Ефрем Акулов - Поиск-84: Приключения. Фантастика
— Здорово, — сказал Гейлих. — Гм! Это вы ловко придумали.
— Это только гипотеза, но она вселяет оптимизм; если она верна, Бордже вернется сюда с технологией бессмертия. И что самое интересное, — рассмеялся Хол, — он будет думать, что вернулся в то же прошлое, откуда вышел!
— А разве не так?
— Согласно изложенной гипотезе — нет. Но кто вам сказал, что она верна?
— Гм! Так что же все-таки такое время?!
— Честно говоря, не знаю. Я прочел уйму книг с шикарными гипотезами, с вариационными структурами, с предетерминированными структурами, с комбинированными структурами, с доменной зависимостью, с двенадцатимерной сверхданностью — я вам изложил, кажется, шестимерную, — со счетной и континуальной бесконечностями, со всем, что только может себе представить человеческий мозг. Из всего этого я вынес одно: есть только та реальность, в которой тебе платят деньги. И до всего остального мне нет дела. А сейчас… Чтобы ответить на ваш вопрос, мне надо думать! Я могу создать синтетическую гипотезу, а потом, по возвращении Бордже, мы сверим ее с теориями будущего. Держу пари, я не ошибусь!
Коктейли оказали на Хола свое обычное действие.
Да и Гейлих не блистал трезвостью:
— Принято, принято! Однако, Хол, я не могу понять, как это из одинаковых данностей можно связать разные истории?
— Да вот, — Хол взял журнал и показал на шахматную диаграмму. — Если смотреть сверху вниз, клетки чередуются — белая, черная… Но стоит посмотреть по диагонали — и все клетки одного цвета.
— Ясно, — сказал Гейлих, посмотрев в журнал. — Выпьем за данность, чтобы клетки были только белые!
— Выпьем, — согласился Хол. — А данность вообще многое объясняет. Например, бессмертие души. Вот она доползла до предела — бац, информации крышка. Но сознание — оно же время — осталось. Личность исчезает, душа вечна!
— Да, но я хочу сохранить себя! — возразил Гейлих. — А не бессмертную и без того душу!
— Для этого мы и отправим Бордже в будущее! Это гениально, шеф, до этого могли додуматься только мы.
— Разве до нас никому не приходила мысль отправить туда шпиона?
— Конечно, нет! Иначе мы бы об этом знали!
Гейлих взмахнул рукой, зацепил стоявший на столике бокал, и тот упал на пол. Коктейль пролился на персидский ковер. Это несколько отрезвило миллионера.
— Стоп, Хол! — сказал он. — Что, собственно, происходит?
— Мы со дня на день посылаем шпиона в будущее, — радостно пояснил Хол.
— Но ведь он еще не вернулся? Как это у русских — делить шкуру неубитого медведя? Мы слишком рано начали. Спокойной ночи. Завтра в двенадцать жду вас у себя. И не забудьте про обещанную гипотезу!
— Будет сделано, шеф.
Хол поставил бокал на стол и вышел.
Он был мрачен: вырабатывать гипотезу о времени предстояло наутро с тяжелой головой.
6. Безопасное место для живого трупа
— Красиво! — воскликнул Гейлих.
Он стоял на палубе подводной лодки, и ветер трепал воротник рубашки, а солнце искрилось на поверхности моря. На горизонте дымились трубы Майами, слева по курсу плыли три яхты, сверкая белыми парусами. Хол надел панаму и кивнул:
— Разумеется. Ваши люди не выбрали бы плохого места. Ну что, приступим?
— Пожалуй.
Хол спустился вниз, в переоборудованное брюхо лодки. Гейлих закрыл за собой люк и скомандовал срочное погружение.
Подлодка была невелика. Носовая часть из прозрачного пластика служила и смотровым залом, и рубкой; за ней раньше помещались каюты, теперь там была установлена анабиоз-камера. Двое врачей, переговариваясь, стояли у ее входа, координатор сновал туда-сюда, завершая последние приготовления.
Гейлих остановился у экрана, на котором светилось изображение анабиоз-камеры. Она была пуста, контейнер со спящим Бордже еще не распаковали. Гейлих спросил координатора:
— Вы уверены, что он сумеет отсюда выбраться, когда проснется?
— Сумеет, — ответил координатор. — Все продумано.
— Отлично. Начинайте.
Хол сел в кресло рядом с Гейлихом. За последнее время он переменил отношение к шефу. Тот по-прежнему был умнее, богаче и уверенней; но кроме того, выяснилось, что он справедлив, тактичен и, что для Хола было особенно важным, предсказуем. Гейлих строго держался установившихся с самого начала операции отношений партнерства, хотя Хол временами чувствовал, что скорее мешает своему шефу, во всем советовался со своим консультантом и даже предоставлял ему, Холу, принимать некоторые решения.
Врачи распаковали контейнер и начали подготовку к погружению Бордже в глубокий анабиоз. Гейлих посмотрел на экран со скукой и обратился к Холу:
— Ну вот, Хол, кончились наши с вами развлечения. Через каких-нибудь полчаса лодка уйдет в глубины плавать по своему двухсотлетнему маршруту, а мы с вами…
— Да, кстати, шеф, — перебил его Хол, — а как мы отсюда выберемся?!
— Оу? — удивился Гейлих. — Вы не в курсе?
— Откуда же? Ведь операцию готовили вы!
— Ах да, была моя очередь. Выберемся?.. А может быть, Хол, отправимся вслед за ним, в наше светлое будущее? И натворим там дел еще почище этих?
— Пресекут.
— О, да вы боитесь?
— А вы — нет?
— Здесь — нет. Там, в будущем, — пожалуй, но если там есть законы, значит, их можно обойти. Так что не пресекут! Как не пресекут то, что я сделаю здесь через полчаса.
— Как же мы все-таки выберемся?
— Так же просто, как и забрались. Через аварийный люк. Лодка потерпит аварию, команда спасется. Журналисты поднимут вопли, но мы не выдвигаем свои кандидатуры на выборах.
Гейлих достал из кармана два тампона и протянул Холу.
— Суньте в ноздри. На всякий случай. Они вот-вот закончат.
Врачи действительно заканчивали. Тело Бордже плавало в спецрастворе, уже герметично закупоренное в сложной системе анабиоз-камеры. Оставалось только проверить и запустить компьютер; один из врачей сделал это, похлопал рукой по крышке и направился к выходу. За ним вышел второй. У двери они повернулись, проверили герметичность и наложили печать. Потом не спеша направились в рубку.
— Пора, — сказал Гейлих и опустил руку в карман.
Хол поспешно засунул тампоны в ноздри, посопел и проговорил, явно играя на подошедшую публику:
— Не правда ли, шеф, Бордже сейчас похож на самый живой из трупов?
— Он и есть самый живой из трупов. Подумать только, если мы сейчас пойдем ко дну, он переживет нас на целых двести лет!
С этими словами миллионер, доктор социологии и любитель чистой работы Джордж Гейлих вынул руку из кармана.
