Ярослав Смирнов - Цитатник бегемота
Обошлось без эксцессов. Хоть новоприбывшие внешне и отличались от коренных граждан города, однако не настолько, чтобы вызвать подозрения, к примеру, лиц нордического вида здесь оказалось, к удивлению Ивана, предостаточно, так что разве что рост дюжины заморских гостей мог повлечь кривотолки, однако, в конце концов, местные боги вряд ли могли запретить расти кому-то ввысь, сколь душе угодно.
На улицах было как-то неспокойно: в городе царило напряженное ожидание штурма.
— Мы должны провести здесь еще шесть дней — если верить тому, что написано в Библии, — говорил негромко профессор. — А не верить Книге оснований нет… Иерихон будет взят на седьмой день… после того как падут его стены… Вы сами видели, как ангел сошел с небес и обратился к Иисусу, сыну Навина: все так, как было описано… или почти так. Иерихон будет разрушен. Нам нужно будет уцелеть и проникнуть к талисману…
Иван слушал профессора, но слова доходили до него, как из-под воды. Весь день он чувствовал себя странно. Словно некая раздвоенность овладела им. Временами мир казался осязаемым и реальным, временами же налетало ощущение расплывчатости, эфемерной зыбкости окружающего, он видел все как будто со стороны — себя, своих спутников, жителей города… ту женщину, с которой он столкнулся на рынке и которая посмотрела на него так, что закружилась голова, и он вдруг до неприятного резко ощутил предопределенность настоящего — будто в сотый раз играл чужую роль в набившей всем оскомину старой пьесе… Только вот текст, как назло, забыл.
Та женщина никак не желала уходить из его мыслей. Кто она, почему так отчаянно посмотрела на него?.. Почему не раз и не два оглянулась, когда он смотрел ей вслед, объятый холодным пламенем предвкушения неведомого?.. Причем это было не предвкушение веселой интрижки с хорошенькой дамой, любовных игрищ и лихих гульбищ — нет, хотя она и была вызывающе красива… это было так, словно посмотрел в зеркальный колодец, в котором уместились века и пространства, прошлое и будущее… и для настоящего место там тоже нашлось.
Путешествие в непонятное позавчера. Или — просто сон?..
— …Но нам надо где-то ночевать, — услышал Иван голос Кляйна. — Мы не можем оставаться под открытым небом: это опасно — заметит стража и примет за шпионов.
Эсэсовец рассуждал, как всегда, здраво.
— Да-да, — пробормотал профессор. — Ночевать нам где-то надо…
Он почему-то пристально посмотрел на Ивана.
Иван отвернулся. Начинаются загадки, черт бы их побрал.
Они стояли недалеко от крепостной стены. Смеркалось, как это всегда бывает на юге, быстро, и очертания глинобитных домишек, жавшихся подле стены, а то и вовсе — прямо в ней, постепенно теряли определенность и четкость, обрастая выпуклыми серыми тенями.
— Надо искать постоялый двор, — решительно сказал Кляйн. — Мы ведь можем это сделать?
— Конечно, — легко сказал профессор. — Денег у нас, во всяком случае, хватит.
— Ну так пойдемте быстрее, — нетерпеливо сказал Кляйн. — Скоро совсем стемнеет…
— Пошли, — согласился фон Кугельсдорф, не трогаясь с места.
— В чем дело? — посмотрел на него Кляйн. — Ведите нас…
— Почему я? — с легкой усмешкой спросил профессор. — Пусть лучше он…
И Кугельсдорф кивнул на Ивана. Иван ждал чего-то подобного.
— С чего это вдруг? — спросил он невозмутимо. — Ведь вы, профессор, лучше меня знаете и эту эпоху, и этот язык… Он осекся.
— Ну-ну, — подбодрил его профессор. — Продолжайте.
Иван молчал.
— А ведь действительно, — медленно удивился Кляйн. — Ведь вы, Курт, свободно говорили на местном языке. Мы-то его учили… и, кстати, как оказалось, довольно плохо… а вы разговариваете совершенно свободно!.. Как это понять?
Иван пожал плечами.
— А никак, — сказал он. — Откуда я знаю?.. Это все ваши… эксперименты…
Вообще-то это была чистая правда.
— Все нормально, — весело сказал профессор. — Это абсолютно нормально, дорогой оберштурмбаннфюрер… Ведите нас, Курт.
Посторонние голоса зазвучали в голове Ивана с новой силой. Он скрипнул зубами и направился к первому попавшемуся домишке.
Его закачало. Он почувствовал, как холодный ветерок дует ему прямо в лицо, но краем сознания понимал, что это не более чем иллюзия. Почему-то он вспомнил, как читал где-то, что подобные симптомы чувствуют больные эпилепсией незадолго до начала сильного приступа болезни.
Я вам покажу, злобно подумал Иван, и решительно забарабанил кулаком в дверь дома.
Почти тотчас же дверь распахнулась. Он невольно отступил на шаг.
На пороге стояла та самая женщина, которую он встретил днем.
Она удивленно подняла брови. Потом улыбнулась.
Женщина была красива. Волна темных густых волос, тонкое смуглое лицо… высокий чистый лоб, огромные черные глаза — в пол-лица, а то и больше… прямой точеный нос, нежный румянец на скулах, яркий чувственный рот… быть может, даже слишком чувственный. Прямые тонкие плечи, крупная, вызывающе высокая грудь, узкая талия и широкие азиатские бедра.
— Я тебя видела сегодня, чужеземец, — низким голосом сказала она, обволакивающе улыбаясь. — Чего же ты хочешь?..
— Я и мои товарищи ищем ночлег, — промямлил Иван, чувствуя затылком взгляды немцев. — Мы заплатим — и много…
Она перестала улыбаться. Посмотрела на Ивана оценивающе.
— А сколько же вас?
— Со мной — двенадцать…
Она нахмурила брови, что-то соображая. Снова улыбнулась — на этот раз лукаво.
— Ну что же, входите, — сказала она, отходя в сторону. — Зачастили в дом Рахавы чужеземцы…
Иван услышал за спиной странный смешок. Он оглянулся.
Позади него стоял профессор с непонятной гримасой на лице — не то злобной, не то торжествующей, не то печальной… Увидев, что Иван на него смотрит, он отвел глаза и подтолкнул его в спину — входи, мол, не задерживайся.
Иван вошел в дом.
Они сидели за широким грубо сколоченным столом и ужинали. Трапеза была нехитрой — жареное мясо, лепешки и вино. Кроме них, народу в зале не было. Женщина, впустившая их и оказавшаяся хозяйкой этого постоялого двора, куда-то ушла.
Иван молча ел, мрачно поглядывая по сторонам. Кляйн с брезгливой гримасой жевал лепешку, профессор потягивал вино из глиняной кружки и мечтательно, как показалось Ивану, глядел куда-то в даль.
Остальные насыщались вдумчиво и аккуратно, тщательно пережевывая пищу, как и положено хорошим солдатам.
— Итак, профессор, — сказал Кляйн, с трудом проглотив последний кусок своей лепешки, — напомните, сколько нам еще здесь находиться?
