Джон Кристофер - Маленькие человечки
– Я думала о доме. Возможно, я не стану продавать его.
– Вряд ли нам это по карману. – Он увеличил скорость. – Ты не представляешь себе, каких расходов он потребует.
– Я придумала, как получать от него доход.
– Как? – засмеялся Дэниел.
– Сделать в нем гостиницу. Что-то вроде дома отдыха.
– Это не слишком реальный проект, правда? Ты ведь никогда не занималась подобными делами.
– Я хочу попробовать.
– Ты серьезно?
– Думаю, да. Серьезно.
– А ты учла кулинарные способности миссис Малоне?
– Да. Кухню я возьму на себя. Я люблю готовить, и у меня неплохо получается.
– А дом не слишком далеко расположен?
– Мэт сказал, что в этом его преимущество. Люди, приезжающие отдыхать в Ирландию, хотят посетить самые глухие уголки.
– Так это была его идея?
– Да. Но она показалась мне очень разумной. Сейчас невозможно, продать этот дом с выгодой. Если удастся заполучить постояльцев, то его стоимость значительно повысится. К октябрю я освобожусь.
– Ты не уложишься вовремя, – недовольно сказал Дэниел. – Надо слишком много времени, чтобы привести дом в порядок.
– У меня есть несколько месяцев. Если я сразу займусь этим делом, то смогу принимать постояльцев уже в начале мая.
– Тебе потребуются деньги, – в его голосе послышались предостерегающие нотки. – Не рассчитывай на мою помощь в этой бредовой затее.
– Денег у меня достаточно, – возразила Бриджет, – не считая того, что оставил дядя Шеймус.
– Я все правильно понял? – спросил он. – Ты собираешься уехать на следующей неделе, и я не увижу тебя до самого дня нашей свадьбы?
– Зачем так преувеличивать? У тебя же будет отпуск, и ты сможешь приехать ко мне.
Оставшийся путь до ее дома они молчали.
– Зайдешь выпить кофе? – спросила она.
– Нет, спасибо. Я устал, да и ты тоже.
Дэниел помог ей выйти из машины и холодно поцеловал.
– Поговорим об этом завтра, – сказал он.
Открывая дверь, Бриджет услышала, как его автомобиль тут же отъехал. Дэниел очень разозлился на нее, и понятно почему. Он был уверен, что в его силах убедить ее отказаться от этого «прожекта». А она слегка сердилась, зная, что все равно не уступит его уговорам.
Глава 3
За два дня до отплытия между ними произошла ссора – самая неприятная за последние несколько месяцев. Они были в гостях у Гринбергов, кто-то заговорил об арабах и Хелен не могла удержаться. В этом была вина и самой Мэри Гринберг – мартини оказался очень крепким, а она все время подливала в еще не опустевшие бокалы.
Уоринг смотрел на жену с тихой болезненной ненавистью. Та стояла с бокалом в руке, крашеные золотистые пряди растрепались. Она напыщенно говорила о бедуинах, рассуждала о том прекрасном времени, которое провела на берегу Персидского залива, о жизни с отцом в центре нефтяного района и о том, что замужество лишило ее всего этого. Уоринг Селкирк попытался вспомнить, какой она была восемнадцать лет назад, как выглядела, о чем говорила. Конечно, тогда она была привлекательней, изящной и миловидной, но не выделялась среди окружавших его девушек. А голосу нее остался прежний: резкий, монотонный, очень громкий, если она была чемто взволнована. Но Уоринг подумал, что она умна, прости Господи. Она и тогда говорила о бедуинах, и он был очарован.
Но теперь Хелен постарела, пополнела, стала больше пить, а тут они еще пришли в гости к Гринбергам, да и Кохны стояли рядом и слушали. Он смотрел на Хелен через плечо Джулии Беннит и пытался понять, что говорит ему о Йоркшире Джулия, но ее негромкий голос заглушался словесным потоком с другого конца комнаты. Он молчал, пока Хелен не заговорила о палестинских беженцах. Тогда, придумав какое-то извинение, он быстро пересек комнату и прервал тираду Хелен, громко напомнив, что им давно пора домой – нужно пораньше лечь спать перед завтрашним отъездом.
Хелен посмотрела на него ничего не выражающим взглядом. Несмотря на то, что она напилась, голова у нее работала прекрасно. Он знал, что в этот момент она просчитывала, что лучше: открытое столкновение в доме Гринбергов или молчаливое согласие. Она выбрала последнее. Скандал начался в машине, когда они отъехали, и не прекращался до самого дома. В следующие полчаса Хелен просто перешла на истошный крик. Когда Уоринг услышал, что заскрипела входная дверь, он сказал:
– Это Черри. Заткнись, а?
Но, конечно, Черри не играла никакой роли – это ведь не компания у Гринбергов, перед которой следовало сохранять видимость приличия. Хелен завопила еще громче. Входная дверь уже закрылась, когда он вышел в коридор. Уоринг собирался выйти и позвать дочь домой, но Хелен выскочила из спальни и схватила его за руку. Ее ногти больно впились в кожу. Она не отпускала его долго – идти за Черри стало уже бессмысленно, и он обвинил жену в том, что она совсем не думает о дочери и ее не волнует, что с ней может случиться. Она набросилась на него и попыталась задушить.
Пришлось резко оттолкнуть ее. Хелен тяжело упала, завыла (как одна из тех проклятых собак, о которых она так любила рассуждать), а затем, как будто прочитав его мысли, бросилась на него и укусила за ногу. На этот раз Уоринг очень сильно пнул ее ногой и вновь подумал о том, как он ошибся когда-то.
В конце концов она заткнулась и ушла в спальню. В комнате для гостей была приготовлена кровать, но там не было пижамы. Уоринг налил себе виски и задрал штанину, чтобы осмотреть ногу. Она болела. Уоринг понял, что от укуса останется след, но, по крайней мере, нога не прокушена до крови, нет необходимости прижигать.
Отправившись на кухню, он попытаются улыбнуться и приготовил себе бутерброд из остатков холодной курицы. Затем поставил пластинку Гайдна, чтобы успокоиться, и стал ждать возвращения Черри.
Ждать пришлось долго. Было без четверти одиннадцать, когда входная дверь открылась. Дочь казалась очень бледной. Он не поинтересовался, где она пропадала, а сама Черри ничего не сказала. Она поднялась наверх, остановилась перед дверью их спальни, но стучать не стала, а пошла дальше – в свою комнату. Несколько минут он сидел, глядя в пустоту, а потом сам отправился наверх.
Он устал, был физически и морально опустошен, но не мог уснуть. Мысли крутились вокруг старых ошибок и неисполненных решений. В последнее время жизнь была довольно спокойной. Так могло бы продолжаться и дальше. Что бы случилось, если бы он не вмешался в разговор у Гринбергов? Хелен бы выставляла себя дурой, жестокой, пьяной сукой, а Манни, Люси и Кохны были бы оскорблены. Но это имело значение только для его самолюбия. Разве евреи не привыкли к оскорблениям? В итоге пострадала Черри, так стоило ли вмешиваться?
Он снова подумал о путешествии: оно даст возможность не только отдохнуть от университета, но и избавиться от неурядиц, ругани и беспорядка, в которых они погрязли. Уехать туда, где течет спокойная, размеренная жизнь… Хелен это пошло бы на пользу. И ему тоже. И Черри. Сейчас это казалось смешным. Спокойствие – не минеральный источник. И жизнь – не коробка, на которую можно повесить ярлык: «В поездке не требуется».
