Михаил Харитонов - Золотой Ключ, или Похождения Буратины. Том I. Путь Базилио
Поняша оторвалась от своего занятия, подняла голову посмотрела на хомяка так, что тот съёжился и затих.
Арлекин непочтительно дёрнул раввина за отворот лапсердака.
- Шеф, - сказал он, когда Карабас оглянулся, - она вроде как бы... собирается.
Калуша и в самом деле вела себя странно - в одном месте у неё что-то вздувалось и сокращалось, как будто под кожей что-то дышало.
Хомяк посмотрел в ту же сторону и в задумчивости почесал когтем заушное место.
- Енто она не родит ишо, - выдал он заключение. - Енто чё-та с ней не того... Пойду, гляну.
- Мы тоже сходим, - сообщил Карабас. Поняша промолчала - она увлечённо паслась, роясь носом в траве, что-то выбирая и с удовольствием жуя. Видимо, она случайно набрела на какой-то поньский деликатес.
Вблизи калуша показалась совсем уж непомерно-огромной. От её мясистого тулова исходил жар - сильный и ровный, как от хорошо протопленной печки. Запах от неё шёл тоже печной, горелый, но с острой нотой мочевины и чего-то ещё - душного, забивающего нос. Арлекину почему-то подумалось, что так, наверное, мог бы пахнуть конский выпот, стекающий на раскалённую сковороду.
Было знаметно, что калуша действительно немолода: шкура её была задубевшей, побуревшей от возраста, складчатой, вся в каких-то пятнах, буграх и пупырьях. По большей части она свисала с мяса шматьями складок, но в паре мест оказалась натянута туго, как барабан, и под нею что-то шевелилось. Видимо, калушачьи матки и впрямь были готовы разродиться. Об этом свидетельствовали и набрякшие, выпроставшиеся из кожных складок молочные железы.
Однако странное вздутие оказалось связано не с близкими родами. В самой серёдке огромного яйца, высоко над головами пришлецов, из кормовой впуклости свисала синюшная сися. На сосце - взбухшем, раскровавленном, - сидел огромный овод-паут и жалил. Чуть выше в багряной складке судорожно выпячивалось и разевалось срамное ятло, пытась ухватить насекомое оскаленными половыми губами. Овод не давался и продолжал мучить сосок. От жгучих укусов калуша подёргивалась, почву под ногами ощутимо подтрясывало.
- Ить прилетел, джигурда незваная, - засуетился хомяк. - Молозиво, знать, пошло... Ща мы его...
Он неловко взмахнул своим посохом, пытаясь достать до овода, и не достал. Попытался подпрыгнуть, но старые ноги подвели: старик поскользнулся и упал, треснувшись башкой о калушу. Тут же перед ним испучилась и разверзлась широченная вагинальная пасть с гнилыми зубами и попыталось ухватить хомяка за нос.
- Но, но, не балуй! - проворчал старик и пристукнул посохом по вислым губам. Ятло злобно хлюпнуло, втягиваясь и смыкаясь.
Карабас посмотрел в сторону кареты, сдвинул брови. Бэтмен, сидящий на облучке, взвился в воздух, поднялся над калушей, спикировал, в полёте ловко ухватил вредное насекомое, раздавил клювом, после чего вернулся на облучок. Вагинальная пасть ещё посокращалась, пощёлкала зубами, потом выпустила на истерзанную сисю струйку остро пахнущей жидкости и cхлопнулась.
Кто-то тронул Арлекина за плечо. Тот обернулся и увидел Пьеро. Лицо у него было цвета утреннего неба, глазки - как два голубеньких пустячка.
- Чё те надо? - Арле стряхнул руку поэта с плеча. Тот пошатнулся, но на ногах устоял.
- Мальвина... - прошептал Пьеро. - Я понял, как я тебя люблю, Мальвина... Я только сейчас это по-настоящему понял...
- Скобейда бля, жаба с хуем! - не выдержал Арлекин. - Да разуй же, наконец, лупала! - он схватил Пьеро за вихор и развернул к калуше. - Какая тебе блядь Мальвина?! Вот, любуйся! Огромное яйцо богатырское!
- Вот огромное яйцо... богатырское... - машинально повторил Пьеро. На лице его расцвело что-то вроде понимания. - Арле, ты прав, ты дьявольски прав, ты даже не представляешь, как ты прав, огромное спасидо, огромное яйцо... Вот огромное яйцо - богатырское... А бывает ведь яйцо монастырское!
- Чо-чо? - Арлекин слегка опешил.
- Монастырское яйцо беспечальное! - Пьеро пошатнулся, но устоял. - А бывает ведь яйцо и прощальное! Есть прощальное яйцо, есть душевное... а бывает ведь яйцо совершенное! - пропел он, светлея ликом.
- Шеф! Пьерика перемкнуло! - заорал Арле.
Карабас его не услышал: он стоял перед калушей, скрестив руки на необъятной груди, и о чём-то думал - а, скорее всего, сосредоточенно копался в чьём-то сознании. В таком состоянии он плохо воспринимал окружающий мир.
- Совершенное яйцо, постоянное, а бывает ведь яйцо окаянное! - всё новые и новые откровения лезли из уст Пьеро, как какашки из кролика.
- Э, барин, чёй-та товарищ ваш того, - озабоченно заметил Африканыч.
- Он всегда того, - злобно процедил Арлекин. - Айса надо жрать меньше.
- Окаянное яйцо, зубоскальное, а бывает ведь яйцо и анальное! - Пьеро от восторга захлопал в ладоши.
- Ну завали ж ебало, мудня гундосая, - взмолилися Арлекин. Пьеро предложение проигнорировал: его охватил творческий зуд.
- Вот анальное яйцо диетически... побивает ведь яйцо исторически! - простонал он надсадно. - Исторически яйцо истеричное, а бывает ведь яйцо пидристичное!
Карабас медленно повернул голову.
- Диетичное яйцо, очень вкусное! - мысль о диете, похоже, не отпустила бедовую головушку. - А бывает ведь яйцо просто гнусное! Крайне гнусное яйцо и отвратное - а бывает ведь яйцо запиздатное! - пошёл он на следующий круг.
Арлекин подумал было, что раввин заткнёт Пьерошу обычным способом - парализовав ему язык или заставив засунуть в рот кулак. Карабас, однако, поступил нетривиально: развернулся, сделал пару шагов, примерился - и деликатно, но очень точно пнул распевшегося поэта в копчик. Тот взвизгнул по-заячьи и пал на колени.
- Злые вы... - просипел он, поднимаясь с земли и вытирая руки о штаны. - Уйду я от вас... К лошадкам уйду, - внезапно решил он. - К лошадушкам... Они меня поймут... Они меня не обидят...
Он кое-как встал и поплёлся обратно к карете.
- Ну что? - нетерпеливо спросил Карабас. - Рожать-то будем?
- Буим, барин, буим, как тому не бывать-та, - засуетился хомяк.
- А кого рожать будем? - влез Арле.
- Кого? - Африканыч растерянно почесал за ухом, пытаясь сосредоточиться. - Яйцеклетки в матушку загружали, дай Дочь воспомянуть... давно, - хомяк махнул лапой, отказавшись от борьбы со слабеющей памятью на этом участке, зато предпринял неожиданное наступление на другом.
- Два яишника было от хомосапочки, навроде коломбины... потом, стало быть, пупица была, хорошая такая, крупная... от альцбацыхи клетушки тож, от йих гозманы родятся...
- Гозманов не надо, - сказал Арлекин. Карабас не отреагировал.
- Котеги хорошие будут, - почти жалобно сказал хомяк. - Возьмите котегов, недорого совсем... Ментёночек ещё ожидается, - не дождавшись ответа, продолжил он.
- Вот только позорных основ нам не хватало, - пробурчал Арлекин.
