Далия Трускиновская - Дайте место гневу Божию (Грань)
То, что Марчук именовал меня в среднем роде, было не слишком приятно, однако и не слишком обидно: око, оно и в грамматике око.
– Давайте-ка уберемся отсюда все, – продолжал Валевский. – око Божье останется на лавочке, и Даниил останется, только пусть меч куда-нибудь спрячет. А мы прочь пойдем. Тебя, Нартов, это тоже касается. Сунь меч туда, откуда взял, и пошли. Дадим Намтару шанс…
Новоря это, он развернулся к Нартову и даже сделал к нему два шага. Шаги оказались убедительные – Нартов, не говоря ни слова, воткнул меч в землю и первым направился к тропинке. Его обогнал Марчук, желавший всем показать, кто в доме главный. Предпоследним ступил на тропинку Гошка, а за ним уж – Валевский.
Но Валевский тут же обернулся и, беззвучно смеясь, прищурил левый глаз.
Он подмигнул нам так лихо, что я едва вслух не ахнула. Очевидно, точно так же он полминуты назад подмигивал Нартову. Умница Валевский уводил Марчука и Гошку, уходил и сам, чтобы присмотреть за ними, а в том, что Нартов вскоре появится, я не сомневалась!
Нужно было спешить.
– Какой там жуткий мрак, – сказал Даниил.
– А знаешь, у меня есть фонарик, – этот фонарик действительно никогда не покидал моего рюкзака. В моем районе всякие приключения с электричеством случались, а дороги и тротуары ремонтировали по круглым датам: в 1970 году, в 1980 году, в 1990 году, в 2000 году…
– С Гранью вот какая штука, – торопливо говорил он, пока я копалась в рюкзачке. – Возможно что-то вроде разреза, как делают с нашей стороны… Но этот разрез сразу затягивается – обратной дороги, выходит, нет. Так что кому-то придется стоять и держать дырку. Это будешь ты.
– Ну, подержу, а как? Руками?
– Откуда я знаю! Может, и руками, упрешься в края и будешь их распихивать.
– Долго?
– Спроси чего полегче!
Фонарик подвернулся наконец под мои пальцы, я достала его и тут же услышала быстрые шаги.
Подбежал Нартов, выдернул из земли гладиус и тревожно обернулся.
– Валевский его держит. Ну, пошли, благословясь, что ли?
В левую руку я сунула ему фонарик.
– Никуда не уходи, – сказал Даниил. – Это важнее, чем кажется. Если в Грани есть дырка – то это большая опасность. Пока ты здесь – ты на себе держишь Грань. Ты собой закрываешь прорыв в Грани, понятно?
– Чего уж тут непонятного…
Нартов сделал было шаг ко мне – ради прощального объятия, но даже не прикоснулся. И то – кто же обнимает женщину, имея в правой руке гладиус, а в левой – электрический фонарь?
Он только посмотрел. Душой он был уже не со мной, душой он был в бою, но губами, приоткрывшимся ртом, коротким вздохом – со мной! Незримый и бесплотный поцелуй повис между нами в воздухе, заняв собой немалое пространство и заставив Даниила резко отвернуться.
– Ну!.. – негромко воскликнул Даниил.
– Ага, – ответил Нартов.
Они одновременно, плечом к плечу и направив вперед мечи, шагнули на смутную Намтарову тропинку.
– Будь ты неладна! – воскликнул Даниил.
– Точно – поползла… – Нартов невольно отступил. – После сегодняшнего, что ли?
Острия мечей уперлись во что-то плотное, и возникли два продолговатых серых пятна. Они быстро разрастались и наконец соприкоснулись боками.
– Так это и есть Грань? – удивилась я.
– Сопротивляется, зараза! – Нартов, как всегда, внезапно разозлился, но на сей раз объектом злости был он сам. Выдернув из пятна гладиус, он замахнулся и рубанул сплеча.
– Есть! – завопил Даниил.
Они крошили Грань в капусту, и белые, медленно тающие кресты висели в воздухе, и сыпались наземь серые ошметки.
Образовалась немалая дыра, которую Нартов еще подрубил снизу, чтобы удобнее входить.
– С Богом! – Даниил ринулся туда первым.
Я заглянула – не беспросветный мрак был за Гранью, не пейзаж Дантова ада, а примерно такой же луг с травами, как и с нашей стороны, точно так же тропинка, едва намеченная, терялась в высоких зарослях. Зеркальное отражение – вот что это было такое. Однако ТАМ я не заметила березок. Я обернулась – с теми, что росли у белой скамьи, ничего не сделалось, но пейзаж с ночной рекой сморщился, словно был намалеван на плохо натянутой ткани и гулял от сквозняка.
– Ах ты!.. – воскликнула я, и не просто так: белые кресты гасли, а дыра съеживалась. Оставалось только одно – шагнуть в эту жуткую дыру и встать, словно оседлав Грань, правая нога – на ИХ стороне, левая – вроде бы на НАШЕЙ.
То, что разделяло нас, было не просто плотным – а еще имело объем. Я смогла прислониться к разорванной Грани, как прислонялась к высокому поручню в автобусе, зажав его между лопатками. Устроившись поудобнее, я наконец посмотрела вслед Нартову и Даниилу.
Я не увидела их – а только две тоненькие светлые полоски, два поднятых меча где-то вдали. потом и они исчезли.
Мужчины ушли, а я осталась.
Мне предстояло ожидание. И только оно.
Сперва я, подпирая спиной Грань, развлекалась тем, что вспоминала и негромко себе самой читала стихи. Потом даже запела. Вокал у меня таков, что только над каким-нибудь безлюдным Стиксом голосить. Но, с одной стороны, нужно же чем-то развлекаться, а с другой – здесь на редкость странные законы пространства, может, Нартов с Даниилом слушают меня, улыбаются и знают, что я – на месте и держу Грань?
Трава за спиной зашуршала. Я обернулась, готовая завопить. Даже не сразу поняла, что тот, кто приближался, сопя, шел по НАШЕЙ тропинке. Потом явился силуэт – Луна светила мужчине в спину, и я сперва подумала было, что это Марчук, потом поняла ошибку – Марчук был высок, но отнюдь не толст, и никакого серебряного нимба отродясь не носил.
Через две секунды и с нимбом все было ясно – пришедший просто был лыс, а лысину обрамляли тонкие, нестриженые, дыбом торчащие волосы. Луна подшутила надо мной, припудрив их светящимся серебром.
– А где Золотов? – без всяких предисловий спросил этот грузный мужчина.
– Нет тут никакого Золотова, – с той же степенью любезности ответила я.
– Куда же он подевался?
– Понятия не имею.
Мужчина без спроса сел на белую скамейку. Он был в пиджаке, помнившем пятидесятые годы, в огромных деревенских резиновых сапогах, знавших дорогу и в свиной хлев, и на огород, и при этом в тренировочных штанах из плотного трикотажа.
– Он ничего мне не передавал?
– Я вообще впервые эту фамилию слышу.
– Странно. Он сказал – когда созреешь, приходи, заберу. Давно, правда, сказал. Я пришел – его нет! Что за катавасия?
Тут я даже хмыкать не стала. В его возрасте каждый сам отвечает за свои катавасии. Но он упорно не желал молчать.
– Мы так не договаривались, – на манер обиженного дитяти произнес он. – Я все бросил, козу к соседям отвел, и что же – возвращаться? Да никуда я не вернусь, буду вот сидеть и его ждать… Значит, не было его? Но это еще ничего не доказывает. Я сделаю ему посыл – должен словить и прийти. У меня до сих пор мощный посыл. Вот сейчас я его позову… позвал… Я за это время понял все, о чем он мне говорил, и это пошло мне на пользу. Все морковку сажали, как только почва оттаяла, а я – чуть ли не в июне. А как ковырнули гряды – что у меня, что у них одной величины! Я вот им еще сюрприз устрою – в заряженной воде семена буду проращивать.
