Тим Скоренко - Законы прикладной эвтаназии
– Повторим.
Все смотрят на действия Марка, как на колдовской обряд. Он снова закрывает дверь камеры отправки, снова нажимает на пуск. Координаты заданы. Снова пуск.
И снова ничего.
– Чёрт, – говорит Ник.
– Попробуйте мышь, – вдруг предлагает Майя. – Хотя бы будет понятно, есть ли структурные изменения. Брусок как был так и есть, а мышь должна умереть, если что не так.
– Здраво.
Карл приносит клеточку с мышью.
– В клетке?
– Давай. Наша задача – понять, работает ли хоть что-нибудь.
Карл извлекает брусок, ставит на дно камеры клетку.
– Давай.
На часах – 12.10.
Пуск.
Камера показывает мигание лазерных пучков. Мышь чувствует себя прекрасно. А потом мышь исчезает.
– О! – восклицает Певзнер.
– А куда мышь-то делась? Она должна была тут минуту назад появиться, над столом… – говорит Карл.
– Да ладно. Первый блин комом, но второй хоть как-то съедобен, – весело говорит Певзнер. – Мы же не ждали, что за два месяца с нуля построим машину времени?
– Вообще-то, ждали, – мрачно говорит Гречкин.
Карл возвращается к своему столу.
– Попытаемся в следующий раз задать что-нибудь другое.
В принципе, настроение не испортилось – вероятность неудачи с самого начала расценивалась гораздо выше, нежели вероятность успеха. Но надежда умирает последней.
– Ладно, господа, – подытоживает Марк. – За дело. Сейчас начало первого, у нас ещё целый день. Копаемся в схеме, пытаемся понять, что к чему. Может, попросту мощности ионного пучка не хватает, и какое-нибудь пёрышко машина бы перенесла.
– Испытать на пёрышке?
– Нет. Теоретическая выкладка не соответствует практической, и это надо исправить путём обнаружения ошибки в теории. Кстати, что у нас там ещё из образцов неживотного свойства?
Певзнер открывает шкаф с образцами: на него вываливается целая куча всякой мелочи.
– Это что? – спрашивает он.
В куче встречаются детские игрушки – пластмассовые, электронные, детали конструкторов и так далее. Здесь же портативные приборы самого разного назначения и стопка маленьких металлических брусков-гирек. Поверх всего лежит большая папка для пластиковых копий чертежей.
– Кто это тут устроил? Гречкин???
Певзнер сурово смотрит на Васю. Тот сжимается.
– Ну, я тут был утром, тут такой беспорядок был…
– А ты весь беспорядок для порядка затолкал в шкаф для образцов, предварительно вынув пару необходимых, чтобы не сразу заметили?
Гречкин уныло кивает.
– Вот это и причина неудачи. Раздолбайство. Гений не оправдывает злодейства. Особенно вот с этим!
Певзнер потрясает чертежами анабиозиса.
– Этому где место? Не в архивном ли шкафу? Майя! Ты куда должна была это положить?
– Ну, – Майя мнётся, – я себе в стол положила…
– Взять и положить на место!
Певзнер резким движением протягивает чертежи Майе.
– Сейчас, мастер! – комично говорит она.
Певзнер отворачивается.
Майя подходит к машине, рассматривает её. Пространство в камере – как раз для стоящего человека. Майя забирается внутрь и говорит:
– Тесновато.
В глазах Певзнера гнев.
– Может, хватит дурачиться?
Карл смеётся.
Майя распрямляется в полный рост и больно бьётся головой о верхнюю перемычку.
– Всё, выбирайся наружу! – Певзнер спешит ей на выручку.
В этот миг дверь машины неожиданно закрывается сама – перед его носом. Майя – внутри. Машина начинает жужжать, индикаторы моргают.
– Вытащите её оттуда! – кричит Певзнер.
На камере – метание пучков ионов.
Гречкин лупит по кнопке экстренной остановки агрегата.
Через пять секунд приёмная камера пуста. Ни Майи, ни чертежей.
– Она работает, – рассеянно говорит Ник. – Правда, я не понимаю, как она работает без заданных координат.
– И куда она отправилась? – Певзнер зло смотрит на Карла.
Карл с ужасом смотрит на координаты.
– Я этого не ставил, – говорит он.
Марк, покачиваясь, идёт в глубь лаборатории.
– Чёрт, чёрт, чёрт, – говорит он.
– Смотрите, – Ник показывает на клетку с мышами.
Все оборачиваются.
– Их тут десять, – говорит Ник. – Мы взяли одну для опыта, и их стало девять. А теперь – снова десять.
– У нас хоть одна камера смотрит на клетки? – зло спрашивает Марк.
9. Майя
1
Майя открывает глаза. Над ней – незнакомые лица. Все – среднего возраста, тридцать пять-сорок лет, мужчины.
– Добрый день, госпожа Майя, – приветствует её один из них.
Он постарше, с седой аккуратно подстриженной бородкой.
Майя смотрит на себя: она одета в больничный комбинезон образца двадцать седьмого века. И ещё она чувствует непривычное зудение в ухе. Комм работает. Работает определитель координаты, у неё снова есть доступ к всемирной базе данных. Значит, она вернулась в своё время.
– Какое сегодня число?
– 18 декабря 2618 года, госпожа Майя. Общество хранителей времени выполнило свою миссию.
– Который час?
– Десять часов двадцать две минуты. После пробуждения вы пробыли без сознания порядка трёх часов. Мы намеренно разбудили вас чуть раньше указанного срока, чтобы было время адаптироваться.
– Где я?
– В Нижней Москве. Географически место соответствует тому, где вы засыпали. Сегодня этот район называется Улиткино.
Майя пытается сесть, но получается не сразу. Мужчина помогает ей.
– Меня зовут Владимир Санкевич, я исполняю обязанности руководителя общества хранителей времени. Точнее, исполнял до сегодняшнего дня. Наша функция выполнена, теперь мы вправе вернуться к нашим обыденным обязанностям.
Майя сидит на кровати.
– Вы хранили меня все шесть веков?
– Да. Все указания для нас были оставлены основателем общества Александром Волковским. Он был идейным центром общества и его первым руководителем. Хотя, насколько я понимаю, вы были знакомы с ним лично.
– Была… Почему мне не хочется есть?
– Мы ввели вам питательный раствор, вы будете сыты около суток.
Майя чуть улыбается.
– Я забываю, что снова нахожусь в своём времени.
И она понимает, что всё позади. Позади страшный Исии Сиро, жестокий Иосимура, спокойный и аккуратный Морозов, расчётливый Волковский. Все они давно умерли, а она снова в своём собственном времени. Она стала старше на год – телесно. И на пару десятков лет – духовно. Певзнер, Гречкин, вся эта компания представляется ей каким-то детским садом.
Майя пытается встать. Ноги слушаются с трудом.
– Ничего, сейчас пройдёт, – говорит Санкевич, – все двигательные функции должны были восстановиться за время вашей искусственной комы. Когда анабиозис стал распространённой и доступной технологией, мы доработали систему. То есть не мы, – он обводит рукой присутствующих, – а наши деды.
