От имени Земли - Манс Майк
– А тебе было бы легче, если бы ты знала, что я тебя выбрал? И выбрал не потому, что ты – единственный вариант, а раньше, когда выбор был. Тебе было бы легче, если бы я за тобой ухаживал? – спросил он, веря, что это в нём говорит не водка. Главное – побыстрее уйти, не испортить ничего.
– Ты правда меня выбрал? Я думала, тебе Мари нравится, – она смотрела ему в глаза. Шан улыбнулся ей.
– Мало ли кто мне когда-то нравился. А Диме нравилась Мичико. И что? Это было давно. Всё изменилось. Сегодня мне давно нравишься ты, Джесс, – и это была чистая правда. Он увидел её слёзы, и понял, что это самая настоящая правда, что тут нет вымысла, всё реально.
– Но ведь это из-за алкоголя, Шан. Это неправильно, – тихо сказала англичанка. Да, конечно. Ничего не будет, не бойся. Всем нужно выспаться. Но чувства были, он ощущал их всем сердцем, а не мозгом, как раньше, когда думал, что любит Мари. Неясно, любил ли он Джессику или чувствовал что-то более лёгкое, но эмоции были настоящими. Потому и стоило уйти. Он кивнул, встал, и, как можно нежнее, произнёс:
– Конечно неправильно. Я пойду сейчас спать. А потом разбужу тебя на дежурство и начну за тобой ухаживать. Потому что сегодня я давно выбрал тебя, Джессика Хилл.
Но она не дала ему уйти. А дальше всё было как в кино, так что, когда через несколько часов будильник разбудил их на дежурство спящими в обнимку, Шан чувствовал себя самым счастливым на свете.
«Приходи в кабину пилота во втором», – гласило сообщение от Джессики. Мысленно он добавил эмоций в это короткое сообщение, так оно зазвучало очень притягательно. Шан отправил свой рапорт Крису, быстро заскочил в ванную, чтобы умыться, и на выходе столкнулся с Волковым. Улыбнувшись бывшему Врагу, попытался проскользнуть мимо, но Дима схватил его за плечо. Где-то в глубине души Чжоу почувствовал страх, что русский снова попытается напасть на него, но, обернувшись, увидел, что тот широко улыбается.
– Шан, слушай, – сказал Дима, – давай с тобой сходим и откроем первый модуль? Я собрался туда, но без тебя это было бы неправильно. Я на сто процентов уверен, что там нет никаких следов диверсии, но хотел, чтобы подтвердилось это при тебе, – Волков опустил взгляд и перестал улыбаться. – Я несправедливо обвинил тебя тогда, мне действительно стыдно. Хочу, чтобы ты видел, что я не держу в сердце ни капли былых обид.
Чёрт возьми, приятно слышать. Но сейчас самый неподходящий момент.
– Дима, я очень рад. Я тоже больше не склонен тебя в чём-то обвинять. И с радостью схожу с тобой туда, но можно ли это сделать через часок? У меня есть одно неотложное дело.
Русский схватил его правую руку двумя своими и потряс, после чего обнял, подмигнул и сказал:
– Давай тогда с утра. Сегодня уже будет поздно. Раз ты занят, я пойду готовить ужин, там Мари и Рашми, и я им помогу. Есть пожелания по меню?
– Нет, мы вчера столько всего уплели, что я, кажется, готов неделю сидеть на рисе и воде! – Чжоу усмехнулся, похлопал Диму по спине, и, махнув рукой, быстрым шагом двинулся вниз. Дима, не торопясь, последовал за ним. На кухне, и правда, возились девушки, он заглянул в дверь, помахал им, и убежал ниже, в шлюзовую. С лестницы услышал голос Волкова, спрашивающего, не знают ли они, какая славная муха укусила Шана. Эх, Дима, очень славная британская муха.
Во втором модуле он прошёл на самый верх, там в кресле сидела Джесс. Она задумчиво смотрела на него, поднимавшегося с улыбкой на лице.
– Я пришёл! – заявил парень, подошёл и попробовал её поцеловать. Однако, Хилл увернулась.
– Что… Что такое? – холодок пробежал по его спине.
– Шан, не было ли это ошибкой? – спросила его Джесс, когда он сел на пол у её ног. – Я имею в виду сегодняшнюю ночь. Я не могу избавиться от ощущения, что всё дело просто в алкоголе.
Как же так? Какой алкоголь? Впервые за много лет его переполняли эмоции. Такого он не испытывал в жизни ни к кому, кроме, разве что к Лин. Какой-то толчок изменил его жизнь, и сестра больше не была той девочкой, которую надо защищать, лелеять, оберегать. Джессика Хилл заняла её место, только помимо чистого светлого чувства, как к сестре, сердце переполняла страсть.
– Джессика, нет. Это не было ошибкой. Я влюблён в тебя, – глядя ей в глаза как котёнок, сказал он.
– Нет, Шан. Ты не влюблён, ты просто хочешь меня, – ответила девушка, и, видимо, увидев несогласие, добавила. – Не скрою, я тоже что-то испытываю, и то, как это началось, было весьма романтичным, но так не бывает.
– Джесс, я не планировал. Честно. Я хотел уйти, чтобы… – начал говорить парень, но Хилл его перебила:
– Да, да, я знаю, это всё я. Сама хочу думать, что внутри проснулось что-то большее, чем простое отсутствие в моей жизни мужчины. Просто мне кажется, что однажды я проснусь и пойму, что накинулась на тебя, так как ты единственный, кто раскрыл мне душу, и кому раскрылась я. И это было прекрасно, не спорю, но…
– Не продолжай, прошу тебя! – взмолился Чжоу. – Я не хочу слышать то, что убьёт меня.
– Но не будет ли нам потом хуже, Шан? – спросила она, глубоко вздохнув. Глаза покраснели, стали чуть мутными от образующихся слёз.
Что можно сказать в такой момент? Как доказать, что всё это не просто настоящее, а единственное в этой реальности, что достойно таковым быть? Вся наука, весь космос, красная паршивая планетка, инопланетяне, планирующие одарить людей бесценными знаниями – лишь жалкая тень на фоне чувств Чжоу.
– Шан, – продолжила Джесс, – я просто не хочу, чтобы мы сделали друг другу больно. Мне страшно.
Как должен поступить мужчина на его месте? Поцеловать? Умолять? Зареветь? Встать на колени? Разбить в кровь кулаки об стену? Нет, не то. Такой мужчина не будет достоин Джессики. Такой мог бы быть достоин Мари, но её пусть любит Волков. Джесс нужен другой. Он встал, вытер ей слёзы и сел в соседнее кресло, стараясь сдерживать всё, что бушевало в груди.
– Джессика Хилл, я не буду напирать. Я знаю, что люблю тебя. Люблю уже давно, хотя и меньше суток. Не могу объяснить тебе, как не могу объяснить и себе. Но в первую очередь я уважаю и ценю тебя как товарища, как друга, – слова давались с трудом, но это были правильные слова, он чувствовал это. – Поэтому я буду ждать. Я буду любить и ждать, потому что ты достойна любого ожидания. Надеюсь, однажды ты перестанешь бояться и начнёшь мне доверять.
Пока Шан говорил, девушка смотрела куда-то вбок, в иллюминатор, где освещённые марсианским солнцем таяли в дымке скалы долины Маринер. Потом повернулась к нему, и минуты две глядела в его глаза. Слёз больше не было, но и улыбки тоже. Она словно изучала его. Главное, не заплачь сам, Чжоу.
– Ты можешь пообещать мне, что не обидишь меня? – спросила Джесс с тем же задумчивым видом, будто пытаясь разглядеть его мысли. – Ты останешься рядом, когда я буду истерить или когда у меня начнётся очередная депрессия? Ты готов поклясться, что если страсть утихнет, я не стану первой марсианской дурой, первой женщиной, которую бросили на Марсе? Скажи мне, Чжоу Шан.
Господи, она ещё спрашивает! Тут не нужно придумывать ответ, сердце само подсказывало слова:
– Джессика Хилл, я много кого обижал, потому что не знал любви. Я обещаю, клянусь, что ты никогда не заплачешь из-за меня. Я обещаю, что буду рядом, когда тебе будет плохо, и ты сможешь поплакать вволю на моём плече. Я буду рядом, когда ты будешь истерить, чтобы ты могла колотить кулачками в мою грудь. Я буду рядом, когда мы вернёмся домой, и я тебя познакомлю с Лин и Шансинь.
Пока Шан говорил, он встал, потому что ему казалось неверным произносить такие слова сидя. Джесс тоже встала и обняла его. Так они стояли минут пять. Молча. Потом она спросила:
– Кто такие Лин и Шансинь?
– Лин – моя сестра, я тебе расскажу о ней, она тебе непременно понравится. До тебя она была лучшей для меня на целом свете. А Шансинь, звёздочка Шана, – её дочка. Я с ней вообще-то сам ещё не знаком, малышка родилась, когда мы улетали с Земли. Когда мы вернёмся, ей будет уже пять лет. Уверен, она тебе тоже понравится.