Орсон Скотт Кард - Ксеноцид
– Цин-чжао обучала меня кое-чему, – пожала плечами Ванму.
– Но только пока ты повиновалась ей, пока поступала так, как желала она, – заметила Джейн.
– Я недостойна, – ответила Ванму. – Я слишком глупа, мне никогда не сравниться с ней мудростью.
– Однако ты поняла, что я говорю правду, – сказала Джейн, – тогда как Цин-чжао видела одну лишь ложь.
– Так ты богиня? – спросила Ванму.
– Говорящие с Богами и пеквениньос только на подходе к истине, они только начали узнавать о себе правду. Я же и так все знаю. Я была создана.
– Чушь, – поморщился Эндер. – Джейн, скажи еще, что ты взяла и выпрыгнула из головы Зевса.
– Нет уж, я не Минерва[27], – улыбнулась Джейн.
– Насколько нам известно, ты просто появилась, – сказал Эндер. – И никто тебя намеренно не создавал.
– О, спасибо, а я-то беспокоилась, – съязвила Джейн. – Однако вы ведь можете назвать имена своих создателей – родителей, какой-нибудь там правительственный департамент по усыновлению, – я же единственная в своем роде во всей Вселенной, я случайность.
– Нет, так не пойдет, – перебил Эндер. – Либо тебя кто-то намеренно создал, либо ты случайность. Одно из двух. Ибо случайность – это нечто происшедшее непреднамеренно, по стечению обстоятельств. Что, теперь ты затаишь злобу на всех сразу? Население планеты Путь лютой ненавистью возненавидит Конгресс, стоит только людям узнать, что́ с ними сотворили. А ты, стало быть, будешь злиться из-за того, что с тобой никто ничего подобного не проделал?
– Захочу – и буду, – фыркнула Джейн, но в ответе явно скользнула смешинка.
– Вот что я думаю, Ванму, – сказал Эндер. – Ты не вырастешь до тех пор, пока не перестанешь беспокоиться о том, чем руководствуется кто-то там еще. Лучше поищи собственный смысл жизни, тот, в который уверуешь лично ты.
Сначала Эндер и Эла объяснили все Валентине. Так получилось, что она случайно заглянула в лабораторию, хотела спросить Эндера о чем-то совсем другом. Ее словно озарило; в общем, так же, как и они, она мгновенно поверила в десколаду в роли диктатора лузитанской гайалогии. И согласилась с ними, что эти взгляды ни в коем случае не следует распространять, не обсудив их с пеквениньос и не выслушав мнения деревьев-отцов.
Эндер намеревался опробовать теорию сначала на Сеятеле, прежде чем обращаться и объяснять что-либо Человеку или Корнерою. Эла и Валентина пришли к такому же выводу. Ни Эла, ни Эндер, еще много лет назад выучившие язык деревьев-отцов, не смогли освоиться с ним настолько, чтобы вести свободную беседу. Еще более важной причиной было то, что они просто-напросто чувствовали себя свободнее рядом с похожими на млекопитающих братьями. Деревья все-таки были чужды им. Попробуй догадайся, глядя на дерево, что оно там себе думает? Нет, сложными предположениями сначала лучше делиться с братьями-пеквениньос, а не с деревьями.
И только когда они уже вызвали Сеятеля в кабинет Элы, когда закрыли дверь и начали объяснять, только тогда Эндер осознал, что разговор с братом мало чем отличается от беседы с деревом. Даже после того, как целых тридцать лет он бок о бок прожил и проработал с ними, Эндер так и не научился различать язык тела пеквениньос, ему были доступны разве что самые очевидные проявления их эмоций. Сеятель, казалось, относился абсолютно безучастно к тому, что ему пытались втолковать. Пока Эндер рассказывал, что они узнали во время разговора с Джейн и Ванму, Сеятель вел себя скорее нетерпеливо. Он, как маленький мальчик, беспрестанно ерзал на стуле, смотрел по сторонам, разглядывал стены, устремлял глаза в потолок так, словно разговор страшно утомил его. Естественно, Эндер знал: пеквениньос не придают значения так называемому «пристальному взгляду», они не ищут его, но и не избегают. Они не обращают никакого внимания на то, как ты выглядишь во время беседы с ними. Но обычно пеквениньос, которые работали бок о бок с людьми, старались вести себя, как положено в человеческом обществе, чтобы люди видели: братья проявляют должное уважение к их словам. Сеятель прекрасно умел притворяться, но сейчас он даже не пытался этого делать.
А когда долгая речь подошла к концу, Эндер убедился, сколько сил ушло у обычно очень терпеливого и спокойного Сеятеля на то, чтобы просто высидеть на стуле. Стоило им сказать, что у них все, как Сеятель в ту же секунду сорвался с места и принялся бегать – нет, не бегать, носиться по комнате, касаясь всего, что можно. Не сбивая, не сметая на своем пути, как поступил бы на его месте человек, не разбрасывая вещи по комнате, – Сеятель скорее ощупывал то, чего касался, пытался проникнуть в структуру материала. Эндер встал, решив задержать его и немножко успокоить, – он был достаточно знаком с поведением пеквениньос, чтобы увидеть обратную сторону этого бурного взрыва и понять, что Сеятель сейчас испытывает огромное потрясение.
Сеятель бегал до тех пор, пока не начал валиться с ног, но даже тогда он продолжал совершать круги по комнате, шатаясь, как пьяный, из стороны в сторону. В конце концов он уткнулся в Эндера и, обняв своими ручками, приник к нему. На мгновение Эндеру захотелось обнять его в ответ, но потом он вспомнил, что Сеятель – не человек. Объятие не требует ответного жеста. Сеятель приник к нему, как приник бы к дереву. Он искал у ствола защиты. Искал убежища, в которое можно забиться и переждать надвигающуюся беду. Он расстроился бы еще больше, если бы Эндер отреагировал по-человечески и облапил его в ответ. Сейчас Эндер должен был ответить ему, как дерево. Поэтому он постарался замереть и спокойно ждал. Стоял так и ждал, пока содрогания Сеятеля наконец не прекратились.
Когда пеквениньо отпустил его, по телам обоих бежали струйки жаркого пота. «Вряд ли я абсолютно во всем подобен дереву, – подумал про себя Эндер. – Или, может быть, деревья-братья и деревья-отцы в таких случаях тоже отдают свою влагу братьям?»
– Это очень удивительно, – прошептал Сеятель. Слова прозвучали немного странно по сравнению со сценой, которую Сеятель только что разыграл перед ними.
Эндер не выдержал и рассмеялся.
– Да уж, – проговорил он. – Весьма необычно.
– Им это не смешно, – упрекнула его Эла.
– Он знает, – заступилась Валентина.
– Тогда не надо было смеяться, – ответила Эла. – Как ты можешь смеяться, когда Сеятель только что пережил такую боль?!
Из глаз ее хлынули слезы.
Валентина положила руку ей на плечо.
– Он смеется, ты плачешь, – произнесла она, – Сеятель бегает по комнате и лазит по деревьям. Какие мы все-таки диковинные создания!
– Все происходит от десколады, – вдруг сказал Сеятель. – Третья жизнь, древоматери, деревья-отцы. И нашей разумностью мы тоже, скорее всего, обязаны ей. Может быть, мы были всего лишь древесными крысами, но вот пришла десколада и превратила нас в фальшивых рамен.
– В настоящих рамен, – поправила Валентина.
– Мы сами не знаем, так ли это, – сказала Эла. – Это всего лишь гипотеза.
– Это самая-самая-самая-самая-самая правда, – ответил Сеятель. – Это правдивее, чем правда.
– Откуда ты знаешь?
– Все сходится. Эволюционный баланс – я знаю о нем, я изучал гайалогию и все время думал: как же учитель рассказывает нам такое, когда любой пеквениньо посмотрит по сторонам и сразу поймет, что дело обстоит совсем иначе? Но если бы мы знали, что это десколада меняет нас и заставляет вести себя так, чтобы уравновешивать планетный баланс…
– Как это десколада может заставить вас изменять среду всей планеты?
– Вы очень плохо нас знаете, – ответил Сеятель. – Мы не говорили вам всего, потому что боялись, что вы сочтете нас глупыми. Но теперь-то вы узнаете: мы вовсе не глупые, мы просто ведем себя так, как повелевает нам вирус. Мы рабы, но не глупцы.
Эндер вдруг с болью осознал – Сеятель сейчас признался в том, что пеквениньос до сих пор стараются хоть чем-то удивить человека. Стараются изо всех сил и очень переживают, если у них ничего не выходит.
– Но каким образом вы можете влиять на общепланетный баланс?
– Деревья, – горько пробормотал Сеятель. – Сколько всего деревьев растет на поверхности планеты? Постоянные испарения. Превращение углекислого газа в кислород. Углекислота – газ, который применяют в теплицах. Когда ее в атмосфере много, планета становится теплее. Так что же нам делать, чтобы климат нашей планеты стал более умеренным?
– Посадить побольше лесов, – ответила Эла. – Они начнут потреблять больше углекислого газа, следовательно все больше и больше тепла будет уходить в космос.
– Да, – согласился Сеятель. – Только вспомните, каким образом мы сажаем наши деревья.
«Деревья вырастают из тел погибших», – подумал Эндер.
– Войны! – осенило его.
– Между отдельными племенами возникают раздоры, а иногда случаются даже крохотные сражения, – сказал Сеятель. – Но в масштабе планеты это жалкие крохи. Когда же по всей планете прокатываются великие войны, миллионы и миллионы братьев умирают в них, и все становятся деревьями. За какие-то считаные месяцы число деревьев на планете удваивается. Вот это действительно может что-то изменить.
