Сорока на виселице - Веркин Эдуард Николаевич

– Да пребудет с нами Великий бортник, – сказала Мария. – Ян, надеюсь, ты любишь мед?

– Я не вру.

– Ян, дружище, ты не понял! – Уистлер похлопал меня по плечу. – Любезная Мария намекает.

Река распухла, и я выбрал для посадки берег повыше, почти обрыв.

– Я просыпаюсь в семь двадцать три, – повторил я.

– И ты, Ян, туда же – Мария потерла лоб. – Мы все подверглись… и это начинает пугать. Пожалуй, я сама схожу к Штайнеру. Если ваше Жюри не прибудет в ближайшее время, мы тут все повредимся рассудком, вариантов, похоже, нет…

Мария постучала по виску, быстро посмотрела на меня, покраснела.

– И куда на самом деле исчезли люди? – спросила она. – Когда мы сюда прилетели, в столовой работал повар, но я его не видела уже несколько дней…

– Достаточно увидеть разницу между случайностью и случайностью, это не так сложно…

Уистлер вдруг замолчал, и молчал, наверное, минуту, ему в голову явно пришла мысль, и он обдумал ее, а потом объявил, что никто почему-то не догадался изучить тех, кто в VDM-фазе не видел сову. Почему они не видели сову?

– Я бы не стала этого делать, – посоветовала Мария. – Изучать. И прочее…

– Отчего же? – спросил Уистлер.

– Сам рассуди – все видят сову… Серую сову в серых камнях. А кто-то не видит сову. Что это может означать? Кем является тот, кто не видит сову, когда все ее видят?

– Маша, Ян, вы сегодня меня повсеместно радуете! Мы здесь определенно не зря, я начинаю привыкать к Регену, прекрасная планета… Слушайте, а давайте всех выпустим?!

– Кого? – не понял я.

– Всех! Трюмы «Тощего дрозда» забиты животными в стазисе, а мы их выпустим! Они разбегутся по окрестностям, Штайнеру придется два месяца их ловить, это ужасно смешно…

Уистлер принялся хихикать.

– Тогда Штайнер от нас отстанет, будет ловить лосей и яков… Ян, да прилетели же!

Иртыш.

Я поставил ховер в нескольких метрах от берега, откинул фонарь, Уистлер выпрыгнул первым, я за ним, на мох. Здесь не пахло цветами, пахло льдом, близким снегом.

Уистлер смотрел под ноги.

Барсик не торопился выпрыгнуть из кокпита, выставил наружу тяжелую морду, нюхал воздух.

– Гулять!

Уистлер попытался вытянуть Барсика, но тот растопырился лапами и гулять не стал, Уистлер махнул рукой и стал копаться в багажном отсеке.

Мария спустилась на землю.

– Прохладно…

Уистлер достал из багажного отсека походный ранец.

– Универсальный ранец, прекрасная вещь… – приговаривал Уистлер. – Наша цивилизация похожа на универсальный ранец, вы не замечали? В нем есть все на все случаи жизни – вечная парящая лампа, нервущаяся веревка, запас воды и пищи на три недели, восьмичасовой запас кислорода, транспондер СЭС… думаю, что на Регене не работает… А парашют работает! В ранце ведь есть парашют! Если ты случайно сорвешься с Эвереста, сработает система спасения, вокруг тебя надуется сфера… Какая тоска…

Уистлер бросил ранец на мох.

– А вот это вам не парашют, это…

Уистлер выволок из багажа громоздкий оранжевый чехол.

– Это незаменимо…

Уистлер снял чехол.

Портативный модулятор погоды «V‐AN». Одна из первых моделей, похож на марсианский треножник.

– Это… – Мария щелкнула модулятор по медному колпаку. – Это… Я не знаю, что это… Планетарный буй? Гляциозонд?

– Модулятор погоды, – сказал я.

– Они еще есть? Ты же говорил… дурной тон…

– Это предрассудки! – Уистлер хлопнул по колпаку. – Прекрасная вещь, нашел в трюме. Средь книг и спящих вепрей…

У поздних моделей имелся встроенный нейроблок, с его помощью модулятор подстраивал погоду под настроение окружающих, на аппарате Уистлера такой отсутствовал, сугубо ручное управление, кнопки и сенсоры.

– Мой отец был обычным человеком, – сказал Уистлер. – Он изобретал космическую связь… но изобрел лишь это. Вернее, усовершенствовал…

Действует в радиусе двухсот метров.

– Такое случается постоянно, история знает сотни примеров, – сказала Мария. – Строили актуатор потока Юнга, но построили… В сущности, ничего не построили. Уистлер, а тебе не приходило в голову, что Большое Жюри собирается не по поводу фермента LC? Что цель не в этом?

– А в чем же тогда?

Уистлер пытался разобраться в функциях модулятора, в ста метрах над нами в воздухе возникла расплывчатая радуга.

– Например, наложить мораторий на работы в области синхронной физики.

Радужная клякса расползлась, сделалась похожа на осьминога, потом на медузу, растеклась, превратившись в разноцветный планктон.

– Ты что-то про это знаешь?

Уистлер продолжал возиться с модулятором, пытался настроить, эти попытки представляли в основном постукивания, причмокивания и почесывания головы.

– Нет, – ответила Мария. – Но, согласись, этот вариант возможен. От вас все устали…

Я не устал.

Я хотел это сказать, но погода внезапно изменилась. Пошел снег. Холоднее не стало, но вокруг нас стали падать снежинки. Вероятно, это был декоративный снег, насколько я помнил, старые модуляторы погоды могли вызывать такой снег. Или туман. Розовый туман, или светящийся туман, или туман с малиновым вкусом, с мятным вкусом, мягкий туман, плотный, в нем можно сидеть, как в кресле, можно спать. Северное сияние, до которого легко дотянуться рукой. Успокаивающая нервы песчаная буря. Гало, хоть четыре солнца.

Затмение. Старые модуляторы могли устроить ночь днем.

Потом модуляторы погоды избавились от декоративных функций.

– Ян, не мог бы ты развести костер? – попросила Мария.

Потом мы избавились от модуляторов погоды. Не только трапперы, надо признать, людей не устраивает искусственная погода, человечество больше не конструирует механических животных, человечество не пользуется электронной связью, любыми видами электронной связи, не терпит домашних роботов, нас раздражают автопилоты, кибернетические врачи, электроняньки, мы ненавидим, когда нам подставляют плечо. Пусть и механическое.

– Настоящий костер?

– Настоящий.

Я достал из ранца огниво, собрал кустарник, сырой, но меня это не особо смутило, на Регене я, несомненно, лучший мастер костра, я могу разжечь костер в снегу, в дождь, при ветре.

– Если тебе холодно, у меня есть свитер и зонтик…

– Мне холодно, но мне не нужны свитер и зонтик.

Я возился минут десять, Уистлер и Мария наблюдали и разговаривали, негромко, толком не слышал о чем. И Барсик. Он наконец выбрался из ховера и медленно ходил вокруг, то приближаясь, то снова удаляясь, порой исчезая меж кустов.

Огниво исправно высекало желтые искры, огонек послушно принимался, дымок начинал течь и тут же пропадал, оранжевый огонек гас, такое со мной случалось впервые.

– Ян, так, значит, и ты? – спросила Мария. – Ты тоже стал синхронным физиком, разучился делать элементарные вещи. Поздравляю…

– Огонь не горит – плохая примета, – усмехнулся Уистлер. – Берегись, Ян, берегись.

Погодный модулятор, догадался я. По программе должен быть снег. Я подошел к модулятору, внес поправки, проблема в давлении, костер загорелся.

– Надежда теплится, – сказала Мария. – Не все потеряно.

Мария села поближе к костру, Уистлер рядом с ней. Я собирал сухой кустарник.

– Зачем ты нас сюда притащил?

Уистлер не отвечал.

– Не надо многозначительно молчать…

Уистлер молчал, подкидывая в костер куски мха, костер дымил и потрескивал.

– Так зачем?

Уистлер ухмыльнулся, наклонился к Марии, что-то сказал ей на ухо. Мария резко встала, отошла в сторону.

Уистлер, насвистывая, направился к ней.

Костер начал гаснуть, пришлось заняться. Сгреб угли к центру, накрыл мхом и ветками, огонь прогреет мох, он загорится, за ним ветки. Дым пах иначе, не так, как на Земле, не горький, сливочный…

Я насторожился, неожиданно, не знаю, опасность, словно кто-то царапнул острым когтем шею. Я обернулся.

Они стояли на берегу, рядом с обрывом. Уистлер держал Марию за руки. За запястья. Он что-то ей говорил, но я не мог разобрать, слова сливались в бубнеж.