Василий Щепетнёв - Марс, 1939 год
— Губа не дура… — в списке оказались Ушаков, Спицин, Зарядин и некто Салов К. Т. Ах, да, вожак перемещения, толстячок, у него еще жена так забавно пела — «из-за острова на стержень…» Вольно же ему было про «Легкие» знать. — Да, замах у вас богатырский.
— Высокое положение не освобождает от подозрений, — Лукину явно хотелось поскорее получить маршальский жезл. Если в Столице раскрыт заговор генералов, то почему в Алозорьевске не быть заговору вожаков?
— Не освобождает, — согласился Шаров. — Подозревайте, сколько угодно. Но — про себя. У вас есть допуск «П-1»?
— Н… Нет.
— Тогда вы нарушаете параграф четыре уложения о проведении следственных действий в отношении лиц высших категорий значимости. А это можно расценить как преднамеренную дискредитацию представителей народной власти, со всеми вытекающими последствиями.
— Но я… я только высказал предположение… В порядке подчиненности. И потом, в списке есть Зарядин, — нашелся Лукин.
— Значит, подпоручик, вы считаете, что сведения были переданы на Землю кем-то из вашего списка?
— Санитарным ответственным Зарядиным.
— Как же удалось ему это сделать?
— Надо допросить, он и расскажет.
— Ну, а все-таки? Без допроса?
— Вероятно, ему удалось поместить сообщение в камеру перемещения.
— А дальше?
— А на Земле его сообщник извлек сообщение и переправил в Лондон.
— Значит, есть сообщник?
— Обязательно. Как же иначе?
— Но на Земле поработали над всеми, имевшими допуск к Марсианскому каналу перемещения. И сообщника не нашли.
— Я не знал… Но такое бывает. Особо подготовленные агенты могут пройти самый искусный допрос. В любом случае, даже если виновен и не Зарядин, то на Земле-то кто-то информацию получил? Не могли же сведения попасть в Лондон святым духом?
— Ваши умозаключения, Лукин, страдают ограниченностью. Вы настаиваете на том, что сообщение было передано на Землю именно отсюда, через главные ворота.
— Но ведь других передатчиков нет!
— Вы уверены? И даже если нет здесь, в Алозорьевске, существует ещё станция Берда.
— Англичане? Но ведь до них не добраться!
— Это почему же? Если нет станции перемещения то всё? Вовсе нет. Нас разделяет всего триста верст.
— Вот видите…
— Триста верст, подпоручик, экипаж может преодолеть за двое суток, даже быстрее. Особых препятствий в техническом плане нет.
— Но… без ведома руководства…
— Вы непоследовательны, подпоручик. Если вам достало смелости обвинять первых вожаков Марса в передаче материалов через канал перемещения, — не оправдывайтесь, — то почему бы им — или одному из них не послать верных людей на станцию Берда?
— Значит и вы считаете…
— Я только рассматриваю возможности. Или рабочие поселки — у них тоже есть экипажи, и переход мог состояться и тайно. А почему именно экипаж? Пеший переход также не исключен.
— Но… Триста верст! Мороз, отсутствие воздуха — разве может кто-нибудь одолеть такой путь?
— Как знать. Морозы сейчас послабее сибирских, а воздух… Я справлялся — батарея на сутки весит полпуда. Массы, то есть здесь, на Марсе, куда легче. На пять дней выходит не так уж много, можно унести на себе. А за пять дней пересечь триста верст трудно, но не невозможно.
— Но, камрад, сроки… Как они успели?
— Успевают, впритык, но успевают. И потом, они могли выйти и заранее.
— Тогда, получается, замор на Свотре был подстроен? Саботаж?
— Именно, подпоручик. А вы — тяп, ляп, и готово. Хватай вожаков.
— Но ведь это тоже — лишь предположения?
— Конечно. А мы приехали сюда за фактами. Так что готовьтесь, подпоручик, мы отправляемся на место события.
— На Свотру?
— В экспериментальный поселок «Освобожденный Труд». Наш добрый ангел Зарядин готовит экипаж. Он обещал управиться к десяти часам. Пейте сбитень, и мне передайте кружку.
Хорошо бы послать одного Лукина, а самому — отлежаться где-нибудь на травке, пока голова не перестанет страдать. Но здесь и травки-то нету никакой. К тому же вдруг и вправду удасться хоть что-то отыскать. Пеший переход к англичанам, надо же. В отдел пропаганды надо проситься, капитан, про Пронина романы сочинять.
Зарядин явно был педантом. Казалось, он специально ждал за дверью, чтобы войти минута в минуту.
— Экипаж готов. Стоит в третьем шлюзе. Вожатый опытный, на Свотру ходит постоянно.
Очередная декомпрессия прошла почти незаметно — едва успели надеть наружные костюмы. Шаров огляделся в зеркале. Ну, настоящий покоритель Марса. Или боярин времен Ивана Великого.
— Коробочка, что на поясе — неприкосновенный запас. На полчаса воздуха хватит, если что.
— Что это за «если что»? — Наверное, коробочка Лукину не глянулась. Маловато будет.
— Вдруг нужда какая, например, выйти из экипажа приспичит. В экипаже-то свой запас воздуха, вы к нему подключитесь и дышите вволю.
— И долго дышать можно? — может, у Лукина фобия?
— Неделю. Так что не бойтесь, — Зарядин повел их к небольшому шестиколесному паровичку. — Вам будет удобно.
Тут он приврал. Или у него были свои понятия об удобствах. Особенно мешала трубочка, ловко просунутая санитарным ответственным в ноздрю и куда-то (не хотелось и думать куда) дальше.
— Привыкните. Зато достигается абсолютное усвоение кислорода, — заверил Зарядин. Он постучал в переборку вожатого, и экипаж подкатил к открывающимся воротам шлюза.
Обзор из кабины был отличный. Что ж, художники рисовали похоже. Все есть — темное, провальное небо, пески, низенькие барханы, колючки. Лицо и руки слегка покалывало. Ничего, не лопнет.
Шаров откинулся на жесткую спинку сидения. Иногда и на его службе бывают приятные минуты. А что до прочего — но ведь он только выполнял приказы, а об остальном знать ничего не знал. Гипотетическим внукам так и рассказывать будет. Верил, мол, в необходимость великого служения России, вашу мать. Дерьмо совестливое. Худший из палачей — палач оправдывающийся. Водочки бы…
Голове, к счастью, полегчало, хорошая штука — кислород, и он смирился с трубочкой в носу. Все же это лучше, чем водолазный шлем первых покорителей.
— Как вам пейзаж? — Зарядин тоже наслаждался поездкой.
— Словно в синеме.
— Вы на город, на город посмотрите.
Шаров оглянулся. А вот Алозорьевск подкачал. Обычно его изображали сверкающей громадой, стекло и металл, а в действительности оказалось что-то вроде песочных крепостей, которые детишки строят на песчаных пляжах. Он поискал мачту, о которой говорил Леонидов. Не Адмиралтейская игла, но тоже высокая.
