Журнал «Если» - «Если», 1998 № 07
Это своего рода расплата за то, что люди не знают слова «война», за спокойные ночные улицы, за единственную ассоциацию при виде разорванного окровавленного тела: «авария»… Но так уж устроен человек — в любом явлении ему бросается в глаза плохая сторона, а хорошая представляется само собой разумеющейся… Попытки «дать человеку власть над его зверем» уже были и ничем хорошим не кончились, но возобновляются вновь и вновь. Чем не завязка для классической трагедии с ее ограниченным пространством принятия решений: или — или? И снова приходит в мир девушка, подводящая мир к катастрофе, и снова в душе героя возникает почти неразрешимый конфликт между долгом и любовью…
Герой этот, Тритан Тодин, в средствах достижения своей цели чрезвычайно разборчив и умеет отказаться от тех, которые не позволят ему остаться человеком — Человеком, а не просто егерем в Пещере, абсолютным властителем чужих страстей. Но Тритан не свободен — логика и интуиция каждый раз диктуют ему единственно возможное действие. И каждый раз он поступает именно так, как надо, зная, что при этом даже самым близким людям может показаться «лгуном и мерзавцем». Зато его оппонент, талантливый режиссер Раман Кович, «сааг семь тысяч прим», только и делает, что завоевывает себе новую свободу — от нежелания терпеть какие бы то ни было ограничения для своего творчества до возможности «отвечать за своего зверя». Не зная жалости ни к себе, ни к другим, он преобразует мир силой своей воли, он поднимается до гениальных прозрений, но, в отличие от Тритана, не умеет и не желает управлять своими эмоциями.
Стратег и тактик. Хозяин долга — и раб свободы. И между ними — Павла Нимробец, героиня, которая почти ничего не решает сама, и вся доступная ей свобода выбора ограничивается двумя полюсами, двумя точками зрения. Чью сторону принять — сильной личности или дальновидного политика? Как известно, конфликт в классической трагедии по закону жанра не имеет решения. Павла выбирает талант, а не правоту, и становится на сторону Ковича. Правда, функция классической трагедии не в разрешении конфликта, а в катарсисе, очищении и возвышении души через сопереживание. И вот с этим в «Пещере» как раз все в порядке.
Наталия Мазова
Евгений Лукин
Катали мы ваше солнце
Москва — Санкт-Петербург: ACT — Terra Fantastica, 1998. — 528 с.
(Серия «Заклятые миры»). 10 000 экз. (n)
Несмотря на серию и фэнтезийный антураж, новый роман Евгения Лукина с полным правом можно назвать научно-фантастическим. Ну а какой еще может быть литературная иллюстрация к крылатой народной фразе про «закат солнца вручную»? И кто, кроме Лукина, может столь ярко и убедительно нарисовать абсолютно невероятный мир?
Вот и стоит Ойкумена берендеев, как ей и полагается, на традиционных трех китах. К югу от нее, за Теплынь-озером, лежит богатая страна Еллада, откуда по рекам Вытекле и Варяжке ушлые греки плавают на далекий север, в страну фарфоровоглазых надутых варягов. Ну а солнышко, как ему и положено, запускается утром из-за Кудыкиных гор, держит свой путь по небу, даря берендеям тепло и свет, и вечером плюхается в Теплынь-озеро. Оттуда его вылавливают, выгребают золу и подземной Ярилиной дорогой отправляют обратно, через все царство, за Кудыкины горы, где гигантская махина-катапульта греческой работы начинает все сначала. Собственно, и солнце-то у каждой страны свое, а уж от уровня технического прогресса зависит — топят его дровами или нефтью, давно ли последний раз латали и сколько вообще резервных экземпляров имеется в наличии. Вон, греки — народ ученый, солнц запасных у них много, масла земляного тоже. Вот и длится там день едва ли не вдвое длиннее берендейского, да и греет греческое светило не в пример теплее.
Лукин искусен в выплетании малейших нюансов мира — на вид такого примитивного и коряво-рубленого, как деревянная берендейка, вышедшая из-под топора ленивого резчика, а на деле весьма логичного и непротиворечивого. Чего стоят хотя бы его филологические изыски, касающиеся имен и названий. У всех берендеев, к примеру, имена исконные, берендейские: Кудыка, Плоскыня, Бачила, дед Пихто Твердятич, боярин Блуд Чадович или племянница его Шалава Непутятична. А вот у греков-иноземцев они все больше мудреные и непонятные — Константин, Александр да Сергей Евгеньевич. Ну и ругаются греки исключительно своими заморскими словами: «охломонами», «паразитами», «ахинеями» и прочими катавасиями. Хотя сказать надобно, что в давние времена и Берендеево царство, и заморская Еллада были одним государством и солнышко над ними всходило единое.
Владислав Гончаров
Михаил Тырин
Фантомная боль
Москва: Эксмо, 1998. — 480 с.
(Серия «Абсолютное оружие»). 17 000 экз. (n)
Недалекое будущее. Россия сдала в аренду часть Сибири и на заработанные деньги вышла из кризиса, заняв ведущее место в мире по передовым компьютерным технологиям. Главной задачей страны стала защита информации и борьба с промышленным шпионажем. Такую картину будущего рисует нам молодой калужский автор в новом романе. Это фантастический боевик, на первый взгляд, полностью соответствующий всем законам коммерческой прозы. Здесь и драки, и перестрелки, и апокалиптические виды «немой зоны» — экологически выжженой сибирской земли. Вроде бы нормальный «экшн». Но кое-что выпадает из общей канвы. В первую очередь, сам главный герой. Программист-неудачник Антон, арестованный за мелкие хакерские операции, дает согласие работать на спецслужбу, чтобы избежать тюрьмы. И этот поступок — первый из компромиссов со своей совестью и мелких предательств, которые ему предстоит совершить в течении повествования. Мы видим, что главным движущим фактором его действий являются отнюдь не благородные мотивы. Здесь и продажа бывших соратников, и даже соучастие в убийстве товарища по спецгруппе. Другие члены спецгруппы «Фантом» тоже не сахар… Цель группы самая благородная — выявить иностранную разведбазу, на которой пытаются сдублировать новый российский нейропроцессор «Хризолит». В конце романа все идет к «хэппи энду» по стандартным канонам — герои сплотились и готовы на любое самопожертвование ради друзей и конечной задачи. Только счастливый конец получается с грустным оттенком. Главная ошибка автора — это попытка сделать книгу похожей на классические образцы «киберпанка». Нагромождение компьютерных терминов, зачастую совершенно бессмысленное, с точки зрения любого человека, знакомого с компьютерными сетями, не очень компетентные описания хакерских операций, регулярно проводимых главным героем, — все это может понравиться только людям абсолютно компьютерно неграмотным и приходящим в восторг от любого непонятного слова или термина. Не очень приятен и тот факт, что талантливый автор, лауреат премии «Старт» за лучшую дебютную книгу 1998 года, опасно «коммерциализуется»: при чтении часто чувствуешь, что та или иная сцена надумана или вставлена лишь для нагнетания объема. Хотя, как уже отмечалось выше, даже сквозь драки и стрельбу можно разглядеть большой потенциал писателя.
