Сергей Малицкий - Главный рубильник (сборник)
– По-разному. Большинство тонет, гибнет в страхе. Некоторые превращаются в пресмыкающихся в нем. Но есть и те, кто сами становятся страхом. Собственно именно ими эта пропасть и полнится.
– А ты? – мальчишка опустился на мраморные плиты рядом. – А ты натянут или уже нет?
– Уже нет, – медленно проговорил отец. – Но я не захлестнут страхом. Считай, что я свернул свой трос и оставил его на одной из скал.
– На которой? – спросил Трап. – На той, что до пропасти, или той, что после?
– Неважно, – отчего-то расстроился отец. – Двигаться-то можно в любую сторону. Но я попробовал, мне хватило. Теперь я занимаюсь тобой.
– А мне хватит? – не отставал от отца Трап.
– На всех хватит, – сказал отец.
Первый раз Трап сбежал из дома в десять. Воспользовался отцовским транспортным ключом, чтобы подняться в Порт и оказаться на одном из пирсов. Забрался на тяжелый балкер и спрятался в укромном месте, рассчитывая где-нибудь за орбитой Хене постучаться в окно шлюзовой камеры. Сухогруз слишком долго провисел у маяка, и скафандр Трапа выдал его аварийным сигналом. Мальчишку разыскали и отправили домой. Но упрямство в Трапе жило уже тогда. Он не сказал, как забрался внутрь двойной обшивки балкера, и спасателям пришлось резать сталь. Отцу это приключение обошлось в крупную сумму. Но наказывать Трапа он не стал. Отец спросил у Трапа только одно:
– Что ты делаешь, парень?
– Натягиваю трос, – ответил тот отцу и посмотрел на мать.
Она не проронила ни слезы, ни слова. Просто сидела и смотрела на своего ребенка. С интересом. С равнодушным интересом.
Второй раз Трап сбежал из дома в двадцать. Его не хватились.
Ожидание у маяка было недолгим. Кафша включила тормозные двигатели, поймала стыковочную нитку, выровняла не слишком удобный для маневрирования в космосе мусорщик. Зачем-то укрылась в тени одного из громоздких буксиров, рискуя попасть под дюзы. Сначала никто из сидевших под колпаком не проронил ни слова. Шака зевала. Будалла чему-то улыбался и подмигивал Трапу. Невозмутимый Динак подпирал ногами угловатый пластиковый контейнер, в который собирал наиболее причудливые ветки ракушек. Схваченные композитным порошком, они не рассыпались и недурно шли на местной толкучке. Трап показал Будалле в ответ на его улыбку большой палец и прикрыл глаза. Пока что путешествие под горячую руку Армика шло штатно. У раскинувшего лепестки батарей маяка застыли четыре громоздких буксира, грязно-серый балкер, сверкая отраженными лучами Диелла, подползал на малом маневровом со стороны Хене. Сухогруз был большим, но привычным. И груз его был привычным – руда. Именно руда, а не дурь. Руда добывалась на Венусе, а дурь производилась в разных местах, по тем обрывкам новостей, что лезли в глаза и уши Трапа с мониторов, установленных повсюду в Порту, дури требовалась невесомость, так что автоматические лаборатории плавали в пустоте, мало чем отличаясь от сателлитов, зондов, кораблей или их обломков, которые наполняли систему Диелла миллионами тонн брошенного металла и пластика. Иногда специальные службы находили одну или другую лабораторию, сканировали межпланетные рейсы, вводили строжайшие меры досмотра на всех перевалочных узлах, но количество дури на Токе и в Порту не убывало. А на балкере ее не было. Не могло быть. Тот контроль, которым сопровождалась выгрузка руды, обмануть было невозможно. И, что было самым главным, Армик не пытался его обмануть. Трап знал точно, что тот не проявлял никакого интереса к таможенным делам. Демонстративно не проявлял. Правда, порой исчезал на несколько дней, потом появлялся, но дурь у него была всегда, а терминальный контроль его словно вовсе не беспокоил.
Будалла щелкнул клипсами скафандра, сдвинул на затылок колпак, втянул ноздрями пахнущий пластиком воздух, дождался, пока тоже самое сделает Трап, снова подмигнул ему:
– На переговорнике включи сразу три канала – третий, пятый и шестой. Потом отключи питание. Да не волнуйся, не погаснет твоя говорилка. Сделал? Молодец. Теперь можешь болтать о чем угодно, слышать тебя будем только мы. Хоть о дури, хоть о совместной помывке с завидной девчонкой. Никакой диспетчер не услышит твоих слов.
– Понятно, – Трап сплюнул на пол кабины. – Ну и как вам, доблестные скребки, в камере смертников? Все подготовились к маленькому приключению? Почему в скафандрах, а не в смирительных рубашках?
– А сам? – растянул губы в улыбке Будалла.
– Я тихий идиот, – скорчил гримасу Трап.
– Тихим будешь после смерти, – пробормотал Динак.
– Повезло тебе, – подала голос Шака. – Аллергия. Редкость, наверное. Я вообще таких случаев не знаю.
Она тоже подняла колпак скафандра.
– Тебе, значит, не повезло? – засмеялся Будалла.
Сейчас он был спокойным вариантом Будаллы.
– Как и всем нам, – огрызнулась Шака. – Трап. Ты уже давно варишься в Порту. Тут полно подсаженных. Сколько человек сумели после первой дозы дури отказаться от наркотика?
– Таких нет, – мотнул головой Трап. – Хотя, считается, что физического привыкания нет, все на психо-уровне, но таких я не знаю.
– Есть такие, – продолжил смеяться Будалла.
– То есть… – не понял Трап, окидывая взглядом скребков.
– Да, – кивнул Будалла.
– Ага, – поежилась Шака.
– Точно так, – раздался в ушах голос Кафши.
Динак промолчал. Только медленно закрыл и снова открыл глаза.
– И как же? – поразился Трап.
– Вот так, – показал стиснутый кулак Будалла. – Вся жизнь после этого вот так.
– Зачем же тогда? – не понял Трап.
– Чтобы знать, – вдруг разом постарел Будалла. – Надо знать. Ты не знаешь. Тебе повезло.
– А может и не повезло, – буркнула Шака. – Ты не знаешь, что такое полное, абсолютное счастье. Без толики опьянения. Ясное счастье. Не знаешь, что такое сила и легкость. Ощущение, так сказать, полноты бытия. Не знаешь. И не узнаешь никогда.
– Нет, ну если Кафша пустит его в душ… – пробормотал Динак.
– Даже если и пустит, – отчеканила Шака.
– Так вы нацелились на наркотик? – разочарованно вымолвил Трап. – Хотите вырвать немного абсолютного счастья перед смертью? Не поможет. Это жажда неутолима. Даже те, кто умудряются ограничивать себя, погибают от тоски. Травят себя антидепрессантами. Некоторые богачи были уверены, что если принимать дурь каждый день, то счастье не кончится. Только порцию, оказывается, нужно удваивать каждый раз. Действие дури при этом все равно сокращается тоже в два раза. Но самое главное в другом. Абсолютное счастье можно испытать только раз – при первом приеме. Все, что будет потом, только ясное воспоминание и жгучая тоска. Понятно?
– Куда уж понятнее, – закивал Будалла. – Теоретизируешь? У тебя же аллергия!
