Р. Эйнбоу - Экипаж Большого Друга
Соломон просто переправлял боеголовки в неизвестном направлении. Он продержался на три минуты дольше. Последнее, что он сделал — вышвырнул Друга за пределы зоны порчи. Я отрешённо наблюдал, как тело Сола, медленно меняя цвет с обычного сиреневого на серый, начало деформироваться, сжиматься. Рывком он покинул пределы досягаемости приборов шааян, но через секунду Земля обрела ненадолго ещё одно светило.
Всё кончено. Десять процентов сработавших зарядов смели цивилизацию Земли. У нас больше нет дома, мы не смогли его спасти. Мирон скорчился в кресле, изредка вздрагивая, Иван как будто окаменел, он стоя смотрел на изображение планеты, на первый взгляд невредимой. Впервые мы с Алёной не чувствовали друг друга — не только мысли исчезли, умерли чувства. Природой не предусмотрено адекватной реакции человека на гибель своего вида.
Вначале было слово:
— Саша, Саша, очнись.
Странно, голос очень знакомый. А кто такой Саша? Мысль, как яркий свет:
— Очнись!!!
— Алёна… Что со мной? — говорить я не мог, только думать.
— Я вдруг перестала тебя чувствовать, ты как будто ушёл. Глаза открыты, но ты ни на что не реагировал. А потом у тебя остановилось сердце.
— Я умер? — так просто оказалось представить себя мёртвым.
— Живой, — ответила она растерянно. — Помогли шааяне, притащили аптечку, делали уколы, массаж сердца. Ты ожил, но долго находился без сознания.
Наконец удалось открыть глаза. «Белая палата, крашеная дверь…». Чертовщина какая-то, всё работает, тело слушается, а говорят — чуть не умер. Я резко сел на кровати, Алёна даже вздрогнула, прислушалась ко мне:
— Ты в порядке. Странно, — и, предупреждая мой вопрос, продолжила: — Мирон и Иван на Земле, мы решили проводить эвакуацию. У Мирона нет родных, а Ваня ищет семью… Но… Москвы больше нет. Наш Город уцелел… пожары… мама.
— Идём туда. В России есть какая-нибудь власть?
— Президентское обращение крутят уцелевшие радиостанции, но его слова — блеф, — Алена на удивление сухо излагала факты. — Нет власти, нет России, ничего больше нет. Сержант подсчитал процент потерь. Уцелели пять процентов в Европе… в других местах больше… Шааяне могут взять с собой миллион человек, больше их синтезаторы пищи не смогут прокормить.
— Мне нужна связь с Сержантом или с Герке. Лучше, с обоими.
Алёна сняла коммуникатор, протянула мне.
— Сержант, слышишь меня? — вызвал я.
— Да, капитан, — без посредничества Чарли он разговаривал «механическим» голосом с множеством неприятных призвуков.
— Возьми у шааян корабль, посади туда Мирона, я с ним свяжусь, и ищите Друга. Посмотрите, что можно сделать. Может быть, Чарли ещё жив, не стал бы Соломон заботиться о… трупе.
— Ситуация изменилась. Шааяне действуют автономно. Вы — беженцы, — обрисовал ситуацию Сержант.
Я молча позвал Алёну и получил ответ:
— Шасс заявил о нашем статусе, когда мы решили эвакуировать людей. Мы согласились с тем, что отныне можем обращаться только с просьбами.
— Сержант, подожди, — бросил я коротко.
Я встал, облачился в полевой комбез, нацепил пояс с «тюльпаном» и в сопровождении Алёны отправился искать капитана. Который и нашёлся вскоре, как капитану и полагается в боевой рубке. Пропускать нас поначалу не хотели, охрана в черных доспехах стояла насмерть. Потом последовал резкий окрик, и солдаты замерли по стойке «смирно».
Шасс выглядел уверенно даже, я бы сказал величественно.
— Капитан Шасс, мне нужен корабль для спасения Большого Друга. Срочно, — я стоял в полуметре от него и, не отрываясь, смотрел прямо в глаза. — И ещё. Думаю, объявление моего экипажа беженцами есть простое недоразумение, и мы по-прежнему остаёмся друзьями правительства Шааясса?
Величия у капитана поубавилось, он ещё попытался возразить, набрал побольше воздуха в грудь, но ответил вполне миролюбиво:
— Я считаю вас также и своими друзьями. Вам будет предоставлен корабль. Немедленно, — он бросил команду, переводчик не счёл необходимым её переводить. — Какие будут указания на его счёт?
Салабон ты, а не капитан — подумал я, а вслух сказал:
— Он поступает в распоряжение Сержанта. Лично мне нужен планетарный катер. Без экипажа. Спасибо, — я повернулся и пошёл к выходу.
— Вас проводят до транспортного бокса, — вдогонку бросил Шасс. Кажется, он рад от меня отделаться.
Сев за рычаги «патиссона», я странным образом почувствовал себя уверенно. Такая же уверенность исходила и от Алёны:
— Вперёд, командир. Что бы там нас ни ждало.
VIIПролетая над городом, я старался не смотреть вниз, но знал, чувствовал — разрушения есть, есть погибшие, много. Алёна замкнулась, приготовилась к худшему. Мы сели у леса, через дорогу от нашего дома, от того, что осталось. Радиация превышала фон в сотни раз, но опускать забрала шлемов мы не стали. И без того наше появление вызвало нездоровый интерес у местных жителей.
Корабль шааян они видели, я знал, диск опустился неподалёку от окраины. Группа возле нашего дома ожидала эвакуации, на лицах выражение, как у незаслуженно обиженных детей. Весна, вечерами ещё холодно, люди жмутся у разведённого прямо на газоне костра. Немного в стороне стоят двое солдат срочников, охраняют. Правильно, народ дичает быстро, скоро появятся мародёры и просто отморозки. Кому теперь служат эти солдаты? Поди, и сами не знают. Я поднял глаза, с трудом нашёл на изменившемся, разрушенном фасаде окна своей квартиры, чёрные провалы без стёкол. Зайти, посмотреть? Не стоит, не за тем мы здесь.
Неподалёку от подъезда, на том самом месте, где произошла памятная драка, лежали трупы. Тела прикрыты брезентом, но то, что он скрывал, угадывалось безошибочно. Поверх каждого покрывала прикреплён листок бумаги из школьной тетради в клеточку с именем, выведенным чёрным фломастером. Алёна молча подошла к одному из брезентовых холмиков, взяла в руки листок и замерла. Снова меня захлестнула её боль, я, с трудом двигая ногами, подошёл к ней, обнял рукой за плечи. Взял из её руки бумажку. «Агеева Надежда Ивановна», рука, выводившая буквы, дрожала. Сзади раздались шаги, я обернулся. Знакомое лицо, соседка с верхнего этажа.
— Вот, не дождалась Наденька. Всё ждала, хотела взглянуть на кавалера, с которым Алёнка убежала. Не дождалась. Пиндосы проклятые, прости господи, — старушка вздохнула. — Приступ у ней случился, как услыхала, про войну. А скорой-то всё не было. Так и не приехала скорая-то… Сынок, что же с нами-то теперь будет? Говорят эвакуация.
— Да, вы будете жить в другом месте. Там хорошо, я был там, вам понравится.
Старушка кивнула и пошла прочь, маленькая, жалкая. Я наклонился и осторожно приподнял край брезента. Лицо спокойное, очень похоже на Алёнино, несмотря на восковой цвет. Мы почти не были знакомы, обычное дело в наше время.
