Ольга Кузнецова - Медленный солнечный ветер
В тишине Димитрия сварила себе кофе (старые отцовские запасы), затем уселась за стол с чашечкой горячего напитка, закинула ногу на ногу и открыла одну из старых газет. Отец не пропускал и дня без свежей газеты и горячего кофе, обжигавшего губы.
Димитрия находила в этом что-то забавное — возвращаться в прошлое, пусть ненадолго. Прошлое — это все, что у нее осталось. Настоящего больше не было. Настоящее кануло в прошлое.
— Не смотри так на меня, Димка, — серьезно говорил отец, когда она наблюдала за тем, как он пьет кофе и читает газету. Отец был серьезен, но глаза его всегда улыбались.
Но сейчас Димитрия не чувствовала на себе ничьего взгляда. Квартира была все так же пуста, как вчера и позавчера, и позапозавчера. Как неделю назад. И как год назад.
Единственное изменение — это застывшее в полу у порога пятно крови от того беженца, который умер здесь по своей же глупости. Правда, если бы беженец не заявился к ней тогда — не вернулся бы и Дарко. И все бы было по-прежнему. Как вчера. И позавчера.
Воспоминания не давали ей покоя. Добилась ли она чего своими поступками? Или результатом был разгром и тишина? Как долго ей придется ждать ответов на бесконечную череду вопросов?
Газета была четырехлетней давности — совсем неинтересная. Про майскую демонстрацию и какие-то очередные погромы на западе Сараево. В конце прилагался уже разгаданный матерью кроссворд и прогноз погоды. Обещали солнце.
Димитрия оставила газету на столе и вместе с горьким кофе забралась на широкий подоконник. Безучастным пустым взглядом Димитрия смотрела в конец улицы и думала о чем-то своем. О том, о чем прежде никогда не думала.
Она одна. Ну и что? Она выжила — в то время как не выжил никто. Она осталась человеком, несмотря ни на что.
И когда где-то вдалеке появились две человеческие фигуры, Димитрия не придала этому никакого значения. Это могли быть беженцы, решившие остановиться в Сараево на ночь. Уже завтра они уйдут.
Но чем ближе становились фигурки, тем сильнее нарастало волнение в груди у Димитрии.
— Нет. Не может быть, — шептала она, прикрывая рот ладонями. — Я не сошла с ума. Пожалуйста. Я не сошла с ума.
С высоты пятого этажа едва ли можно было разглядеть этих людей. Один был высокий и светловолосый — мужчина. Его спутник был поменьше, больше похожий на ребенка.
Димитрия словно ракета сорвалась с места и выскочила из квартиры. Несколько пролетов вниз — и она уже была на улице, запыхавшаяся, с дрожащими губами.
Только не плачь, приказывала она себе. Бесполезно.
Они приближались с каждым мгновением все стремительнее. Мужчина и девочка. Только теперь Димитрия могла с полной уверенностью сказать, что это была девочка.
Сердце в груди Димитрии стучало так громко, что, казалось, вот-вот вырвется наружу. Девушка почувствовала, как вспотели ладони. Она смеялась и плакала одновременно. От счастья.
Между ними оставалось всего с десяток шагов. Мужчина и девочка остановились. На нем была кожаная куртка, майка и синие джинсы. Девочка была одета в легкое платье. Весна, конечно, выдалась теплая, но все равно Димитрии казалось, что девочка замерзла.
В живых внимательных глазах мужчины что-то сверкало. Солнечные лучи, догадалась Димитрия. Это солнце.
Он не улыбался, но улыбались его глаза.
Именно в этот момент все сомнения в душе Димитрии испарились. Она присела на корточки и расставила руки широко-широко, словно сети. Едва маленькая девочка оказалась в ее объятьях, она зарылась лицом в ее светлые волосы, вдыхая их неповторимый аромат.
— Ты прекрасна, — повторяла она снова и снова. — Ты прекрасна как весна.
Но девочка не говорила ни слова. Как будто она была ненастоящей, выдуманной ее больным воображением.
Димитрия посмотрела в глаза своей маленькой сестренки. Она почти не выросла, но ее лицо имело такое же серьезное выражение, как и в ее воспоминаниях.
— Господи, — вырвалось у Димитрии. — Я прошу тебя, Весна, скажи, что ты мне не снишься.
Девочка молчала.
— Она не говорит. — Это был Дарко. Ближе, чем она могла предположить.
— Но почему?
— Я не знаю, Димитрия. Мне стоило огромного труда найти ее.
— Весна, ты хотя бы слышишь меня? — обратилась она к сестре. — Кивни, если слышишь.
Весна кивнула.
У Димитрии словно камень с души свалился. Она разглядывала сестру так тщательно, будто проверяла, настоящая ли она. Она заглядывала в ее глаза, касалась маленьких детских ладошек, изучала ее тоненькую шейку и маленькие губы. Но все, что она видела, это ее душу. Потрепанную душу, словно она была старой плюшевой игрушкой. Это была душа ребенка, у которого не было детства.
"Что они сделали с тобой, милая?"
Этого вопроса вслух Димитрия задавать не решалась.
— Теперь все будет хорошо, Весна. — Димитрия снова прижала к себе сестру. — Я обещаю.
Затем она выпрямилась в полный рост и посмотрела в глаза человеку, которому и так была обязана выше крыши.
— Я рада, что с тобой все в порядке.
— Я тоже.
Он снова издевался над ней? Или нет?
— Я не знаю, как тебе удалось это сделать, но ты вернул мне Весну. Совершил невозможное.
Дарко молчал. Его лицо не выражало ничего. По нему нельзя было прочитать, о чем он думает, что сейчас происходит у него в голове. Он просто был. И Димитрия просто была этому рада.
Он изменился. Побрился — теперь от щетины и следа не осталось. На нем больше не было этой черной формы с золотой нашивкой, и сам он стал больше похожим на человека.
— Расскажи, как там без меня, — попросила она.
— Тяжело, но мы боремся.
— Я смотрю, ты больше не носишь форму.
— Да, мы отсоединились от Золотого вихря. Хотим начать свою жизнь.
Дарко чего-то ждал от нее — она это чувствовала. Ждал, что она что-то сделает или скажет. Только она не понимала, чего именно он от нее ждал.
Димитрия снова наклонилась к сестре и игриво потрепала ее по щекам, как делала это раньше.
— Беги домой, моя маленькая Весна. Я сейчас поднимусь.
И тогда Весна впервые улыбнулась. По-настоящему. Как раньше. Вскоре был слышен только топот ее ножек по ступенькам.
