Альфред Бестер - Рассказы (Миры Альфреда Бестера. Том 4)
— Забавно, но я никогда не слышал эту сказку, — сказал он.
— Мне кажется, у тебя было не очень хорошее детство, Джим.
— Почему ты сказала… — Он замолчал, поднял голову и напряженно прислушался.
— В чем дело? — спросила Линда.
— Ты когда-нибудь слышала синего дзея?
— Нет.
— Слушай. Он издает забавные звуки, точно сталь.
— Точно сталь?
— Да. Как… как мечи в поединке.
— Обманываешь?
— Нет, честно.
— Но птицы… Они не издают подобных звуков.
— Смотря какие. Синий дзей имитирует различные звуки. Скворец тоже. И попугаи. Так почему бы ему не подражать битве на мечах? Но где он слышал такое?
— Ты настоящий сельский мальчик, верно, Джим? Пчелы и синий дзей, скворцы и прочее…
— Наверное, так. Я хочу спросить, почему ты сказала, что у меня было плохое детство?
— О, не слышать про Алису, никогда не бывать на пикнике и тщетно мечтать о модели корабля… — Линда откупорила темную бутылку. — Хочешь попробовать вина?
— Ты только полегче, — предостерег он.
— Не останавливай меня. Я ведь не пьянчужка.
— Ты или не ты нализалась прошлой ночью?
— Ну, я, — сдалась она. — Но только потому, что это была моя первая выпивка за последние годы.
Ему была приятна ее капитуляция.
— Конечно, конечно. Я так и думал.
— Ну? Присоединяешься ко мне?
— А, черт, почему бы и нет? — усмехнулся он. — Давай, попробуем маленько. Слушай, мне нравятся эти кружки для пикника и тарелки тоже. Где ты их достала?
— «Эберкромби и Фитч», — невозмутимо ответила Линда. — Нержавеющий стальной сервиз на четыре персоны, тридцать девять долларов пятьдесят центов… Ваше здоровье.
Майо разразился смехом.
— Я был дурак, что поднял этот скандал.
— Все нормально.
Они выпили и стали есть в теплом молчании, по-товарищески улыбаясь друг другу. Линда сняла шелковую рубашку, чтобы загорать под жарким полуденным солнцем, и Майо аккуратно повесил ее на ветку куста. Внезапно Линда спросила:
— Так почему у тебя не было детства, Джим?
— Кто его знает. — Он помолчал. — Мне кажется, потому что моя мать умерла, когда я был маленьким. И еще мне пришлось много работать.
— Почему?
— Отец был школьным учителем. Знаешь, сколько им платят?
— О, вот почему ты против яйцеголовых!
— Я?
— Конечно, ты. Только не обижайся.
— Может быть, и так, — уступил он. — Это было, конечно, разочарованием для моего старика. Я играл за защитника в высшей школе, а он хотел сделать из меня Эйнштейна.
— Тебе нравится футбол?
— Не как игра. Футбол был бизнесом. Эй, помнишь, как мы обычно делились в детстве? «Эники, бэники, ели вареники…»
— Мы обычно говорили: «Шишел, мышел, этот вышел…»
— А помнишь: «Апрель глуп, иди в клуб, скажи учителю, что ты дуб»?
— «Я люблю кофе, я люблю чай, я люблю мальчиков и мальчики любят меня…»
— Держу пари, что так и было, — торжествующе сказал Майо.
— Не меня.
— Почему?
— Я всегда была слишком высокой.
Он был изумлен.
— Ты не высокая, — заверил он ее. — Ты точь-в-точь как надо. Правда… И прекрасно сложена. Я заметил это, когда мы волокли пианино. У тебя неплохая для девушки мускулатура. Особенно ноги и там, где это…
Она вспыхнула.
— Перестань, Джим.
— Нет, честно.
— Хочешь еще вина?
— Благодарю. Налей и себе.
— Хорошо.
Удар расколол небо, как сверхзвуковой бомбардировщик, и за ним последовал гул разваливающейся кирпичной кладки.
— Еще один небоскреб, — сказала Линда. — О чем мы говорили?
— Об играх, — подсказал Майо. — Извини, что я говорю с набитым ртом.
— О, конечно. Джим, а ты играл в Новой Гавани в «Уронить носовой платок?» — И Линда пропела: — «Шина, резина, зеленая корзина, я несла милому письмо и по дороге уронила…»
— Ну, — сказал он, довольный, — ты здорово поешь.
— А, перестань!
— Но это так. У тебя выдающийся голос. Не спорь со мной. Помолчи-ка, я кое-что соображу. — Он довольно долго напряженно думал, допил вино и с отсутствующим видом принял еще один стакан. Наконец, он пришел к какому-то решению. — Ты будешь учиться музыке.
— Ты же знаешь, что я умираю от желания научиться, Джим!
— Значит, я на время остаюсь и научу тебя тому, что знаю сам. Погоди! Погоди! — поспешно добавил он, прерывая ее возбуждение. — Я не собираюсь оставаться в твоем доме. Я хочу иметь собственный угол.
— Конечно, Джим. Все, что ты скажешь.
— А потом я уеду на юг.
— Я обучу тебя вождению, Джим. Я сдержу свое слово.
— И не мистифицируй меня, Линда.
— Конечно, нет. Что за мистификация?
— Ты знаешь. Как в прошлый раз.
Они рассмеялись, чокнулись и допили вино. Внезапно Майо вскочил, дернул Линду за волосы и побежал к памятнику Страны Чудес. В одно мгновение он забрался на голову Алисы.
— Я Король на Горе! — крикнул он, глядя вокруг императорским взором.
— Я Король… — Он осекся и уставился вниз, к подножию статуи.
— Джим, что случилось?
Ни слова не говоря, Майо спустился вниз и шагнул к куче обломков, покрытых разросшимися кустами. Он опустился на колени и стал раскапывать их голыми руками. Линда подбежала к нему.
— В чем дело, Джим?
— Это старье было макетами яхт, — пробормотал он.
— Правильно. Боже, и это все? Я уж подумала, что тебе плохо или что-нибудь в таком роде.
— Как они попали сюда?
— Это я выбросила их здесь, конечно.
— Ты?
— Да. Я же рассказывала тебе. Я очистила лодочный домик, когда переехала в него. Это было сто лет назад.
— Ты сделала это?
— Да. Я…
— Убийца, — прорычал он, поднялся и свирепо уставился на нее. — Ты убийца! Ты как все женщины, у тебя нет ни души, ни сердца. Сделать такое!
Он отвернулся и зашагал в сторону пруда. Линда последовала за ним, совершенно сбитая с толку.
— Джим, я ничего не понимаю. Чего ты так взбесился?
— Ты должна стыдиться себя.
— Но мне нужно было очистить дом. Ты ведь не думаешь, что я должна была жить среди массы макетов?
— Забудь все, что я говорил. Я еду на юг. Я не останусь с тобой, даже если ты последний человек на Земле.
Линда застыла и вдруг бросилась вперед, обогнав его. Когда он вошел в лодочный домик, она стояла перед дверью в комнату для гостей.
— Я нашла его, — сказала она, тяжело дыша. — Твоя дверь заперта.
— Дай мне ключ, Линда.
— Нет.
Он шагнул к ней, она вызывающе взглянула на него и осталась на месте.
— Вперед, — с вызовом сказала она. — Ударь меня.
Он остановился.
