Дмитрий Шагаев - Шаг в бездну
Потом он, конечно же, узнал. Водитель "камаза" не то был пьян, не то заснул за рулем, но результат, как ни крути, вышел ужасным: тяжелая машина протаранила на полном ходу "копейку", внезапно вырулив на встречную полосу. Родители тогда ехали в Екатеринбург, навестить родственников. Не доехали. Когда машины пронзавшие ночь голубыми вспышками оказались на месте аварии, все ее жертвы были уже мертвы.
Под опеку его взял дед. Но даже тогда он все равно чувствовал безразличие. Дед, Василий Прохоров, старался дать внуку надлежащее воспитание, что, в общем-то, не мешало ему больше внимания уделять церкви и служению Господу. Как следствие — Проводник воспитал себя сам. Дом, где он жил, не вызывал у него чувства чего-то родного, близкого. Это место было для него чужим, никогда не находило отклика в его сердце.
Наконец он оказался у последнего дерева. Снова повторился ритуал осмотра ближайшей к нему территории. И ничего. Проводник выругался.
— Да что за… везет как утопленнику!
Он посмотрел на закат. Красный раскаленный диск уже давно коснулся линии горизонта, медленно и лениво прячась в его глубинах, готовый вскоре исчезнуть. На темнеющую скатерть небосвода кто-то рассыпал мелкие, пока еще плохо различимые мерцающие крошки. Проводник сел под деревом. Засек время: двадцать минут. После этого он встанет и вернется обратно, к двери. Из нее так никто и не вышел за все это время, что навевало не самые хорошие мысли. Что если дверь теперь стала просто бесполезным куском обработанного дерева, этаким памятником неизвестно чему в чистом поле? Откроешь — а там та же зелень.
Хоть замучайся с ней, — мысленно хмыкнул он, — все равно никакого толку.
А может, все дело в разной скорости хода времени. Этот вариант был наиболее оптимистичным. Посидев так еще немного, Проводник в очередной раз пожалел, что нет сигарет. Хотя курить хотелось скорее от безделья, чем с привычки. Последнее время он вообще редко об этом вспоминал.
Главным вопросом теперь было дальнейшее развитие событий. В городе ему делать определенно нечего: ни денег, ни документов у него нет. Стоит лишь раз засветиться перед патрулем, и ему обеспечат не только теплый и радушный прием, но и роскошные апартаменты с замечательной едой. И тогда можно всерьез и надолго забыть о каких-либо перемещениях… не говоря уже о возвращении. Так же интересной задачкой было, как же попасть в палату Кореллии, минуя это живописное место.
Как всегда: много вопросов и ни одного удовлетворяющего ответа.
Он посмотрел на часы. Время отдыха почти истекло.
— Семь с лишним часов, — он присвистнул. — Да, дорогие мои, время летит незаметно!
Он оторвал кончик травинки и взял его в рот. Сразу почувствовался резкий горький привкус. Проводник поморщился и выплюнул травинку, с сожалением вздохнув.
Поднявшись на ноги, он пошел к двери. Уже совсем стемнело. Последние следы заката стерлись, уступив место ночи, щедро усыпавшей темное небо маленькими сверкающими бриллиантами. Пока он шел, темнота сгущалась, окутывая все, словно стремясь стереть все окружающее. Звезды мерцали над головой не принося никакой пользы: казалось, они лишь усиливали ощущение обволакивающей темноты. Ни фонарика, ни спичек у Проводника не было, о чем он неоднократно вспоминал, идя почти на ощупь в сторону, где предположительно все еще стояла дверь. Кое-как ему все же удалось ее разглядеть, едва не пройдя мимо.
Проводник открыл дверь. За ней был больничный коридор, внезапно обрывавшийся пропастью около порога.
— Восхитительно, — пробормотал он. Лицо его никак не изменилось, но мрачные мысли уже наплывали медленным, тягучим потоком. Он закрыл дверь. Открыв ее снова, он не увидел ничего, кроме черной пустоты. На этот раз дверь он захлопнул.
Сразу захотелось как-нибудь крепко выразиться. Он промолчал, поскольку выражать свои эмоции было не для кого кроме себя. Смотря перед собой, он уже ничего не видел кроме окутавшей все темноты. Дверь все так же была перед ним; он ее не видел, но мог свободно до нее дотянуться и потрогать, если вдруг захочется. Мрачнел он с каждой минутой — вывод напрашивался сам: дверь больше не вернет его обратно. А с этим надо что-то делать. Не оставаться же черт знает где, посреди поля.
Внезапно в голову пришла запоздалая мысль. Проводник обошел дверь и открыл ее с другой стороны. Перед ним была больничная палата. Белые стены, две кровати, стоявшие напротив друг друга, у каждой тумбочка. Небольшой стол. За окном все еще был день — значит, время действительно идет с разной скоростью. В этом он лишний раз убедился, переведя взгляд на единственную занятую кровать: Кореллия сидела, подложив под спину подушку, листая какой-то журнал. Он отметил про себя, что белое тут все, включая пижаму, в которую одели Кореллию. Но цвет был не важен: по ту сторону двери все выглядело как фотография. Ни единого движения, ничего — только статичная картинка, будто вырванный кадр из фильма. Кореллия перелистывала страницу, но ни ее рука, ни сама страница не двигались.
Было и кое-что еще. Проводнику казалось, будто перспектива как-то изменена, неправильна. Невозможно было понять, что же с ней не так, но какое-то странное чувство она все-таки вызывала. Так и не сумев понять, что же не так с перспективой, он решил подумать об этом позже — сейчас надо попасть в палату, а размышления подождут.
Оставив сомнения, он шагнул через порог.
Кореллия переворачивала страницу журнала, когда услышала Проводника — но не голос, а мысли. Вот уже три дня она была здесь под постоянным присмотром врачей, которые все как один запрещали активность, призывая соблюдать постельный режим. Один раз в день приходила медсестра, без лишних слов ставила капельницу и уходила восвояси. Делать в палате было нечего, потолок и стены были изучены еще в первый день. Спалось плохо, поэтому большую часть времени Кореллия проводила в молчаливом созерцании этих самых стен и потолка, не испытывая к этому занятию никакого интереса.
Кроме того, врачи считали это обстоятельство вполне приемлемым. Ребра уже срослись — трещины, которые были отчетливо видны на снимках, теперь исчезли, будто их и не было никогда. Другое дело сотрясение мозга. Не взирая на общее улучшение состояния, ей запрещали читать и тем паче — смотреть телевизор. Однако, несмотря на запреты, она умудрилась уговорить одну из медсестер дать ей хоть какой-нибудь журнал… не важно о чем, лишь бы он скрасил ее унылое пленение в этой белой палате. Журнал она получила, хотя особо этим не развлеклась: основным материалом оказались новости, криминальная сводка и очередные отчеты о прошедших "Опасных играх". Это было ей малоинтересно, но выбирать, в общем-то, не приходилось. Когда она внезапно услышала Проводника, лицо ее осветилось улыбкой.
