Заброшенный сад Персефоны (СИ) - Нимченко Анатолий Олегович
— Понятно… — кивнул Виктор, быстро допил пиво, сжал банку в руке и так же, как Горыныч, отправил блин точным броском в мусорную корзину. — Билет в один конец, значит.
Горыныч кивнул и, понизив голос, как-то виновато сказал:
— Знаешь, я бы сам отправился, но Айк не меня выбрал. Но я уверен, что навыков, реакции, решительности для такого дела у тебя куда больше.
Виктор хмыкнул:
— Про решительность — из-за «Вектора»?
— Что ж если и так? Ты спас тысячи жизней тогда, когда…
— … застрелил несчастную девушку, которая хотела просто вернуться домой, — прервал шефа Виктор.
Горыныч побагровел и грохнул кулаком по столу так, что на темной поверхности ярко вспыхнуло какое-то изображение. Виктор на миг решил, что такой удар наверняка разрушил матрицу экрана.
— А если бы ей удалось взорвать судно? Ты ведь не колебался ни секунды, и я уверен, что не за себя боялся. Ты…
Виктор поднял обе руки, словно сдаваясь:
— Лучше дайте еще пива, Николай Львович! — прервал он отповедь шефа.
— На! — буркнул Горыныч, передавая ему банку.
— Будете смеяться, но колебался. Доли секунды колебался. Я видел иной выход, но риск был слишком велик. Теперь вот…
Виктор отхлебнул напиток и закашлялся. Шеф уже остыл и перестал сопеть.
— Будь уверен, что ты выбрал правильный вариант. Я не успокаиваю, а констатирую факт. И благодарен тебе за спасенные жизни.
— Ладно, я понял. Просто стрелять-то пришлось в безоружного человека. И с первого раза…
Виктор вдруг вспомнил широко раскрытые глаза молоденькой девушки, чем-то похожей на Кэй. Ее звали Юлия. Да, она уже готова была нажать кнопку остановки двигателя, но все, чего девушке хотелось, — вернуться домой. Она смотрела в глаза Виктору прямо и спокойно. Жизнь-смерть. Равновесие. И другие люди — Хранители. Они окружили ее, обнажив ножи, готовые ринуться в бой. Каким же тяжелым показался Виктору тогда пистолет. Выстрелить, чтобы закрыть голубые, как небо Земли, глаза. Взгляд Юлии проникал в самую душу! Виктор стоял перед девушкой с поднятым пистолетом, и Юлия словно прочла его мысли: во взгляде исчезала надежда, уступая место отчаянию. Девушка поняла, что любые слова Виктора будут ложью. Ее рука, украшенная браслетом, дрогнула. Потом он не мог вспомнить, как выстрелил. Запечатлелись в памяти только грохот, вспышка, и девушка, сползающая по окровавленной стене. Стекленеющие глаза… Выжгло тогда этим выстрелом душу инспектора почти начисто. Гад все же ты, Горелик Николай Львович — Горыныч, знаешь все, предполагаешь. И псикарту небось составил загодя, и про чувство вины там есть, и не только одного меня Айк назначил, это как пить дать.
— Ты потом зайди к медикам нашим, — сказал шеф с какой-то усталой обреченностью в голосе, словно прочитал мысли подчиненного. — Пусть пороются у тебя в мозгах. Почитаешь свой псипортрет на ночь, глядишь, и полегче станет. Я распоряжусь, чтоб тебе на руки выдали. Дурацкая секретность все же, если подумать. А тебе как раз не повредит.
Виктор едва не поперхнулся пивом. Ему стало стыдно перед стариком, ведь Горыныч явно тяжело переживал происходящее. Каково это, обрекать на верную смерть не только одного из давних своих сотрудников, но и ни в чем не повинных молодых ребят, которым без этого несладко там, в неведомом нигде? Виктору вдруг подумалось, что он сам не смог так отправить кого-то. Скорее всего — да, пошел бы сам, напролом, наплевав на выводы компьютера. А Горыныч…
— Ты уж извини, что выбора тебе не оставил. Да и нет его почти, поверь. Окончание этой истории от Айка совсем грустное. При следующем сбое стабилизация может уже и не произойти. Так, пятьдесят на пятьдесят. Похоже на правду: времени на отправку Гостя у нас с каждым разом все меньше. Значит, все совсем рядом. Та точка, которой мы боялись, и не верили, что к ней придем еще по крайней мере лет сто.
Виктор чувствовал легкое головокружение от пива. А по душе стекала темная горечь из воспоминаний.
— Чер-р-ртов Эксперимент!
— Ну, не стоит так уж осуждать. Просто всего предусмотреть невозможно. Так вышло. Вспомни историю Кюри, например. Человек — существо любопытное, а любопытство не только губит кошек, но и раздвигает границы познания.
— Знаю. Хотя иногда так хочется… — Виктор рубанул рукой воздух и вздохнул. — Значит, ровно через год от моей отправки все восстановится?
— Надеюсь, что да, — кивнул шеф и достал еще банку. — Тебе?
— Можно.
Виктор принялся открывать жестянку, а сам мысленно встал и поклонился Горынычу. Ждать чьей-то смерти, чтобы жили остальные. Но если Айк напортачил с расчетами? Что если отправка еще одного человека в воронку ускорит катаклизм? Своими руками уничтожить не только себя, но и добрый десяток миллиардов душ, среди которых друзья, семья. Ведь семья есть у него, у Горыныча-то. Вон портрет внуков на столе красуется — и он их… Нет, врагу не пожелаешь такого!
Пиво они допили молча. Зашвырнув очередную банку в корзину, Виктор спросил, выдавив улыбку:
— Приступать, значит, вчера надо?
— Угадал, — хмыкнул шеф. — Иди к оружейникам, там они тебе подберут все что нужно. Я их для этого на аналитиков натравил пару дней назад. Потом к… В общем, в медлабораторию загляни, и ко мне. Я отдам тебе фотографии наших коллег, что застряли на той стороне, и попрощаюсь. Потом отправишься на полигон, там тебе прошьют личность. И спикируешь на всем ходу.
— В… Туда, в воронку, на планере?
— Да. Так надежнее. Все, иди. Жду тебя тут.
Виктор встал и направился к двери. Створки услужливо разошлись, выпуская человека. На пороге он резко обернулся. На миг Виктору показалось, что в глазах шефа сверкнули слезинки. Но Горыныч насупился, сердито махнул рукой и уткнулся в какие-то записи. Нет, показалось, не имеет права координатор ОЗ на лишние эмоции.
Тихо прожужжал механизм двери за спиной. Подъехал лифт. Зайдя в кабину, Виктор чуть помедлил и нажал кнопку этажа медлаба: лучше сразу покончить с неприятной частью. В дверном проеме стоял Пинцет в белом халате. Высокий, с той же густой копной волос на голове и окладистой бородкой. Вадим все еще выглядел молодо, но вокруг глаз залегли морщинки. Да и серебристые волоски проглядывали в черной шевелюре.
— Привет! Рад тебя видеть! Горыныч звонил, сказал, что сейчас придешь.
— Привет! — ответил Виктор, почти не удивившись проницательности шефа. — Я тоже рад! Пусть повод и не самый лучший, но все же…
— Да я уже знаю. Да, дела. И все же завидую я тебе! Сидишь тут, сидишь… А у тебя жизнь кипит, можно сказать. Вот и сейчас собираешься в непростые места. Вычислители специальную программу для твоих ботов приготовили, я ее и не смотрел. И дополнительных прислали. В общем, ложись вон на койку, и начнем тебя прощупывать. Один из моих ребят тебя посмотрит, а я программку прогляжу. Они там, на седьмом небе, умники, конечно, но проверить их стоит. Не медики.
Пинцет отправился к себе, а в смотровую вошел сумрачный молодец в белом халате.
— Здравствуйте, Виктор! — сухо поздоровался вошедший.
— Здравствуйте!
— Меня зовут Азик, — сообщил врач.
— Нас представляли, — улыбнулся Виктор.
Разумеется, мимолетное знакомство в кабинете у шефа не давало представления о человеке. Впрочем, хоть Азик в ОЗ совсем недолго, но успел зарекомендовать себя как профессионал и отличный парень. Ребята отзывались о нем хорошо, по крайней мере.
— Ах да, в кабинете Николая Львовича. Что ж, тем лучше, тогда приступим.
Но приступить не успели. Дверь с грохотом распахнулось, и из своего кабинета выбежал Пинцет. Причем уже обряженный в полевой комбез и с тревожным чемоданом в руках. Виктор машинально отметил, что красный крест в белом круге, изображенный на рифленой крышке, уже изрядно потерся. Рисунок пересекали блестящие полосы металла.
— Извини, срочный вызов! — бросил Пинцет Виктору и выдал инструкцию Азику. — Я помчался, а ты просканируй пациента. Если не успею обернуться в течение часа — запускай программу, вводи ботов. Я подкорректирую позже.
