Роберт Хайнлайн - Переменная звезда
Но тут поднявшийся человек произнес:
– Прошу прощения за то, что помешал вашему созер…
И все сразу расслабились, узнав его голос. Тенчина Хидео Итокаву все очень любили, даже те немногие, кто не слишком тепло относился к буддизму – возможно, отчасти из-за того, что за все шесть с лишним лет я не слышал от него слова "буддизм". Он был одним из самых мягких и добрых людей на борту звездолета и лучше других умел слушать. Когда так себя ведешь, наживешь очень мало врагов. И наконец, конечно, все знали, что Хидео приносит огромное счастье самому популярному человеку на "Шеффилде" – Соломону Шорту. И не только потому, что Сол об этом сам говорил.
Не думаю, чтобы хоть кому-то удалось сказать то, что он сказал, и потом закончить фразу – другого человека тут же удалили бы из Зала. Поэтому хорошо, что это был он.
Находясь в Звездном Зале, люди поворачиваются лицом куда хотят. Но сейчас почти все развернули свои шезлонги так, чтобы видеть Хидео, стоявшего посередине сферы.
– Говорите, что вы хотели сказать, милый Хидео-сан, – проворковала женщина у меня за спиной.
Хидео поклонился ей.
– Благодарю, Мэри.
Следующие пять слов он произнес очень медленно. Пауза после первого, пауза в две-три секунды после еще двух слов.
– Время… для страха… теперь миновало.
Все загомонили разом. Не все рассердились, но все заговорили одновременно. Вам случалось находиться в замкнутом полушарии, когда все говорят хором – ну, под куполом, допустим? Голоса людей, находящихся дальше от вас, звучат громче голосов тех, которые находятся рядом с вами. Это настолько странно, что быстро наступает тишина. Так вышло и сейчас. Потом двое-трое попытались что-то сказать одновременно, и никто из них не желал замолкать, поэтому кто-то резко порекомендовал им заткнуться, и снова поднялся шум…
– ПОЖАЛУЙСТА! – прозвучал самый громкий голос, какой я когда-либо слышал.
Мгновенная тишина.
Даже тогда, когда я в этом убедился, я все равно не смог поверить, что такой звук мог издать тихий маленький Хидео. Он сделал паузу для вдоха – медленного, тщательно выверенного вдоха. Это был хороший пример. Я тоже начал дышать более размеренно.
– Я обещаю, что выслушаю все, что захочет сказать каждый из вас, – произнес Хидео. – Пока вы все не выговоритесь. Пожалуйста, дождитесь момента, когда я скажу то, что хочу сказать. Возможно, мне понадобится больше одной фразы, чтобы передать мою мысль целиком.
Он завладел вниманием людей.
– Некоторые из вас могут рассердиться, если я скажу, что Солнце погибло вследствие естественных причин, поэтому я так не скажу. Мы все знаем, что это теоретически возможно, хотя и очень маловероятно. Но думать об этом не хочется. Остается только рыдать о том, что нам настолько жутко не повезло.
Я верю, что случившееся было сделано. Я верю, что настанет день, когда мы встретимся с теми, кто это сделал. Мы будем с ними говорить. И может быть, мы решим изгнать их из Галактики. Если будем обладать такой силой.
Теперь его слушали все, затаив дыхание.
Он медленно покачал головой:
– Но я не верю, что это случится при моей жизни, и даже при жизни самого младшего ребенка на борту "Шеффилда". Полагаю, что это не произойдет и при жизни наших внуков. Всего, чему мы научились, всего, что мы построили за десять тысячелетий болезненной эволюции, оказалось недостаточно. Только для того, чтобы восстановить все это – если у нас получится, – понадобится много поколений.
Недовольный ропот, споры.
И снова голос Хидео неведомо откуда взял силу. Он заговорил не так громко, как вскричал раньше, и все же сумел перекрыть голоса тех, кто его перебил.
– Но в одном я уверен: у нас… будут эти поколения.
Снова тишина.
– Я слышал: многие из вас очень боятся того, что наши враги могут уже сейчас охотиться за "Шеффилдом".
Полное безмолвие.
– Это глупо. Будь это так, и думать ни о чем не пришлось бы.
– Они отстают от нас на шесть лет! – крикнул матрос по фамилии Хильдебранд. – Откуда нам знать, что они за нами не гонятся?
– Поразмышляй вместе со мной, Дэн, – спокойно проговорил Хидео. – Если я построил машину, которая умеет без предупреждения взрывать звезды… разве это не означает, что я должен уметь добираться до других звезд, кроме своей собственной? Имей я только одну звезду, такая машина была бы бессмысленна. Согласен?
Хильдебранд неохотно буркнул:
– Да.
– Если я могу добираться до других звезд настолько легко, что у меня возникают причины взорвать некоторые из них… разве меня могут ограничить пределы космических скоростей, с которыми должны считаться в данное время люди?
– Что? Но скорость света – она же абсо…
– Назови мне метод путешествий со скоростью ниже скорости света, с помощью которого ты мог хотя бы приблизиться к нашему региону этого сектора Галактики так, чтобы тебя даже не заметили из Солнечной системы!
Хидео сразил Хильдебранда наповал. Работа термоядерного двигателя, производство антиматерии, работа фотонного реактивного двигателя – все это практически невозможно было не заметить.
– Для того, чтобы устроить такую успешную засаду, – сказал Хидео, – они должны уметь перемещаться быстрее скорости света. На несколько порядков, по меньшей мере.
Здесь он сделал паузу. Подумав несколько секунд, кто-то сказал:
– Субсветовая скорость, сверхсветовая – к чему вы клоните, Тенчин Итокава?
Хидео поднял руки, развернув их ладонями вперед.
– Мы летим с субсветовой скоростью. Они перемещаются со скоростью значительно выше скорости света. Вероятно, экспоненциально выше. А мы с вами уже договорились о том, что мы четко видны для любого, кто только захочет нас найти.
– Что же, они не заметили, как мы стартовали? – спросил Терри, один из психотерапевтов.
– Возможно. Возможно, они неверно поняли, что мы собой представляем. А возможно, им это безразлично.
– Прошу прощения, Тенчин. Почему это им должно быть безразлично?
– Нам трудно предположить подобное, – сказал Хидео, – но изничтожение человечества, вероятно, не входило в их цели при разрушении нашей звезды. Насколько мы можем сейчас судить, это просто стало побочным эффектом, который они сочли либо незначительным, либо допустимым. Отнеслись к этому так, как относимся мы к гибели миллионов микроорганизмов, обитающих на нашей коже и волосах – а ведь они гибнут в таких количествах всякий раз, когда нам вздумается принять душ.
И снова аудитория вознаградила его молчанием. Он дал паузе затянуться. Над нами медленно плыли звезды.
