Ирина Белояр - Вулкан проснулся, бэйби
— Это плохо?
— Не знаю.
Зато я, кажется, знаю. Глупо с мылом влезать в подростковый прикид. При каждом движении трещит по швам… Скорее бы это все кончилось. Домой, на Гею. Там нет ни возраста, ни самокопания и никакой другой моральной чесотки.
Домой, домой.
Ночью мне приснилось: широкий каньон. Где-то внизу лесистые склоны, а здесь — камень. Скалистые вершины не пугают и не давят. Дружелюбные, домашние… Воздух прозрачен настолько, что дрожит перед глазами, как будто идет тонкий, очень тонкий дождь… Канатно-кресельная дорога, несколько трасс. Множество людей, свободных и бесстрашных. Славные, совершенно естественные улыбки… Люди едут наверх, на площадки, которых множество на гребнях. С этих площадок удобно взлетать. Небо, окрашенное несметными радугами, полно летящих человеческих фигур.
Сначала меня вроде бы не было. Так иногда случается во сне: наблюдаешь события как в кино, отрешенно. Это не ты крутишься в водовороте сюжета, совсем другие персонажи страдают и радуются, спешат по делам и пьют коктейли, воюют и занимаются любовью. Тебя просто нет. И вдруг — то ли посторонний звук с улицы, то ли сидеть стало неудобно, то ли вообще просто так — ты отвлекаешься от экрана, материализуешься из ничего, обретаешь плоть и привычные мысли.
Вот и сейчас: я нечаянно осознал, что нахожусь здесь же, у начала канатки.
И тут все начало необъяснимым образом меняться. Воздух потемнел, не6о пошло сине-фиолетовыми клочьями, подул шквальный ветер. Движения людей стали резкими, механическими. Заводные, безжизненные куклы садились в кресла, ехали наверх, бессмысленно взлетали, потом бессмысленно опускались на дно каньона и снова спешили к подъемнику. Улыбки застыли, лица стали синюшными, на некоторых появились трупные пятна…
Не нужно быть Фрейдом, чтобы истолковать этот сон.
* * *После того моего срыва Инга замкнулась еще больше.
В принципе, она всегда была не слишком разговорчивой. Ничего нового — если бы я как-то раз не застал ее случайно в курилке института, оживленно беседующей с сотрудниками. Вот так, а дома — многочасовое молчание.
Ближе к выходным она позвала меня в город, развеяться. Я отказался, сославшись на усталость — меньше всего хотелось снова лезть в человеческую толпу. Инга равнодушно выслушала мои отговорки и уехала в компании с лаборантами из соседнего отдела. Конечно, — думал я, — пусть отдохнет, развлечется, она-то еще ни разу не выбиралась из научного городка, пусть, не все же ей на мою постную рожу любоваться, когда самой тошно… Но душеспасительные мантры почему-то слабо помогали. Пуповина оборвалась. Никогда в жизни я не чувствовал себя так одиноко, как в тот вечер.
Ссор больше не было. Но ведь ссора — как пуля: и одной хватит, если в череп. Оставалось только надеяться, что время все исправит.
* * *Однажды, как снег на голову, приехала моя мать.
— Здравствуй, кровиночка! Не чаяла тебя увидеть когда-нибудь. Мы только что вернулись из турполета на Медузу. Отец еще в санатории, на реабилитации, а меня уже выгнали. Дома — сообщение из института: ты на Земле…
…Может, это паранойя… Выглядит мама потрясающе хорошо. Ведет себя… ну, допустим, возбуждение оправдано: давно не виделись. Но какого черта она битых полчаса тараторит о себе, об отце, о Медузе этой несчастной, и ни разу не поинтересовалась — а как я, где был, что делал, что делаю сейчас? Совершенно на нее непохоже. Сколько помню — всегда сначала выяснит, как дела у другого, и только потом (может быть) расскажет о своих…
Чем дольше я слушал эти восклицания и восторги, тем сильнее было дежа вю. А вместе с дежа вю росли тоска и неприязнь. Рискуя растерять последние сыновние чувства, спросил:
— Ма, какая у тебя цель в жизни?
Ответ последовал незамедлительно:
— Облететь как можно больше планет.
Я чуть не взвыл:
— На кой хрен?..
— Ты что! Это же так чудесно, так ново. К примеру, на Медузе…
— Я не о планетах. На кой хрен тебя понесло в кабинку счастья?
— Ах, вот ты о чем. Это неинтересно, Кир.
— Мне интересно!
— Ну, хорошо… На каком-то этапе мы с отцом вдруг оглянулись назад. Все чего-то пашем, пашем. Денег заработали немерено, самим нам столько не прожить, а оставить некому. Стало тоскливо. Зачем дальше вести муравьиный образ жизни? А если остановиться, то чем заниматься? Привыкли уже.
Запоздалое раскаяние обрушилось, как многотонная глыба. А что теперь поделаешь? Ничего уже не исправишь. Люди, которые из-за меня дострадались до кабинки счастья, погибли. Их больше нет. Есть автоматы, запрограммированные радоваться. Даже сейчас: рассказывает тяжелые, в общем-то, вещи, а на лице все та же идиотская улыбка, за какие я, наверно, скоро морды бить начну…
— …Отец выйдет из санатория — приедем к тебе вдвоем. А когда у тебя будет отпуск, вместе слетаем куда-нибудь. Можно опять на Медузу. Мы, правда, там уже были, но ради тебя…
— У меня не будет отпуска. Дорабатываю контракт и возвращаюсь на Гею.
— На Гею? Отлично! Там мы еще не были. Обязательно выберемся к тебе в гости.
Я еле сдержался, чтобы не послать ее к чертовой бабушке. А заодно отца, Медузу и кабинки, ядрена бомба на их создателей.
…Зато Инга зачем-то очень хотела понравиться моей маме. Получилось, не смотря на зеленые волосы. Впрочем, это неудивительно. Моей маме всегда нравились те, кто этого хотел.
* * *На выходе из института я столкнулся с Сергеем — тем самым Сергеем, из лаборатории тонких излучений, в компании с которым мы социально опрашивали людей в городе.
— Привет!
— Привет. Чего это у тебя такое?
— Это? — он сунул прибор мне под нос. — УПДАБАЭ, шестая модель. Универсальный портативный дистанционный…
Поскольку я глазел на устройство как неандерталец на электрическую лампочку, Сережа смутился и махнул рукой:
— Короче, старик, это такая штука, которая собирает биоэнергию.
— Где собирает?
— Рядом с живыми существами, разумеется. Грабит их биополя.
— Кошмар. Все всё прут. Даже ауру.
Улыбка собеседника доползла до его собственных ушей:
— Против донорской крови ты тоже чего-то имеешь?.. Это же для больных. Для умирающих.
— Ясно… Бог в помощь. Кстати, ты так и не ответил, какая у тебя цель в жизни.
Сергей поглядел на меня искоса и рассмеялся.
— Совершить как можно больше открытий.
— Скромно, — я усмехнулся. — В сфере биоэнергетики?
— Где получится… Ну, не смотри ты на меня так. Я и без тебя понимаю, что кодовая фраза звучит по-идиотски. Можно сказать как-нибудь иначе, но тогда формулировка будет неточной. Тебе нужен корректный ответ, или — грамотный с точки зрения имиджа?
