Иван Сибирцев - Сокровища Кряжа Подлунного
С этими словами Лобов взял руку широко улыбавшегося мнимого Булавина и вложил ее в руку недоверчиво хмурившегося Стогова, который, однако, все же опустил до этого угрожающе поднятый пистолет.
После церемонного, но молчаливого рукопожатия, которым они обменялись, Новиков, обращаясь к Лобову, сказал:
— Ты знаешь, Алексей, чего я больше всего боялся, отправляясь в эту экспедицию? — Он сделал интригующую паузу. — Оказаться с глазу на глаз с профессором. Что ни говори, а ведь я провел с Виктором Васильевичем в институте, в подземном саду, менее четырех дней. Мы работали плотно, Булавин и Грибанов сообщили мне за это время немало важных сведений, но все-таки для того, чтобы играть роль академика, да еще перед таким ученым, как Михаил Павлович, специальных знаний у меня было, мягко выражаясь, маловато. Поэтому любой разговор на специальную тему с профессором мог провалить всю операцию. Ты же сам понимаешь, что Янус слышал каждое наше слово. Поэтому, чтобы не оказаться с Михаилом Павловичем наедине, мне пришлось сразу же сыграть роль этакого трусоватого и сговорчивого человека. Это поставило меня, как выразился профессор, в привилегированное положение по отношению к нему и лишило нас возможности общения, что было только к счастью для нас обоих. Правда, эта игра стоила мне довольно увесистого подзатыльника от Михаила Павловича, — Новиков выразительно потер всплывшую на голове шишку, — и всей той сцены, свидетелем которой ты был. Ну, да, — хорошо все, что хорошо кончается, а у нас все кончилось лучше некуда, — весело закончил Новиков.
— Так вы, значит, действительно Иван Сергеевич Новиков, а не академик Булавин, — поверил, наконец, Стогов и с неожиданным восторгом добавил:
— Ловко же вы меня провели. Если бы сам не видел, ни за что бы не поверил!
— Да не вас провели, Михаил Павлович, а врага, — вмешался Лобов. — Иван Сергеевич имеет некоторое, правда, довольно отдаленное сходство с академиком Булавиным. Этим сходством и воспользовалось наше руководство. Остальное дополнили грим, общение с Булавиным и опыт разведчика. По заданию нашего Управления Иван Сергеевич все эти дни охранял вас от неминуемой бы иначе смерти, он же сообщил нам ваше местопребывание и держал нас в курсе всего, что здесь происходило.
Ведь всякое наружное наблюдение за домиком, при опытности и настороженности Януса, было равносильно смертному приговору для вас. Чтобы убить у врага эту настороженность, мы даже мертвым вас объявили: на, наслаждайся своим успехом, считай себя в безопасности.
Пояснения Лобова были прерваны появлением подкатившего почти вплотную к крыльцу многоместного атомного лимузина. Дверки машины широко распахнулись, и из нее первым выпрыгнул Игорь Стогов. За ним вышли Ларин, академик Булавин, профессор Грибанов, начальник строительства станции Тихонов.
Михаил Павлович и Игорь уже сжимали друг друга в объятиях, на мгновение они отстранялись, глядели в лицо и вновь приникали друг к другу.
Они всегда были близки, дороги один другому, по-настоящему дружны между собой, но только теперь, пройдя через выпавшие на их долю тяжелые испытания, полностью постигли степень своей взаимной близости, привязанности, любви.
Глядя на встречу спасенного от смерти сына с возвращенным к жизни отцом, стоявшие вокруг них суровые, знакомые с житейскими бурями, далеко не сентиментальные мужчины, что-то уж со слишком поразительным единодушием начали покашливать, потянулись в карманы за носовыми платками и папиросами.
Игорь, наконец, выпустил отца из своих объятий, теперь к Стогову шагнул Ларин, который в этот день надел на штатский пиджак все свои боевые ордена.
Сначала Ларин хотел в несколько официальном тоне приветствовать Стогова, но потом на полуслове оборвал свою речь и по русскому обычаю трижды расцеловался с профессором.
Так же приветствовал Ларин и Новикова, а Стогова уже сжимали в объятиях Булавин, Грибанов, Тихонов.
— Как станция? — задал Стогов первый вопрос Булавину, когда несколько улеглась радость встречи.
— Все готово к пуску. Ждем вас, — опередил Булавина с ответом Тихонов.
— К пуску?! — изумился Стогов. — Но десять дней тому назад там было еще минимум на месяц работы?
— А вот представитель от товарища Ларина просил партийный актив стройки ускорить пуск станции. Ну, и ускоряем, — заключил Тихонов.
Стогов знал, что за этими скупыми словами стоял героический труд многих людей и с благодарностью думал об этих людях.
Лобов, докладывая начальнику Управления об успешном окончании операции, подробно рассказал и о сцене между Новиковым и профессором Стоговым. Прислушавшийся Стогов шутливо поднял руки и с наигранно сокрушенным видом произнес:
— Сдаюсь, Андрей Савельевич! Не получится из меня Шерлока Холмса, лишили вы меня лавров единственного в моей жизни подвига по задержанию преступника. Придется, видно, опять наукой заниматься. Хотя, позвольте… — Стогов вдруг стал очень серьезен. — Я, кажется, все же назову вам одного предателя, который, насколько я понял из слов Алексея Петровича, пока остается безнаказанным.
— Кого вы имеете в виду? — насторожился Ларин.
— Я имею в виду моего бывшего ученика, ныне кандидата наук Ореста Эрастовича Ронского. Ведь это он ввел в мой дом иностранного агента.
Ларин заговорил мягко, стремясь убедить Стогова:
— К счастью, вы опять ошиблись, профессор. Ронский действительно сильно виноват перед вами. Но Ронский не предатель. Он очень легкомысленный, болтливый, неразборчивый в знакомствах человек. Враг ловко ловит в свои сети таких людей. Но в связи со всей этой историей Ронский получил хорошую встряску. И, надо отдать должное, охотно встал на путь искупления своей вины. Скажу больше, Ронский немало сделал для того, чтобы помочь нам в борьбе против вражеской группы. По поручению и под наблюдением Лобова он дезинформировал врага о наших настроениях и намерениях, и о ходе строительства станции. Он же подготовил почву для похищения мнимого Булавина, помог нам внедрить в логово врага советского разведчика.
— Он и на стройке отлично работает, — вмешался в разговор Игорь.
— Очень рад этому, — отозвался профессор. — Значит, одним хорошим человеком больше. Кстати, мне следует попросить у Алексея Петровича извинение за одну давнюю размолвку. Я вижу, что был тогда не прав, осуждая уход Лобова из науки. Он выбрал очень важный, почетный и трудный путь в жизни. У вас талантливые люди нужны не менее, чем в науке.
В это время к собеседникам подошла большая крытая автомашина с зарешеченной сверху дверцей. Сотрудники Управления, которые под руководством Щеглова уже заканчивали обыск в домике и его разминирование, направились к крыльцу, чтобы перенести оттуда в машину Кондора.
