Владимир Шибаев - Прощай, Атлантида
– Вы кто больному? – спросил.
– Он нам учитель, – тихо ответила девочка, поднявшись. – Географии.
Медик покачал головой:
– Не ездите сюда. Звоните. Бесполезно, – сообщил. – Скажут "без изменений" – значит все хорошо.
И ушел. Арсений поехал с ребятами к Кабанку домой, чтобы проводить. В кургузой комнатенке, где, казалось, пропиты были и стены, парень, не раздеваясь, улегся на топчан. Рядом, на трехногую табуретку уселась рассудительная Краснуха.
– Вы, дядя Арсений, ехайте отдыхать. – сказала она голосом сестры милосердия. – Я тут покемарю возле Кабанка.
– Как ты, Дима? – спросил географ, наклоняясь к хлопцу.
– Никак, – сообщил паренек. – Всю жизнь я его не терпел…А он мне гитару покупал вместо водки…
– Иди, дядя Арсений, – повторила Краснуха. – Все путем. Я ему добыла одну атлантическую историю про морской город. Сейчас расскажу.
И географ уехал и запрыгнул, подбежав и задохнувшись, на последний автобус в центр.
Павловский особняк потонул в темноте, ни одно окно не горело. Арсений протопал вслепую по знакомой дорожке и стал шарить звонок, чтобы сообщить о своем приходе в добропорядочный дом. Неожиданно дверь открылась и служка-старик впустил Арсения.
– Это хорошо, что припозднились, – проворчал старичок. – Идите вон к нему в трубу, меня-то совсем не слушают, – и кивнул головой наверх.
Павлов сидел в мансарде, с трудом сохраняя равновесие в удобном кресле напротив телескопа. На столике рядом лежала почти пустая бутылка коньяка и разбитый фужер.
– Э, кто приехал! – приветствовал Теодор посетителя ватным языком. – Ни одного черта не видно, хоть один черт сподобился навестить полудохлого Павлова.
– Я к Вам, Теодор Федорыч, по делу, извините уж. За советом.
– Не извиню. Пока не выпьешь. Ко мне? К такому? За советом. А глупей…Осе…ний Ф…мич, ничего не придумалось. Как скажешь. Тогда тяни меня, товарищ, в умывальню напротив. Есть ради чего выто… выпо трошиться.
Полчаса провел адвокат над унитазом, над раковиной и в ванной и появился с бодрой улыбкой на бледном, как аллюминиевая кружка, лице. Он смахнул недопитую бутылку и обломки бокала в мусорную корзину, открыл шкафик и с сожалением поморщился:
– Еще одна, зараза. Тебе отдам на майский сувенир: "ХО Бисквит". А иначе вылью, не отказывайся. Стой-ка, сейчас звякнем.
Схватил большой, как с малого каботажного судна, колокольчик и размашисто, но безуспешно зазвонил.
– Боится, – сообщил Павлов, заговорщически подмигивая. – Боится, ханки потребую. – Теодор нащелкал сотовый и забубнил. – Здорово. У тебя супчик какой есть? Бульон? С пирожками…Тащи. Ну, вот, – сообщил он, улыбаясь. – Теперь говори. Только помедленнее и простыми словами.
– Да не знаю, что и сказать, Теодор Федорыч. Дело-то непростое. Вы меня в этих вопросах немного более сведущи. В ненависти…Как мне кажется, многих вы недолюбливали. Вот и партнера своего, думается. Да и к Вам, сдается, питают эти люди разные чувства. Помыкались вы с этим богатством. Вот и я попал в переплет. Теперь хочу спросить, что это такое – ненависть.
– Ох хитер ты, географ, сложные спившимся задачки загадываешь, – хмыкнул адвокат. – Я уж не мечтал тебя увидеть, думал переходишь уже монголо-тунисскую границу, даже випил за тебя… рюмаху. Я в этом вопросе оказался не дока. Жену не мог терпеть каждой каплей своей крови, видеть не мог даже издали. А уж в кровати мои фантазии, куда Отелле…Ну да ладно. А сейчас вспоминаю, и нет во мне ненависти. Как будто испарилась или ушла вместе с покойницей под землю. Эта страшная эманация…
– Так что же, – перебил географ. – Убить ненависть способна лишь смерть?
– Погоди…Дочка, вон. Уж какими, думаю, словами меня втихаря не поливала – и жмот, и ублюдок. И бабник, и старорежимный осел. А после событий, думал, и вовсе отвернется навсегда. Ан нет, дуреха. Подошла здесь, вчера, что-ли. И говорит: ты, папенька, плохой человек. Но и я не лучше. Потому, что дочка твоя. И добавила: не надо пить, заболеешь. Пожалела развалину-адвоката. Так что, Арсений, какой же я специалист? А у вас-то какая может быть ненависть. Разве, женская?
– Угадали.
– Не мудрено. Старое, что ли, всплыло?
– Как вы думаете, Теодор, – размышляя, сообщил географ. – Это не вместе ли с любовью ходит, как в нейтральном теле электрические искры. Под действием внешних сил и обстоятельств одни заряды ненависти скапливаются в голове, а иные, любовной противоположности, в другой стороне, ближе к ногам. Расходятся, поляризуя человека и убивая его током заряженной и напряженной крови. А потом опять сольются в нейтральную пустую смесь – и опять ходит человек, как мыло.
– Э-э, хитер ты, – воспротивился Теодор казуистике географа. – Легко хочешь отделаться. Скажу правду. Отдельная она, эта ненависть. Сама по себе шляется, без всякой любви. Даже, – прошептал адвокат, – думаю я, движется она и вне человеков, сама по себе перепрыгивая от одного к другому, путешествуя по полям и селам, выискивая ослабленных обстоятельствами жертв. Идет она иногда крадучись, тихо переползая нервной сыпью от друг к другу, от женщины к мужчине, питаясь завистью и обреченным страданием. Но! Иногда вспыхивает среди этого племени страшная ее пандемия. И все тотчас, зараженные и тупые, бросаются один на другого в ярости. Это, географ, болезнь.
И самое страшное, что корни ее очень уж глубоко и давно посажены. С трепетом думаю, что она одна из трех столпов, на которых возрос род человеческий.
– Каких столпов? – несколько отрешенно переспросил географ.
– А таких. Пища, ненависть и страх.
– А разве не на таких? – сказал географ. – Помощь, самка и дитеныш.
– Нет, – сказал Теодор. – Наверное нет. Или мы с тобой в разных племенах росли. Хотя….не знаю. Выпьешь? – схватил адвокат из шкафчика бутылку.
– Отдайте, – потребовал географ. – Обещали в сувенир, а теперь жмете.
– И правда, – засмеялся Теодор. – Бери, это я так, растерялся.
Долго сидели двое мужчин в узкой мансарде. Съели принесенный служкой бульон и пирожки. Адвокат предъявил географу в телескопе несколько новых, открытых в последние дни звезд и комет, а географ сообщил вероятные координаты древней искомой ушедшей в океан геологической платформы. Обсудили они походя и женские свойства находить во всем катастрофу, и рецепты блинчиков и пирожков, а также способности молодых девиц с фантастической скоростью менять увлечения – с составления коктейлей на журналистику, или с горнолыжных загаров на перебежки под партийными стягами.
На соседней даче в воздух, разрывая хлипкую уже темноту, выскочили красивейшие громыхающие букеты фейерверков. Адвокат и географ подошли к окну.
