Эдуард Кондратов - Десант из прошлого
Гейнц пожал плечами: что он имеет в виду?
Карповский закусил палец, помолчал, затем продолжил:
— Представьте, Фред, что будет, если они в самом деле прилетят? Те, что оттуда… Не с Венеры, а дальше… Понимаете, Гейнц? Наткнутся на нашу планетишку и решат прибрать к рукам. Захотят — и нет ни Гейнца, ни Сержа, никого вообще. И мы ничего не сможем сделать. Ха, весело, правда? Вот уж засуетимся — все мы — и капиталисты и коммунисты. А они рраз! — и все. Только вдруг им понравятся, предположим, Советы? Их оставят, а нас — тю-тю. Вот и решится спор, какой строй лучше. Без нас обойдутся…
Кельнер давно положил счет, но Гейнц не торопился расплачиваться. Сквозь полузакрытые веки он с брезгливостью разглядывал бесцеремонную парочку за столиком напротив, давно переступившую всякие правила приличия. Отвлекшись, он уже не слушал, что говорил его собеседник. Очнулся лишь после того, как его слуха вновь коснулось слово «коммунизм».
— …Да, Фред, именно коммунизм, не вздрагивайте. Только не такой коммунизм, какой русские строят, — это не по мне. Представьте себе, Фред, что мы с вами — миллиардеры и к тому же честолюбцы, пожелавшие войти в историю. Покупаем с вами маленькую территорию, примерно с Сальвадор, или еще лучше — большой остров, отбираем несколько десятков тысяч людей — таких, каких надо, — везем их на остров и, рассчитав все кибернетически-теоретически, строим идеальное общество — эдакую республику «Джой», республику радости и счастья. Понимаете, сами строим нужное общество, сами делаем историю, сами! Мы сами властелины и программисты Нового Мира…
Карповский говорил не останавливаясь, его воображение разгоралось все ярче. Но Гейнц не слушал его. Он уже думал о чем-то своем, машинально поглаживая ладонью чисто выбритый подбородок. Казалось, его узкое, сухое лицо еще более заострилось…
Глава III
НЕОТПРАВЛЕННОЕ ПИСЬМО
Гейнц вошел в приемную так неожиданно, что секретарь не успел задвинуть ящик стола с раскрытым романом Оруэлла.
— Работаете, Тед? — Гейнц подбородком указал на книгу.
Секретарь виновато улыбнулся.
— Сегодня мало работы, господин Гейнц. Корреспонденция отправлена. Заказал Аргентину, но генеральный директор будет не раньше шестнадцати. Сообщил о переносе заседания всем, кому вы…
— Считайте, что оправдались, — прервал его Гейнц. — Что важного?
Секретарь распахнул объемистую папку.
— Ничего особенного, господин Гейнц. Счета от «Нэйшн билдинг компани». Обязательства по фрахту. Анализы грунта… Это письма. Одно личное… — Он подал небольшой желтоватый конверт.
Гейнц взглянул на крупный стремительный почерк, поморщился. Повертел конверт и, не вскрывая, бросил на стол.
— Ответьте господину Карповскому. Все что угодно.
— Слушаю. В кабинете ждет господин Вальтер.
Политический эмигрант доктор Эрих Вальтер занимал в жизни Гейнца особое место. Их отношения нельзя было назвать дружбой в привычном значении этого слова. Они виделись нечасто и еще реже думали друг о друге. Зато при встречах были вполне откровенны. Когда-то, очень давно, Гейнц с удивлением обнаружил, что никто не понимает его лучше, чем этот вкрадчивый молодящийся субъект. В разговоре с ним достаточно было чуть обозначить мысль — и собеседник мгновенно подхватывал ее.
Сначала Гейнца коробило подобное «родство душ». В его глазах Вальтер не был полноценным человеком — бывший нацистский преступник, агент гестапо, шпионивший за немецкими учеными, вызывал в нем брезгливое чувство. В свое время Гейнц помог ему избежать ареста и суда, сделав это только по политическим соображениям, а вовсе не из личных симпатий. Время погасило неприязнь. Они сблизились.
Став доверенным лицом Тура Колмана, Гейнц привлек к работе Вальтера.
Занятые делами, они не виделись давно. Тем не менее, встретились сдержанно, даже, пожалуй, суховато — так у них было принято.
…В нескольких словах рассказав о результатах своей поездки в Панаму, Вальтер придавил ладонью стопку газет, лежавшую на коленях.
— Поговорим лучше об этом, Фред. Никогда я их не читал с таким удовольствием. Как пишут! Стилисты!
Выдернул наугад номер «Экспресса», приблизил к глазам и стал насмешливо читать, бросая фразы на полдороге:
«Первые жертвы разоружения… подобно змее, жалящей умирая… нет оснований видеть здесь преступный умысел, ибо ракеты, которые подлежали уничтожению… трагический урок специалистам должен…»
Он бегло скользнул взглядом по странице.
— Ага, вот. Самое важное.
«Таким образом, после двухнедельного расследования международная экспертная комиссия пришла к выводу: катастрофа на атомной базе АЕ-51 явилась следствием неосторожного обращения с ядерными боеголовками в процессе демонтажа ракет».
Вальтер усмехнулся.
— Любопытно, что они делали две недели? Убедиться, что там один пепел, можно было за час.
Гейнц равнодушно пожал плечами.
— Несолидно. Публика должна знать: расследование велось тщательно. Это ее успокаивает.
Столкнув на ковер пачку газет, Вальтер откинулся в кресле и подавил зевок:
— По-моему, все в порядке, Фред. Вас можно поздравить.
— Благодарю.
Вальтер взглянул на Гейнца.
— Что-нибудь случилось?
— Нет, почему же…
Гейнц подошел к окну, раздвинул шторы. Некоторое время молча разглядывал шевеляшуюся далеко внизу улицу.
Вальтер наблюдал за ним, щуря внимательные, чуть близорукие глаза. Его мягкое, приятное лицо с аккуратными усиками, которые делали его похожим на солидного ухоженного кота, выразило беспокойство.
— Я не понимаю, Фред.
Гейнц отошел от окна, устало опустился в кресло.
— Не с чего бить в барабаны, Эрих. Успехи местного значения. Пригодится ли это все?
— То есть? Вы сомневаетесь, что…
— Вот именно — сомневаюсь. Слишком велика неопределенность. Нельзя все предусмотреть. Любая случайность — и провал.
Усики Вальтера дрогнули.
— Если так, стоило ли начинать?
— А разве у нас есть выбор?
Вальтер промолчал. Достал из кармана блестящую пилочку и, не глядя на Гейнца, принялся шлифовать ноготь. Гейнц встал, взял со стола сигарету. Крутнул ее в пальцах так, что она лопнула пополам.
— Можете мне поверить, Вальтер, — глухо проговорил он. — Представился бы случай, я плюнул бы на всех этих осторожных склеротиков, на их тайны, интриги и… Я пошел бы драться в открытую, Эрих…
— К сожалению, это невозможно. — Вальтер сокрушенно качнул головой. — Никто в наше время не рискнет противопоставить себя человечеству. Ни одно правительство.
