Cемен Слепынин - Фарсаны
После случая на спортплощадке Сан избегал сверстников, предпочитая общество взрослых. Только с Антоном завязалась странная дружба, такая взаимно учтивая, что невольно вызывала улыбку у Ивана.
По утрам мальчики встречались в саду и тихо беседовали. При этом Антон тщательно выбирал слова, чтобы не задеть ненароком обидчивого крепыша из каменного века. Тот в свою очередь избегал резких движений, был предупредителен и вежлив.
Мальчики уходили в конец сада. Рядом за полосой движущихся тротуаров возвышалась огромная, похожая на дворец школа.
— Обидно, что она совсем близко, — пожаловался как-то Антон. — Два шага — и там. А я так люблю летать. Хочешь, научу тебя? Это просто.
Взлетно-посадочная площадка тоже находилась рядом. По вызову Антона из таинственных глубин города появилась “ласточка”. Мальчики сели в кабину и взмыли ввысь.
На высоте двух — трех километров Сан чувствовал себя сносно. Антон даже удивился, как быстро он освоился с пультом. Но когда вырвались за пределы атмосферы, Сан струхнул. Одно дело наблюдать в уютном кабинете хоровод небесных тел. Но совсем другое — настоящий космос, его ледяная бездна.
Управление пришлось взять на себя Антону, он и привел “ласточку” домой.
К “ласточке” Сан так и не привык, но зато другой летательный аппарат — “лебедь” — полюбил сразу.
— Смотри, до чего додумались наши инженеры-бионики.
Антон нажал кнопку под словом “лебедь” — и на посадочной площадке неожиданно появилось… яйцо! Самое обыкновенное лебединое яйцо, какие Сан часто находил на озерах родной саванны, в камышовых заливах Большой реки.
— Удивлен? — усмехнулся Антон. — А теперь возьми его в руки. Чувствуешь, какое легкое? Почти пушинка. На самом же деле яичко весит несколько тонн. Его сжатая масса уравновешена с полем тяготения Земли.
— А где же летающая машина? — спросил Сан, поглаживая яйцо.
— У тебя в руке! — Антон помолчал, наслаждаясь эффектом, и стал объяснять дальше: — “Лебедь” особенно удобен в дальних прогулках и туристских походах. Захотел вернуться домой — пожалуйста. Вытаскивай из кармана яйцо, бросай на траву и приказывай развернуться в машину. Посадку он может совершить где угодно — на земле и воде, на дереве и скале. Но до чего тихоходная машина! Не больше пятисот километров в час. И летает только в атмосфере. Да вон смотри! Какие-то туристы возвращаются в город.
Сан поднял голову и в глубокой синеве заметил цепочку снежинок. Сверкая под солнцем, они замедляли полет, снижались, и вскоре можно было различить вытянутые гибкие шеи и крылья. У Сана закружилась голова, в памяти всколыхнулся рой далеких видений. Белые птицы! Он будто очутился в саванне, увидел в родном небе стаю лебедей, услышал в вышине их тревожные весенние крики. Но все это длилось лишь миг. Сан вздохнул и опустил голову.
— Что с тобой? — спросил Антон.
Мальчик молчал.
— Брось яйцо на посадочную площадку, — Антону хотелось расшевелить погрустневшего друга.
— Зачем?
— Бросай, не бойся. Оно не разобьется.
Сан бережно положил яйцо и отошел в сторону.
— А теперь, — прошептал Антон, — прикажи яйцу: развернись!
— Развернись…
— Да не шепотом, а громче.
— Развернись!
Сан изумленно замер. Яйцо на посадочной площадке треснуло, высунулась слабая шейка с желтой головой, по бокам появились крылышки. Вскоре перед мальчиками на длинных голенастых лапах стояла, грациозно изогнув шею, большая белоснежная птица. Это был лебедь, самый настоящий, но увеличенный во много раз.
— Здорово? — улыбнулся Антон. — А теперь подойдем.
Сан приблизился, пощупал шелковистые перья. “Лебедь” повернул голову и посмотрел на Сана, как бы спрашивая: что нужно?
— Присядь, — приказал Антон.
Птица повиновалась. Антон взобрался на лебединую спину и поманил рукой Сана. В спине оказалось углубление с двумя креслами. Мальчики сели, и над ними тотчас же натянулась силовая полусфера. Сан пощупал ее невидимые стенки и только сейчас окончательно осознал, что это не птица, а летательный аппарат.
— А пульт? — спросил он.
— Не нужен. Машина принимает словесные команды.
Антон приказал “лебедю” снять силовой колпак.
— Он годится на большой высоте и при больших скоростях. А сейчас только мешает.
По команде “взлет” птица, издав лебединый крик “нга-га-га”, мягко и сильно оттолкнулась ногами, взмахнула крыльями и поднялась в воздух.
Никогда еще Сану не было так хорошо. С застывшей счастливой улыбкой он слушал веселый посвист ветра, рассматривал проносившиеся внизу парки с белыми дворцами, голубые арки и серые гранитные набережные. После нескольких сильных взмахов “лебедь” расправлял свои необъятные, как паруса, крылья и планировал. Вскоре он очутился за городом, снизился над берегом Байкала и с легким всплеском сел на воду. Потом заработал лапами и поплыл так быстро, что обгонял летящих рядом чаек.
Но вот прогулка кончилась, и друзья снова стояли на посадочной площадке. Рядом переминалась большая седая птица. Изогнув лебединую шею наподобие вопросительного знака, она ждала очередного приказа. Антон подмигнул Сану, и тот, помедлив, скомандовал:
— Свернись!
Мгновение — и на посадочной площадке вместо удивительного воздушного аппарата белело обыкновенное лебединое яйцо.
— Нравится яичко? — смеялся Антон. — Можешь взять его насовсем.
Сан так и поступил. Он положил яйцо в карман коротких брюк и с тех пор не расставался с ним. Даже ложась спать, прятал его под подушку.
Удивительный полет на “лебеде” растревожил Сана. По ночам он снова и снова видел свою далекую, ушедшую в туман веков родину. Ему снялись берега Большой реки и в щемящей голубизне неба — птицы, птицы без конца. Гуси, лебеди, журавли стаями плыли над саванной, в их весенних криках слышалось что-то печальное и радостное одновременно. В снах своих мальчик был счастлив, и улыбка не слетала с его губ.
Но просыпался — и гасла улыбка. Сана окружал иной мир — добрый, но непонятный и чужой.
— Мальчик начинает тосковать, — сказала как-то Яснову Лиана Павловна. — Прошло полгода, а он еще не наш.
— Верно, — согласился Иван. — Еще не наш.
— К нашему миру Сан почти привык, — возражал Октавиан. — Видели бы, как он лихо летает на “лебеде”. Считаю, что психологическая состыковка с эпохой у него в основном состоялась.
Однако ближе к осени, где-то в конце сентября, даже Октавиан заметил, что как раз с психологической состыковкой не все ладилось. Сан все чаще становился рассеянным, угрюмым. На шутки отвечал слабой, вымученной улыбкой.
