Андрей Егоров - Балансовая служба
– Ну, в общем, – пробормотал напоследок Митрохин, для которого это выступление было первым ораторским опытом («первый блин всегда комом», – успокоил он себя), – я вот что хотел сказать. Нам следует сбросить многовековое иго и стать свободным народом. Потому что мы все этого достойны. И я достоин, и ты достоин, и вот он достоин.
– И я? – закричал кто-то.
– И ты! Все мы – братья и сестры. И все мы достойны свободы. Долой господство расы джиннов! Докажем человеческое превосходство!
– Ура, – Медея захлопала в ладоши. Впрочем, на лице ее читались смешанные чувства.
Народ Хазгаарда безмолвствовал, пораженный странной речью.
Как выяснилось впоследствии, ораторские способности Митрохина вызвали у людей культурный шок. После этой речи Иван Васильевич прослыл величайшим мудрецом мира. Его стали называть не просто Айван, как раньше обращались к нему буквально все. Теперь Митрохин получил прозвище Великого учителя Ливана.
«Молчат, – думал „Великий учитель Айван“, слезая с телеги, – а российскому народу нравилось, когда Ленин эти лозунги толкал, вот она – разница менталитетов. Следует все же в дальнейшем делать поправки на особенности эпохи».
– Отойдем, – предложила Медея, новоиспеченного оратора она рассматривала с явным скептицизмом.
Они отошли, и колдунья поинтересовалась шепотом:
– Ты уверен, что говорил то, что нужно?
– Не знаю, – честно ответил Митрохин, – что из института помню, то и говорю. А что еще говорить? Ленин вот поднял своими речами массы на борьбу? Поднял. А нам что нужно? То же самое.
Вот я и пытаюсь их на борьбу поднять.
– С помощью марксизма-ленинизма? – поморщилась Медея. – Ну, не знаю, мне как-то это не близко. Хотя ты и прав, наверное. У меня прадедушка двоюродный ленинизмом очень увлекался…
– Ну, вот видишь, – заметил Митрохин. – Тоже звал народ на борьбу?
– Да ты о нем, наверное, слышал. Фамилия, в общем-то, известная.
– И какая же?
– Троцкий.
– Что?! – у Митрохина глаза на лоб полезли. – Кто, ты сказала, твой двоюродный дедушка?
– Не дедушка, а прадедушка. Лев Троцкий. У нас в семье как-то не афишировалось, что он с нами в родственных связях состоит, а потом мне бабушка по секрету рассказала. И еще множество других подробностей. После революции ведь красный террор по всей стране начался. Прадедушка, как в древнем Риме, каждого десятого расстреливал, чтобы дух армии поддержать. Голод был страшный, разруха. И прочие ужасы в стране творились.
– А что, в этом что-то есть, – задумался Митрохин, – каждого десятого, говоришь?..
– Ты что это?! – нахмурилась Медея. – Я террор устроить не позволю.
– Да пошутил я, – успокоил ее Митрохин, – я и сам против террора. Вдолбили мне, понимаешь, марксистско-ленинскую теорию в БелНИИ намертво. И потом мне верховный жрец храма сказал, что это, дескать, то самое учение, которое приведет к освобождению людей и сделает их первой расой.
Вот я и…
– Жрец?.. – Медея недоверчиво посмотрела на Ивана Васильевича.
– Честное слово, – буркнул Митрохин, – я бы сам никогда не додумался. Может быть. Да и потом, ну что им еще сказать, если ты говоришь, что их нужно на борьбу поднять. У меня и слов-то других в арсенале нет. Как про массы и борьбу, так сразу на ум фильмы приходят «Ленин в Октябре», «Человек с ружьем». А насчет террора я, конечно, пошутил.
– Плоский у тебя юмор.
– Зато складывать удобно, – парировал Митрохин.
– Я в советское время совсем маленькая была, – сказала Медея, – и фильмы эти я не смотрела.
– Так и я тоже не смотрел, так, одним глазом, когда время было.
Митрохин вспомнил, как давным-давно, еще в студенческие годы, сидели они с другом Стасом Куницыным, пили водку, закусывая ее квашеной капустой и солеными огурцами, а по телевизору шел очередной «шедевр», в котором Ленин фигурировал в качестве главного героя. Понять, что именно планирует Ильич сотворить с очередной компанией «белогвардейской сволочи» и «зажиточного кулачья», было сложно, но мелькание кадров и картавая речь, знакомая с детства, внушали приятное чувство. Шутить на политические темы они, конечно, не шутили. Как-то не принято было в то время, и потом оба они были комсомольцами. Но вот веселым смехом время от времени заливались.
Забавных моментов в фильме хватало. «…А кулаков непременно повесить. Сначала забрать все. А потом непременно повесить!» Главное тут не перепутать, у повешенных как все заберешь?!
Если бы кто-то увидел, как развлекаются перспективные комсомольцы под идеологическое кино, как откровенно смеются над вождем мирового пролетариата, дело для них могло кончиться очень плохо. Пронесло. Стае потом пошел по партийной линии. А Митрохин вот по финансовой. Вроде бы в Белгороде Куницын во время перестройки возглавлял какой-то смутный партийный комитет. Но жизнь их уже к тому времени развела – Ваня Митрохин перебрался в Москву и начал ворочать такими делами, что все старые друзья-приятели остались далеко в прошлом. Бизнес к дружбе, как известно, не имеет никакого отношения.
Встретились всего однажды. Снова взяли водки, как в старые времена. И Стае начал рассуждать:
– А ты знаешь, что в России постоянно падает производство водки? Перекормили потребителя.
Народ предпочитает работать. По мне, так надо повышать пиар продукта. Допустили бы меня к рулю, в 2010 производство водки вышло бы на принципиально иной уровень. Пили бы все – даже старики, женщины и дети. Я уж не говорю о домашних животных и растениях. Экономика бы значительно укрепилась – как известно, она во многом завязана на производстве и продаже алкоголя. Не дадут, как обычно. Зажмут инициативу. – Куницын махнул рукой. – Сволочи!
После той памятной встречи больше и не виделись. Куницын занялся «пиаром продукта» и сгинул где-то на необъятных просторах родины. А Митрохин вместе с одним приятелем, директором научно-исследовательского института, приватизировали здание института и стали сдавать площади. Часть помещений продали с молотка, приобрели нефтяную вышку. Деньги потекли рекой. А чтобы они не оседали у конкурентов, Митрохин основал собственный банк. Если у тебя крупное дело – свой кошелек просто необходим. Оказалось, что к финансовым делам у него талант, хоть нигде специально этому и не учился. Приятель к тому времени стал Митрохина тяготить. Неподходящий у него был интеллект для того, чтобы ворочать такими деньжищами. Вместо того чтобы пускать деньги в оборот, бывший директор стал все подгребать под себя, потихоньку изымал финансы из бизнеса и переводил в крупный американский банк. Да еще жадничал, хапал не понемногу, а целыми кусищами. Ивана Васильевича подобное хапужничество и наплевательство на дела компании порядком разозлили. Пришлось компаньона банально кинуть. За рубеж он отправлялся, правда, в полной уверенности, что все наворованное – его законный капитал и он заживет по другую сторону океана по-королевски. Не вышло. Америка – это все ж таки не Швейцария. А страна неограниченных возможностей. Чем Митрохин и воспользовался. Деньги по договоренности между известными комитетами (госбезопасности, разумеется) к тому времени были уже недоступны для компаньона, счета заморожены, и всем участникам мероприятия выплачены премиальные за успешно проведенную операцию.
