Андрей Морголь - Арсенал эволюции
объявления в газетах. Судя по всему, намечался аншлаг. В таком случае
точно придется остаться — негоже ведь разочаровывать раскатавших губу
малолетних ребятишек.
На следующий день перед выступлением волновались все. Одно дело в
родной роте показывать свои выкрутасы, а на почтенную незнакомую
публику — это совсем по-другому. Даже Скокс немного нервничал. Что уж
говорить обо мне? До сих пор мне в голову не приходило, чего же такого
феерического я могу изобразить в роли клоуна. Как рассмешить местный
народ и не обзавестись при этом парой пятен от гнилых помидоров и
тухлых яиц? Дилемма не для профессора математики, однозначно. До
последнего я надеялся спрыгнуть на расстройство кишечника и не
выходить на сцену вообще. Однако на всех афишах среди прочей
информации было четко написано: до надрыва животов и смертельных колик
вас будет смешить цирковой клоун. По ходу, вариантов отвертеться не
оставалось. Хоть на горшке — но выступи.
На центральной площади к назначенному времени собралось столько
народу, будто в городе проходил финал чемпионата мира по футболу.
Припаркованные на всех прилежащих улицах телеги говорили о том, что
гостей из окрестных деревень тоже понаехало немеряно. Значит, система
информирования по принципу «сорока на хвосте принесла» работает в
здешних краях исправно и оперативно. Иначе откуда неместные узнали бы
о нашем приезде за такой короткий срок? Расквартированная в городе
солдатня заполнила собой весь центр площади. Что ж, служивые любят
развлечения не меньше остальных. Многим зевакам пришлось убедиться,
что площадь не резиновая, и вскоре на крышах домов стали появляться
любопытствующие головы молодежи. В основном, конечно, молодежи, потому
что пару морщинистых беззубых лиц наверху я все-таки тоже приметил.
Стало немного забавно: ведь весь народ собрался ради такого действа,
которое в моем мире даже забесплатно не всякий пошел бы лицезреть.
Кроме, конечно, диковинных фейерверков Скокса. Хотя наш состав при
всем при этом решил выложиться по максимуму своих возможностей.
Первым вышел поручик под громыхание волшебных взрывов. Скокс не
скупился на чары. Атом поприветствовал общественность, в первую
очередь первые ряды, где с комфортом располагался губернатор и особо
приближенные из свиты, затем уже простых обывателей. Красиво говорить
поручика в армии явно не учили, а выступать перед огромной аудиторией
— тем более, поэтому он заметно смущался и нервничал. Вот если бы по
программе выступления пришлось кого-нибудь проткнуть насквозь, тогда
Атом не сплоховал бы, а так… Выручил болтун Дрозд, который выскочил на
сцену перед командиром, бестактно оттер того в сторону и взял дело в
свои руки. Усиленным чарами голосом рядовой рассыпался в
благодарностях о радушном приеме, поговорил о красотах сего
замечательного мегаполиса, нес еще какую-то чушь, а затем под все те
же взрывы началось само представление.
Ход событий существенно не отличался от того, что мы изображали на
таможне. Только все это было щедро приправлено пиротехникой Скокса,
что, несомненно, производило на публику неслабое бонусное впечатление.
Это меня нынче сложно удивить работой жонглера или акробатическими
этюдами Черпака с Дроздом, которые в нашем мире без труда можно
увидеть в исполнении прогрессивной молодежи в местах ее массовых
скоплений. Что мне до пластики Прута, когда на Олимпийских играх в
программе по гимнастике я и не такое видал. Да и фейерверками по
большим праздникам все мы, земляне, давно успели насытиться. Зато на
здешнюю, неискушенную публику наши номера оказывали громоподобное
впечатление. Зритель терзал глотки в восторге.
Но лишь до тех пор, пока не пришло мое время. Себя в тот момент я
мог с полным правом называть грустным клоуном, или просто Пьеро. Что
делать с этой толпой, жаждущей смеха, я не знал. После того как Дрозд
объявил выход самого смешного в мире человека, Скокс злорадно толкнул
меня между лопатками, и я кубарем выкатился на сцену. Народ заржал.
Что ж, начало вполне обнадеживающее. Печальными глазами я проводил
Дрозда за кулисы. Рядовой всем своим видом сочувствовал мне, но помочь
ничем не мог. В растерянности я безмолвно открывал и закрывал рот, как
выброшенный на берег карась, а многотысячная толпа притихла, в
ожидании необузданного, искрометного юмора.
И от безысходности я начал травить анекдоты! Про Вовочку, про
Чапая, про немца, русского и поляка. Про Поручика Ржевского, в конце
концов. Только слегка переделывал на ходу под местную аудиторию. А что
мне еще оставалось делать? Зато каков был эффект! Сначала собравшийся
люд похихикивал, а уж потом, по нарастающей, втягивался — и в конце
чуть не валялся на земле от дикого хохота. Да уж, толк в смачных
анекдотах я знаю. Разносимый чарами голос достигал самых дальних
уголков площади, знакомя каждого со славянским народным творчеством.
Кстати, оказалось очень удобно, что хоть на мой голос чары могут
воздействовать, как усиливая его, так и записывая на жесткие волшебные
носители.
В тот момент, когда люди уже с мольбой смотрели на меня, держась
за надорванные животы и утирая слезы, в дальнем конце площади я
заметил подозрительное движение толпы. Группа всадников рассекала
людское море, а первым ехал человек с разбитым лицом и невежливо тыкал
пальцем в мою сторону. В оставшихся целыми чертах его фейса я узнал
одного из тех бойцов, с которыми у нас недавно состоялась кровавая
схватка на холме. Как раз которого я из человеколюбия лишь оглушил, а
ребята, видимо, забыли добить и просто швырнули в кучу к трупам
товарищей. Надо же, как облажались!
К удивлению почтенной публики, на сцене произошла чудная
метаморфоза. Веселый клоун вдруг оскалился, рявкнул все еще усиленным
голосом: «Уходим!» — и выпустил из предплечий когти, вспоров рукава
цветного костюма. Далее аудитория лицезрела представление, которое
