Вадим Зеликовский - Опознанный летающий объект или двоюродные братья по разуму
Глава 11
ОЧЕВИДНОЕ-НЕВЕРОЯТНОЕ
О, сколько нам открытий чудных...
А. С. Пушкин
Уже прозвенел звонок, а Валерки все не было. - Что бы это значило? - мучительно думал Юрка. - Может, с ним там что-то случилось? С них станется... Эх, не нужно было оставлять его одного... Картины, одна кошмарнее другой, возникали перед Юркиным внутренним взором. Тут было все: и обрывки из детективов с таинственными убийствами, и Бермудский треугольник, и чужая враждебная цивилизация - словом, полный набор. - Что делать? Что делать? - как дятел стучало в мозгу. Ответ пришел сам собой: "В известность поставить надо! Кого? А кого следует! Там разберутся..." Юрка оглядел класс. Пользуясь тем, что учителя до сих пор не было, ребята веселились вовсю. - Эх, дурачки, дурачки, - почему-то с жалостью подумал Юрка, - ничего-то вы не знаете!.. И тут же решил: - Нужно им сказать! Иди знай как дело обернется. Могу и не дойти... - он мужественно сжал скулы и выпятил подбородок. - Ребята! - в Юркином голосе звенел металл. - Они прилетели! - Давно уже! - тут же, как будто давно ждал этого заявления, отозвался Витька Павлов. - В марте! А ты только заметил?! Ну доходит до тебя, Соколов, как до жирафа. Юрка опешил. - А ты откуда знаешь? И почему именно в марте? - растерянно спросил он. - Так это же все знают! - ехидно ухмыляясь, ответил Витька, - Они всегда в марте прилетают. Официальный факт. Даже картина такая специальная есть. "Грачи прилетели" называется... - Ты, Витенька, - остряк-самоучка! - разозлился Юрка. - Тут дело серьезное! - А по-твоему, миграция перелетных птиц это шутка?! - продолжал изгаляться Витька. - А представь себе, что они не прилетят? Экология нарушится! И знаешь, что будет? - Знаю! - мрачно сказал Юрка. - Если ты сейчас не замолчишь, то схлопочешь! Но Витька, почувствовав интерес одноклассников, которые мало-помалу утихомирились и начали прислушиваться к происходящей дискуссии, закусил удила. - Может ты, Соколов, вообще против охраны окружающей среды? - нахально вещал он. - А так же четверга, пятницы и Робинзона Крузо? Класс заржал. И тут Юрке в голову пришла совсем уже взрослая мысль: "Почему у глупости такой веселый вид? - подумал он. - Тут бы плакать, а мы смеемся..." Хотя сам-то он не смеялся. Не до смеха ему было. Уж больно его эта последняя мысль напугала. Еще вчера ни за что бы такая ему в голову не пришла. Хихикал бы со всеми над шуточками Витьки Павлова и в ус не дул. Впрочем, откуда у него усы? Нет у него никаких усов!.. Стоп, стоп! При чем здесь усы?.. Ни при чем! Точка. Дело в том, что не похож он стал сам на себя. Мысли разные в голову приходят. И уходят. Спокойно. Ничего никуда не уходит. Все они здесь. В голове. Никуда не делись. Толкутся в беспорядке. Надо бы их, родимых, в систему привести!.. Надо же, еще одна мысль. Ну совсем неожиданная! Как-будто бы опять кто-то за него другой подумал. Но система - это хорошо. Без нее, пожалуй, не разобраться. Попробуем по порядку. Итак! Гроза кончилась. Потом в районе произошла утечка. Встало метро. Это факт. Троллейбусы тоже стали. И лифты. Значит, энергии грозовых разрядов не хватило... Так, так... Если энергия была необходима, чтобы изменить его, Юрку Соколова, то цель уже, пожалуй, достигнута... Почему, собственно, достигнута? Кто может сказать какова конечная цель? И чья? Как чья? Конечно же бабки Мотри! И петуха. Как резидента-инспектора. Бред какой-то. При чем здесь петух?! Это уже точно не моя мысль! Валеркина... А он-то сам где? Может и он в эту мясорубку ненароком угодил?.. Ну конечно же! Энергии-то недаром не хватило! Рассчитывали на одного, а тут второй подвернулся. Вот и не хватило. Возможная вещь? Естественно! А на полпути останавливаться нельзя, могут последствия быть. Нежелательные. Со здоровьем, например. Вот поэтому и утечка... Так, пожалуй, все сходится... Но вдруг, как снег на голову, свалилась еще одна мысль: "А что, если и этой энергии не хватило?" Дальше думать не хотелось. Невольно представлялась операционная, где на белом столе под светом мощных ламп лежит голый беспомощный Валерка в сложном переплетении трубок и проводов, ведущих к разным мудреным аппаратам, и вдруг лампы начинают медленно гаснуть, искусственное сердце по инерции совершает еще несколько слабых ударов и останавливается... Нет! Жизни без Валерки он себе представить не мог. - Соколов?! - вдруг услышал он и очнулся. Против него стоял Витька Павлов и внимательно его разглядывал. - Ты что-то на себя сегодня не похож, Соколов... - задумчиво сказал он и покачал головой. Тоже, открыл Америку! Это Юрка понял уже и без него. Вот что с этим делать, еще не знал. - На тебя что, перемена погоды так повлияла? - продолжал выяснять Витька. - Знал бы ты, что на меня влияет! - в сердцах подумал Юрка. Но рассказывть об этом ребятам ему почему-то уже расхотелось. Он вдруг почувствовал себя намного взрослее их. - Сам разберусь! - решил он. - Что же на меня даром столько энергии угрохали?! Вот только бы с Валеркой все утряслось... И в этот момент в класс вошел Валерка. У Юрки сразу от сердца отлегло. - Ну, теперь порядок! - подумал он. Вдвоем мы с этим в два счета справимся, тем более измененные... Кстати, он-то как?! Юрка внимательно пригляделся к другу. Да, и с ним что-то было не так. Что-то неуловимое, чего Юрка никак не мог ухватить. - Ладно, потом разберемся, главное, жив и здоров! - подумал он и только хотел спросить, как Валерка до школы добрался, но тут, как назло, встрял остряк Витька. - Слыхал, Ерохин, прилетели! - объявил он. - Прилетели! - каким-то незнакомым голосом подтвердил Валерка и дернул щекой. И только тут Юрка понял, что же с Валеркой не так: знаменитая ерохинская родинка переместилась из-под правого глаза под левый, как будто всю жизнь там и была...
Глава 12
СЕДЬМАЯ ВОДА НА КИСЕЛЕ
Мама, а какая у кастрюли фамилия?
Детский вопрос
Ежели и был в Горелой Тиши самый пустячный человечишко, то, ясное дело, Семка Хмырь. Вот бывает же такое, хоть фамилию три раза меняй, а все равно всем с первого взгляда видать, что Хмырь. Так и не глядел никто, чего глаза-то зазря бить? И так ясно - прорва. Чего осталось в наследство ото всех Хмырей (хотя и Хмыри, а накопили порядочно), так в той прорве и сгинуло. А уж как всех поразнесло по свету, один Семка в Горелой Тиши и остался - в себя прийти не мог. Он да еще Упырев Тятька, что в болоте сгинул. Чего Семка годов десять делал - неведомо, одно известно - при Горелой Тиши был безвыездно. То ли горе мыкал, то ли ума набирался. Однако в году эдак семьдесят шестом, одна тысяча девятьсот, естественно, - был и сплыл. В буквальном смысле слова. В паводок. Снесло его к морю вместе с избой да на новом месте и поставило. А он и не заметил, потому что спал. Чего еще делать в Горелой-то Тиши... На новом же месте не до сна стало. Как подменил кто Семку Хмыря. И сказать нельзя что за ум взялся - не за что было. А так, случай ему вышел. Одно слово: фортуна! Закрутила, завертела... Словом, как вода схлынула, да Семка глаза ото сна продрал, глядь, а изба посреди сада стоит. Деревьев не так уж много, десятка два, два с половиной всего. Только не простые это были деревья. Семка и глазом моргнуть не успел, как на них уже мандарины повысыпали. Видимо-невидимо. Как прыщи. И что интересно: сад, вроде, ничей, то есть хозяев нет. Начисто. Недаром же говорят: "Дуракам - счастье". А оно, как опять же говорят, не в деньгах... Однако, и деньги Семке сразу привалили. И немалые. Ну, он их мало-помалу и брать начал. Не совсем же он дурак. Кто же от своего счастья отказывается, а тем более от денег? Смирился. И зажил. Хотя в той же избе, но с размахом. Сначала купил чего самому хотелось. А денег все не меньше становится, а ежели как следует подсчитать, то вроде даже и больше. Только Семка сам со счету сразу сбился, а другого никого к этим деньгам близко не подпускал. Не совсем же он дурак. Но, с другой стороны, девать-то их куда-то надо, не стены же оклеивать! И стал Семка покупать чего люди советовали, чтобы не хуже, чем у этих людей было. Одно купил, другое, то да се... Уже и третье было собрался, а его, как назло, в ихних краях ни за какие деньги не достанешь. Он уж и у соседей перекупить пытался. Цену всякую предлагал, но тем и самим надо. Потому что ежели этого нет, перед людьми стыдно. И пришлось Семке в Москву ехать. А что делать? Он как рассуждал? И до него горелотишинцы в столицу ездили. Сколько раз. За три-то века... А кое-кто и до сих пор в ей, родимой, живет. Официально. Томка Лешак, к примеру. Тоже родня, ежели глядеть в корень. Потому в Горелой Тиши - кто кому только не родич. Томкина маманя, царство ей небесное, сама из Хмырей была. И ежели бы он, Семка, по молодости лет ушами не хлопал да собакам хвостов не крутил, еще бабушка надвое сказала, была бы Томке фамилия Лешак, али никуды б она из Хмырей не делась. А может, и вообще бы не значилось таковой в числе столичных жителей. Ввиду нерождения... Опять же: фортуна! Но как бы тут не стало, чего там гадать: было, не было, когда судьба Семке не вышла перебежать дорогу Пашке Лешаку. Кишка тонка... Бог с ним, дело давнее. Однако по мамане он Томке Лешак всяко выходит родич. А значит, ежели в столицу занесло, то само собой, у кого ж останавливаться, как не у нее. Тем более то, чего ему надо было, по слухам, раза три в месяц выбрасывали в магазине, что от Томки за четыре дома стоял. А ежели не там, то где ж еще достать? Разве что с рук. Так что Семке, как не крути, а к Томке дорога лежала прямая, хотя и неблизкая: сначала из аэропорта на экспрессе, потом в метро с двумя пересадками, а там уж рукой подать - остановку на обычном автобусе. Всего часа два с половиной. Можно было, конечно, такси взять, денег навалом. Но Семка, по дурости, всю-то пачку к поясу штанов с обратной стороны булавками попристегивал. Не посреди же аэропорта их оттудова доставать. Народу-то кругом. И все шасть-шасть, туды-сюды, сюды-туды... Уследи за ними. Тут не то что деньги, кисет достать боязно. Не совсем же он дурак. Ну и поплелся на перекладных. По дороге всякого насмотрелся. Особенно под землей. Чего только люди с собой не везли! Тут рань-ранняя, магазины едва открылись, а они уже полные руки тащат. - Бедовый народ в эту столицу ездит! - подумал Семка и поплотнее деньжата к телу прижал. А сам дальше поехал. Ехал, ехал, уже к концу стал подъезжать, даже остановку нужную объявили, следующая, мол. Ну ладно, поехали и вдруг дзынь-дрызг, стоп и ни с места... И, главное, темно! Семка поначалу не шебуршился, потому что подумал: "Кто их знает в ихней столице, может, оно так положено..." Только за пояс еще сильнее схватился, от греха подальше, мало кому в темноте чего в голову взбредет... Ну и народ рядом тоже не сразу гвалт поднял, видно, ко всякому попривык. Но мало-помалу заволновались. Вагон-то уже минут пять стоит, как вкопанный, без света и ни гу-гу... Бабы, те сразу в визг, чтобы, стало быть, наверстать, что всю дорогу молча стояли. Ну и мужики, в свою очередь, не отставали. Что же, даром равноправие?! Так что Семка в первый момент оробел даже, но потом Горелая Тишь свое взяла, и он вступил: - Нет такого закона, - заорал, - чтоб человека в темноте держать, когда он свой пятак чин-чинарем заплатил. Теперь, значит, хоть до закрытия катай, пока сам наверх не запросился! - Чего кататься-то?! - народ вокруг еще более зашумел, но теперь уж на Семку. - Делов других нет?! - Тише, товарищи! - загудел кто-то в темноте, невидимый, но, судя по басу, солидный и выступать перед народом привыкший. - Так просто нас тут держать бы не стали. И свет бы не выключили... - А что? А что? - завизжала рядом с Семкой какая-то баба ненормальная. Хоть и темно, а сразу видно, что психопатка. - Что-что... - ответил тот же бас. - Диверсия - вот что! Или чего похуже. Того и гляди, как бабахнет!..
