить вас за участие в этом долгом, четырехчасовом разговоре. Вы существенно прояснили события.
Вейзак: Рад был помочь.
Р.: Доктор Вейзак, у меня к вам последний вопрос – может быть, самый важный. Интересующий нас момент затронут в письме Джона Смита к отцу, которое здесь зачитывалось. Вопрос следующий…
В.: Нет.
Р.: Простите, не понял.
В.: Вы собирались спросить меня, не опухоль ли заставила Джонни в тот день в Нью-Гэмпшире нажать на спусковой крючок, так?
Р.: Собственно, я действительно…
В.: Отвечаю: нет. Джонни Смит до конца своих дней был человеком разумным, мыслящим. Об этом говорит его письмо к отцу, а также письмо Саре Хэзлит. Да, он жил под невыносимым, почти божественным бременем власти или, если угодно, проклятия, как выразился мой коллега доктор Вэнн. Но он не был ни сумасшедшим, ни человеком, чьи действия определяются навязчивыми идеями, вызванными нарушением внутричерепного давления, если такая зависимость вообще возможна.
Р.: Но, согласитесь, у Чарлза Уитмена, прозванного «техасским снайпером»[50], тоже была…
В.: Опухоль мозга? Да. И у пилота восточных авиалиний, чей самолет разбился во Флориде несколько лет назад, – тоже. Но ни в том, ни в другом случае никто не утверждал, что всему виной была опухоль. Позволю себе напомнить вам имена других печально известных личностей – например, Ричард Спек[51], или пресловутый «сын Сэма»[52], или Адольф Гитлер, – у них не было опухоли мозга, однако они стали убийцами. Или тот же Фрэнк Додд, преступник из Касл-Рока, которого разоблачил Джонни. Комитет может счесть поступок Джонни противоестественным, но это был поступок человека в здравом уме. Вероятно, истерзанного мучительными сомнениями… но в здравом уме.
