Алекс Орлов - Тютюнин против инопланетян
Сделав пару неуверенных шагов, огромный Турбинов оперся о тщедушного Фригидина, от чего тот лискнул.
– А с вами я не з-з…наком? – спросил Турбинов у Лехи.
– Это мой друг. Лехой зовут, – сказал Сергей.
– Очень приятно, Леха, – грустно улыбнулся Турбинов. – Почему-то я вижу ваше лицо в каких-то зловещих тенях… Видно, что-то у меня с глазами…
– Это не с глазами, это у меня период в жизни такой-непростой, – объяснил Леха.
– Нам сейчас всем нелегко. Ах, как нам нелегко… – вздохнул Турбинов.
– Да .вы меня сейчас изомнете всего! – пожаловался Фригидин, пытаясь сбросить с плеча лапищу дизайнера.
В этот момент со двора в коридор вошел пионер. В белой рубашке и с галстуком.
– Здравствуйте, товарищи взрослые! – сказал он и отдал салют.
– Здравствуйте, – ответили ему хором.
– Кто из вас товарищ Пленум будет?
– Я! Я Пленум буду! – отозвался Фригидин, тщетно пытаясь вырваться.
– Вас там у дуба какая-то бабушка поджидает…
– Спасибо, я уже иду!
Фригидину удалось кое-как выбраться из-под руки Тур-бинова, и он умчался вместе с пионером.
– Что за пленум, господа? Мы вообще где? – спросил Турбинов и качнулся. – И кстати, что это за шум такой, бум-бум?
– Это у нас в приемке тушканчик прыгает, – сказал Сергей.
– Тушканчик?
Турбинов распахнул дверь приемки и, понаблюдав за разминкой Клауса, сказал:
– Действительно тушканчик. А почему он прыгает?
– Ему спряжения глаголов уже не помогают, вот он и мается.
– Спряжения глаголов… – повторил Турбинов. – Следовательно, учение – свет. А вот в водку они добавляют какую-то дрянь. Определенно.
123
Возле дуба агента Пленума ожидала старуха Живолупова. На приближавшегося Фригидина она смотрела надменно, будто он был разносчиком просроченных огурцов.
– Очень хорошо, что мы с вами встретились! – сказал Фригидин. – Пора поговорить о повышении моего жалованья. Какие-то там Лехи зарабатывают по семьсот долларов, а я человек, интеллект которого вы используете…
– Заткнись, – оборвала его Живолупова.
– А почему это так сразу?
– Заткнись, халявщик. Я тебе и так переплачиваю. Тоже мне слово придумал: нтилект. Да твоего нтилекта там – два шарика три ролика. Скажи лучше, какими силами располагает Сережка Тютюнин.
– Какими силами? – Фригидин пожал плечами. – Друг его – Окуркин.
– Это я и без тебя знаю.
– Турбинов. Он, конечно, пьян, как подобает художнику, но, если упадет, может сильно пришибить. – Вспомнив тяжелую руку Турбинова, Фригидин осторожно тронул шею.
– Кузьмич там?
– Да. Кузьмич и говорящая прыгающая .крыса, которую называют тушканчиком!
– Говорящий тушканчик? Вы слышали, майор?
Из-за дуба вышел майор Яндкван. Он был весь в белом и с цветком красной астры в петлице. Сегодняшний захват суперменов должен был положить конец местному сопротивлению и послужить началом захвата планеты.
– Да, я все слышал. Возможно, это не простой земляной заяц, а ибабутский мятежник. В последнее время они плодятся, как тараканы. Вы не заметили, агент Пленум, какой-нибудь особенности в этой, как вы выразились, крысе?
– А кто сказал про крысу?
– Отвечай господину резиденту, сволочь! – потребовала Живолупова.
– Прошу прощения, господин президент, не узнал. Не узнал – с кем не бывает. Заметил. Конечно же я заметил. Я ведь личность выдающаяся…
– По делу, Фригидин! – одернула его Живолупова, больно тыча под ребра.
– Ой! – Пленум схватился за бок. – Одним словом, у этого ебабутовца необыкновенная прыгучесть развита. Я бы сказал, пружинисто-упругая прыгучесть. Помните, как у Лермонтова: наш веселый звонкий мяч, ты куда помчался вскачь. Красный, синий, голубой…
Очередной тычок под ребра заставил Фригидина оставить воспоминания, а майор Яндкван поощрил его пятьюдесятью долларами.
– Спасибо. И что теперь прикажете, господин начальник? – спросил Фригидин, склонив голову набок.
– Пока можете отдыхать, Пленум.
– Еще раз спасибо. Но не могли бы вы сказать Штерну, чтобы он назначил меня генеральным менеджером, а, господин начальник? Пусть он едет себе в Израиль, тогда Елена Васильевна со мной жить будет. А то иначе она не хочет.
– Чуть позже, агент, – улыбнулся ему Яндкван. – Через считанные часы мы захватим планету, и тогда вы получите в управление не только «Втормехпошив», но и цех по производству контрафактной водки.
Отстранив Фригидина, майор взмахнул рукой, и со всех сторон из переулков во двор «Втормехпошива» стали врываться красные конники.
Первым у дверей конторы оказался Матрос Железняк с обнаженным маузером в одной руке и обнаженной шашкой – в другой.
– Что-то я не понял, бабуля, большевики, что ли, за нас? – тут же поинтересовался Фригидин, который после получения полтинника в американских деньгах значительно подрос в собственных глазах.
– Заткнись, тебя не спрашивают… – отмахнулась Живолупова, которая во все глаза следила за тем, что происходит возле «Втормехпошива».
– А вот и зря. Как человек умственного склада, я бы…
Договорить Фригидин не успел, поскольку в этот момент из дверей конторы стали выволакивать связанных по рукам и ногам Сергея Тютюнина и Леху Окуркина.
Приятели отбивались как могли: кусались, ругались матом, однако красные конники невозмутимо забросили пленников на тачанку и, запрыгнув на боевых коней, умчались все разом в неизвестном направлении,
– Ну вот, недолго мучилась собачка, – изрек Фригидин. И повернулся к Живолуповой. – А где этот наш… президент? Я бы хотел подготовиться к вступлению в новую должность. Мне же еще дела принять нужно.
– Наши дела закончились… – сказала Живолупова. – Как это?
– А так. Им нужны были Серега и Леха. Они их взяли, значит, у нас каникулы.
Во двор вышли Кузьмич и тушканчик Клаус. Они недобро посмотрели на Живолупову и Фригидина.
– А с этими как же? – невольно прячась за Гадючиху, спросил Фригидин.
– А с этими нужно ухо востро держать. Видишь, какие они вздрюченные.
124
Сергей и Леха очнулись в темном и холодном помещении.
Пол и стены были на ощупь совершенно гладкие, так что первое, что пришло в голову Тютюнину – они с Лехой напились в казенном туалете, среди зеркал и кафеля.
«А уборщица-дура, нас заперла… Люба, наверное, ждет, волнуется. Думает, где мой Сереженька. А Сереженька здесь, среди писсуаров оттягивается… Нет, не нужно нам было в туалет заходить – никогда не заходили, подъездами обходились, а тут на тебе…»